Месть Аскольда
Шрифт:
Действительно, встреча козельцев в княжеских хоромах была обставлена торжественно. Холопы от самого крыльца вели гостей, словно знатных бояр, а в гриднице их встретили князь и княгиня и по очереди расцеловали вошедших. Княжна даже порывисто прижала к себе Всеславну, ревнивым взглядом попутно осматривая. Лицо молодицы выглядело усталым и слегка бледноватым, однако не потерявшим своего былого очарования.
Княгиня не могла не заметить, с какой любовью Всеславна смотрит на своего суженого, и у нее полегчало на душе. Хотя досада все
Князь торжественно приблизился к Всеславне и надел на ее шею ожерелье из берилл-каменьев. Аквамарины в солнечном свете отдавали морской глубиной, притягивая игрой красок. Запястье княжны украсил золотой браслет из витых дротов. Это был подарок княгини. Так черниговские властители откупились за ранее причиненные мучения.
Княжеская чета усадила гостей рядом с собой. Бояре зашептались. Первый вопрос задала хозяйка. Он касался ее брата.
— О нем ничего не знаю, — ответил Аскольд. — Когда покидал город, он был еще жив.
— Что же стало с городом? — спросил князь и отхлебнул хренового квасу.
— И тут ничего не могу сказать, — Аскольд посмотрел на жену. — Но мне довелось видеть, что татары сделали с Москвой, когда от нее остались одни головешки. Боюсь, та же участь постигла и мой город, — взор молодого Сечи опечалился.
— В этих дикарях нет ни жалости, ни человечности. Не дай Бог, если они придут сюда, — вздохнул князь.
Аскольд оживился:
— Пока не поздно, надо кликать помощь. Когда нас позвали поляки, мы ведь откликнулись на их зов! Одним тяжело будет отбиваться…
Князь кивнул. Посмотрел на боярина Кобылу, не спускавшего взора со Всеславны. «Ох, хороша твоя женушка, Аскольд», — подумал князь и покосился на княгиню, оживленно о чем-то беседующую со Всеславной. Он невольно залюбовался обеими. И сейчас, несмотря на то, что была значительно старше Всеславны, его супружница выглядела прекрасно. Дворовые девки постарались, румян не пожалели, и она казалась моложе своих лет.
— Ты верно говоришь, Аскольд. Одному всегда тяжело, — согласился князь. — Признаться, Конрад недавно тоже присылал ко мне гонца с предложением объединить наши силы. Догадайся, кого он еще кликал?
— Может, того гордого самовлюбленного тевтона?
Князь рассмеялся.
— Скорее уж надутого, как петух, которого эти самые пруссы чуть не общипали, кабы не твой, светлая ему память, отец. Добрый был воин и лучший из всех воевода! Таких теперь на Руси не осталось. — Князь взял кубок и поднял его над головой. В гриднице все замерли. — Помянем, други мои, лучшего воеводу и доблестного воина Андрея Сечу! Сегодня его нет с нами. Мы не ведаем, где покоится его буйная головушка, но знаем, что он отдал свою жизнь за нашу Русь, за свою, политую кровушкой и потом, землю. Так пусть же она ему будет пухом, а героический подвиг его станет для нас всех мерилом любви к своему родительству.
Князь жадно, большими глотками осушил кубок. Обтер ладонью мокрые губы, обнял Аскольда за шею и звучно поцеловал.
— А ну! — зычно гаркнул Михаил и ударил пустым кубком об стол.
Подскочивший немедленно отрок наполнил кубок вином.
— Други мои, — опять заговорил князь, — воевода оставил нам не только славу своих деяний, он оставил нам еще и самое дорогое — доброго воина, своего сына, ратная жизнь которого только начинается. Так пусть судьба бережет его от вражеской стрелы, острого меча и злого языка! Во здравие нашего гостя и его прекрасной супруги!
Князь осушил очередной кубок. Княгиня осуждающе посмотрела на мужа. Тот только залихватски подмигнул ей и ударил Аскольда по плечу.
— Слушай, друг Сеча! — громко сказал он. — А ведь ты так и не отгадал, кого лях хотел навязать мне в товарищи. — И, не дав больше гостю подумать, ответил сам: — Даниила!
Имя было произнесено с таким остервенением, что даже не искушенному в жизненных передрягах Аскольду стало ясно: миру между этими людьми не бывать. Эта мысль сильно опечалила Аскольда.
— Князь, — проговорил он, — коли ты ценишь память моего отца, я хочу тебе напомнить: он всегда был за мир между вами, князьями. Он мне с детства внушал, что ссорящиеся князья, как бы ни клялись они в верности Руси, своими распрями приносят ей только вред. Поляк был прав, призывая тебя к миру с Даниилом!
Аскольд говорил, волнуясь. По существу, это была его первая речь в столь представительном собрании. Собравшиеся смотрели на него с удивлением, а некоторые — с явным одобрением.
— Мальчишка! Щенок! — взревел князь. — Ты кого учишь?! Сейчас же велю пороть тебя плетьми! Эй, стража!
— Князь, — Всеславна вскочила и умоляюще заломила руки, — не вели этого делать! Аскольд, как и его отец, думает только о Руси и о ее благе. За что же ты велишь сечь его? За то, что он жизни не жалеет ради нее? Или, может, за то, что желает счастья твоему княжескому двору? Лучше уж отпусти нас, и мы уйдем с миром… И пусть позор не покроет твою голову.
Женщина говорила страстно и убедительно, красивые глаза горели неукротимым огнем. Но от дверей, гремя оружием, уже шли дружинники. Аскольд поднялся. Рука легла на меч. В ожидании развязки гридница словно вымерла.
— Милый, — раздался вдруг бархатный, нежный голос. Княгиня подошла к мужу. — Милый, — повторила она и провела ладонью по его щеке, — Аскольд — твой гость. И гость желанный. Усмири свой гнев. Он и вправду не хочет тебе зла. Прости сему еще зеленому мужу его дерзкие слова. Вспомни свою юность. Разве всегда ты был прав? Разве твои родители не гневались на тебя? Но они никогда не унижали твоего достоинства.
Стражники приблизились к столу.
— Прочь! — рявкнул на них внезапно князь. — Пошли вон отсюда!