Мессианское наследие
Шрифт:
Мы недоуменно переглянулись. Возможность этого даже не приходила в голову ни нам, ни Кемпу. Да, действительно, резиновый штамп — это убедительное объяснение полной идентичности подписей под «Предупреждением» и под Ежегодным отчетом, совпадения всех их размеров и деталей. Крупные коммерческие организации, государственная администрация и многие другие учреждения, в которых приходится обрабатывать и оформлять груды документов, действительно пользуются такими штампами. Директор крупной компании обычно не подписывает собственноручно многие сотни платежных чеков. Тем не менее Плантар ясно дал понять, что он имеет — или во всяком случае имел — доступ к тому самому штампу, который использовался
— Но, — возразили мы, быстро собравшись с мыслями, — один из людей, чьи подписи стоят на этом документе…
— Мертв, — тотчас прервал нас Плантар, так что слова застыли у нас на устах. — Да, Джон Дрик умер в начале 1982 г. Однако Приорат Сиона продолжал использовать его подпись на внутренних документах до тех пор, пока вакансия, возникшая после его смерти, не оказалась заполненной.
Нам это не показалось достаточно убедительным объяснением. В конце концов, использование подписи умершего человека — это едва ли распространенная практика в организациях любого рода. Однако мы не стали оспаривать утверждение Плантара. Мы были не в состоянии дискутировать с ним о внутренних делах и практике, принятой у членов Приората Сиона, сколь необычными они ни казались бы.
Мы никогда не упоминали в разговоре с Плантаром ни о Кемпе, ни о том, что Кемп встречался с Гэйлордом Фриманом. Плантар также явно не показывал, что ему известно кое-что и о том, и о другом. Вместо этого он — просто к слову или же желая намекнуть, что ему все известно, — неожиданно заметил, что в декабре прошлого года была официально отменена статья XXII устава ордена. И в последние девять месяцев члены Приората Сиона более не обязаны признавать свое членство в ордене. Наоборот, они получили инструкцию отрицать, что им что-либо известно об ордене, и не делиться никакой информацией о нем.
Мы были просто обезоружены. Вопреки нашим ожиданиям, Плантар фактически ответил на все вопросы, которыми мы намеревались обескуражить его. Он не размышлял над ответами, не делал пауз, чтобы собраться с мыслями, и даже ничуть не смутился. Более того, он дал ответы на все вопросы, которые мы собирались обрушить на него. У подобного поведения есть лишь два объяснения. Либо этот человек обладал даром ясновидения, что представлялось нам маловероятным, либо его предупредили. Но источники, от кого могло исходить предупреждение, были крайне ограничены, а мы верили в благоразумие Кемпа.
Оставался вопрос о противоречиях в свидетельствах о рождении. Естественно, мы упомянули о них. Плантар оставался совершенно невозмутим. Он не сделал даже краткой паузы, не выказал ни тени растерянности и смущения. Напротив, он одарил нас краткой, снисходительно-иронической улыбкой, как бы безмолвно комментируя нашу бестактность, словно мы попытались вторгнуться в его частные дела и личную жизнь. Да, согласился он, указывая на свидетельство, в котором его отец был назван камердинером, этот документ был подброшен в мэрию в годы войны. Такова была обычная практика в те годы, пояснил он. Тогда было заурядным явлением (особенно если дело касалось людей, так или иначе связанных с движением Сопротивления) подбрасывать в архивы ложную информацию, чтобы ввести немцев в заблуждение.(2)
Это объяснение мы попытались проверить. На следующий день мы отправились в мэрию и предъявили тамошним чиновникам оба противоречащих друг другу свидетельства. Нам сразу же ответили, что в годы войны многие документы были сознательно фальсифицированы, чтобы обмануть или ввести в заблуждение немецких оккупантов. Многие подлинные документы были уничтожены или изъяты и спрятаны.(3) Мэрия может ручаться за подлинность только материалов, относящихся к послевоенному времени. Что же касается документов, относящихся к периоду до 1945 г., то тут доказать достоверность материалов просто невозможно. Все, что чиновники могли сказать, — это посоветовать поискать в архивах. Если отец План-тара действительно был графом, было бы естественно скрывать этот факт от гестапо, которое целенаправленно преследовала и уничтожало аристократию. Поэтому Плантар вполне мог изъять свое свидетельство о рождении и подменить его подложным. И если после войны он не позаботился о том, чтобы произвести обратную замену и передать в мэрию подлинные документы, информация, хранящаяся в мэрии, является ложной.
В ходе беседы в «La Tipia» возник ряд других вопросов. Как и на прошлых встречах, Плантар не упустил случая пророчествовать о крупных событиях в общественной жизни. Сейчас все становится на свои места, заметил он. Все фигуры занимают на шахматной доске предназначенные для них позиции. Еготеперь ничто не остановит, заявил он, не уточняя, что или кого именно. Миттеран, добавил он, представлял собой необходимый этап развития. Однако теперь он сделал свое дело и может уйти. Настало время двигаться дальше, заметил Плантар, и ничто не в силах этомупомешать.
Естественно, мы спросили Плантара, знаком ли он лично с Гэйлордом Фриманом. Да, конечно, патетическим тоном отвечал Плантар, в полной уверенности, что его слова будут записаны на пленку. Мы спросили его, с какой стати такой крупный американский финансист, как Гэйлорд Фриман, может так или иначе проявлять активный интерес к реставрации Меровингов во Франции. Плантар немного помедлил. Для людей такого плана, как Фриман, проговорил он, главной целью усилий является общеевропейское единство, создание Соединенных Штатов Европы, которые объединили бы все государства континента в сплоченный блок, сравнимый с США и СССР. В то же время Плантар упомянул о расширении Общего рынка — создании финансовой или экономической модели, аналогичной ЕЭС, которая в перспективе включила бы в себя и Соединенные Штаты. За этим последовала новая пауза, после которой Плантар добавил фразу, прозвучавшую как своеобразное резюме к этой теме. Сегодня, заметил он, было бы неверным отождествлять непосредственные цели Приората Сиона с реставрацией династии Меровингов.
Последнее утверждение прозвучало неожиданной новостью, продиктованной ситуацией, сложившейся после выхода в свет нашей предыдущей книги. Быть может, предположили мы, в этом и заключается источник трудностей в отношениях между «англо-американским контингентом» и прочими членами Приората Сиона? Возможно, виной этому и внутренние трения. Английские и американские члены ордена настаивали на переносе приоритетов с монархической идеи, столь дорогой сердцу Плантара, на более приземленные и практические экономико-политические принципы деятельности. Когда мы затронули эту тему, Плантар отказался ее комментировать.
— А что же Ватикан? — поинтересовались мы, пытаясь задеть струны, которые могли бы побудить Плантара рассказать об этом поподробнее. — Является ли нынешний папа римский потенциальным союзником или потенциальным противником подобных планов?
— Не бывает ни «плохих», ни «хороших» пап, — отвечал Плантар. — Это— чем бы оно ни было — является для Ватикана вопросом текущей политики, к реализации которой причастен любойпапа. В любом случае с Ватиканом в этом вопросе было достигнуто согласие. Правда, пришлось пойти на некоторые уступки, но они носили чисто номинальный характер.