Месть Акулы
Шрифт:
— Следователь мне сказала, что Виктория — ваша сестра.
Акулов промолчал.
— Поверьте, я этого не знал. Она мне ничего не говорила.
— Не знал? А если б знал, то что бы это изменило?
Градский дёрнул кадыком. Видимо, он и сам не очень представлял, что хотел выразить последними словами. Сказалась комсомольская привычка говорить много и пусто, выражать соболезнования, да и поздравления, в обкатанных пространных формулировках, где за частоколом эпитетов скрывается почти полное отсутствие смысла.
— Может быть, я позволил себе сказать что-то лишнее, когда вы со мной разговаривали. Приношу извинения.
— Спасибо. Но я не обидчив.
— Я сейчас хочу поехать в больницу, узнать, как
— Узнай.
— И наверное, я должен позвонить вашей маме?
— Не должен.
— Понятно.
Градский чувствовал себя крайне неловко, чего, собственно, и добивался Акулов. Кульминацией неловкости стал тот момент, когда Феликс Платонович, не подобрав новых слов, но и не решаясь сесть в машину, чтобы уехать, неожиданно наклонился и принялся энергично отряхивать брюки. Как будто не «плимут» обхаживал, а навоз по дачному огороду раскидывал.
Акулов подождал, пока он выпрямится, и только после этого спросил:
— Ты откуда знал про оружие? — Интонационно к концу фразы очень подошло бы обращение «дядя». Или «дятел»…
Градский это почувствовал.
Внутренняя борьба продолжалась недолго. Заговорил он, криво улыбаясь и торопясь, как если бы от того, сколько времени займёт его признание, зависела дальнейшая судьба:
— Каролина мне сама говорила. У них ведь там, в Шахте, сплошные «чёрные следопыты»! Вся деревня… То есть весь город этим занимается. Кто для себя, кто — на продажу. И Миша тоже… Она говорила, что он и сюда эти железки притащил. Якобы чтобы её защищать, если кто-нибудь напасть попытается. Каролина сказала, что сначала это барахло просто где-то на антресолях валялось, но потом, когда отношения с Мишей испортились, он как-то раз напился и начал её по квартире винтовкой гонять. Она боялась, что он может и выстрелить. Так, мол, и говорил: «Застрелю, если не прекратишь голой жопой перед мужиками вертеть!» Она у меня спрашивала, как ей поступить. И меня спрашивала, и Анжелику. Я сказал, чтобы обращалась в милицию, но она не хотела поэта своего подставлять. Я уговаривал, Кодекс показывал, объяснял, что за добровольную сдачу оружия никакой ответственности нет, даже заплатить могут немного, но она все равно отказалась. Тогда я предложил ей дождаться, пока Миша куда-нибудь уйдёт, и выбросить винтовку на помойку. Или в мусоропровод. Не важно куда, лишь бы убрать из квартиры, а потом по «02» позвонить, анонимно. Сказать: так, мол, и так, в таком-то месте ищите оружие. И все, проблемы нет. Она обещала подумать. Переживала только, что Миша слишком редко из дома уходит, долго придётся случая ждать. Тогда я сказал, что могу его пригласить, якобы на новое прослушивание, а она в это время все и обтяпает. Как раз на этой неделе мы собирались операцию провернуть…
Глава пятая
С самого начала дело пошло наперекосяк.
Звонить Максиму Коля не стал. Они жили в одном доме, так что Николай просто накинул куртку поверх спортивного костюма, купил в ларьке сигареты, а потом дошёл до соседнего подъезда. Квартира Макса располагалась на первом этаже, он заметил коллегу в окно и открыл ему дверь, не дожидаясь звонка.
— Привет. Случилось чего, или так, пивка выпить?
— Денис халтурой озадачил. Впишешься?
— Куда деваться?
Год назад у Макса родился ребёнок, так что сейчас детектив был готов воспользоваться любым случаем, чтобы лишний раз улизнуть из дома, подальше от криков, сосок и грязных пелёнок. Тем более, когда можно было совместить отдых от семьи и дополнительный заработок.
— Дэник не сказал, сколько заплатит?
— Не
Ермаков занимал в фирме пост не то чтобы очень высокий, но значительный во многих отношениях, так что с ним стремились поддерживать хорошие отношения. Тем более, что частыми просьбами он не обременял и всякий раз, когда такое случалось, платил достаточно щедро.
— Если часов шесть отсидим, то по тысчонке, наверное, выйдет, — прикинул Макс возможный доход. — Не Бог весть что, но у меня каждая копейка сейчас на счету. Доктор сказал, что мелкого на массаж надо возить, а там один сеанс полторы сотни стоит. А если этого хрена, в чёрном пальто, мы задержим — тогда, наверное, и премия какая-нибудь прибавится.
— Лучше бы он не пришёл, — попытался остудить пыл напарника Николай, но Макс только рукой махнул:
— Чего нам бояться? Давай звони Макарычу, а я быстренько соберусь.
Оставив Николая в коридоре, Максим ушёл в комнату и плотно затворил дверь, чтобы не было слышно, как он станет объяснять жене причину непредвиденной отлучки.
Макарыч стал выкобениваться. Он был стреляный воробей и с полным основанием считал, что на кривой кобыле его не объедешь. Год назад он уволился из милиции в звании старшего прапора с должности водителя службы наружного наблюдения, которую и занимал практически все двадцать пять лет, которые носил погоны. В оперативной работе он разбирался постольку-поскольку, но город знал назубок, любую машину водил виртуозно и обладал способностью всегда ускользать от внимания, не важно, находился он за рулём своей тачки, в толпе пешеходов или над писсуаром общественного ватерклозета. Долгие месяцы, если не годы, которые он провёл в ожидании «объекта», выработали в Макарыче неистребимую привычку обсуждать руководство, запоминать слухи и анализировать сплетни, шлейф которых неминуемо сопровождает любого начальника. Как следствие этого, у него развился феноменальный нюх на всякие начинания, которые являлись побочной, не связанной с основным видом деятельности, инициативой патрона, преследующего свои корыстные интересы, и на сомнительные, с правовой точки зрения, приказы.
Прямо так он сейчас и сказал:
— Ермаков, говоришь, приказал? Я этого не слышал!
— Он велел мне передать.
— А ты кто, «передаст»?
— Слышь, Макарыч… — Николай удержал готовую вырваться грубость, начал подбирать выражения, чтобы убедить старого пентюха согласиться поехать, но в этой задаче не преуспел. Его словарный запас был значительно более скуден, чем арсенал бросковых приёмов, молчание затянулось, и Николай брякнул то, что ещё больше развеселило водилу: — У Ермакова трубка села, он до тебя дозвониться не смог.
— Ох-хо-хо! — Смех у Макарыча был противный, как кашель. — А что, других телефонов в городе нету?
Помимо нюха на неприятности, который настойчиво рекомендовал остаться дома, Макарыча сдерживало ещё одно обстоятельство. Дело в том, что он не мог воспринимать Дениса в роли начальника. На его взгляд, Ермаков был слишком молод, неопытен и переменчив, чтобы руководить. Ему бы ещё лет десять простым опером отпахать, а он забросил ментовку и командует в частной конторе, изображая матёрого волка. Подчиняться его распоряжениям Макарыч не любил и старался их нарушать, как только представлялась возможность сделать это безнаказанно.
— Короче! — У Николая лопнуло терпение, и он произнёс несколько грубых слов, но Макарыча это не проняло, он ответил похлеще, ядрёнее, и Николаю не осталось ничего другого, как просто спросить: — Так ты едешь?
— Конечно, нет.
— Пшел вон, старый дурак!
Коля громыхнул трубкой по аппарату и только после этого заметил, что Макс давно закончил собираться, вышел из комнаты и с интересом прислушивается к перепалке.
— Извини. — Николай кивнул на телефон. — Довёл меня этот козёл.