Месть через три поколения
Шрифт:
Его невзрачная собеседница глянула на Ингу с откровенной неприязнью, но признала, что рядом с такой красоткой ей ловить нечего, и смиренно отошла в сторону.
Длинноволосый ввинтился в толпу, то и дело оглядываясь на Ингу, подвел ее к тумбе, на которой стояла ваза с живыми цветами, и сообщил таким тоном, как будто был причастен к тайному знанию:
– Вот здесь оно лежало в вазе. Представляете, какой ужас?
– В этой самой вазе?
– Нет, ту вазу забрала полиция, как это, вещественное доказательство. А вы интересуетесь
– Не особенно, – честно призналась Инга. – Я из тех, которые, как стервятники, слетелись на запах сенсации.
Молодой человек покраснел и даже, кажется, стал меньше ростом.
Инга огляделась.
Пришла она на эту выставку, и что это дало?
Она ни на шаг не приблизилась к разгадке смерти Воскобойникова и исчезновения его брата. Что бы там Шеф ни говорил, но чем ей может помочь эта галерея? Ладно, попробуем тогда приобщиться к искусству.
Вокруг сновали посетители выставки, разглядывая картины.
Инга тоже взглянула на них, впрочем, без особого интереса.
В основном это были вполне заурядные пейзажи, портреты и натюрморты, ничего особенного. Вдруг на дальней стене она увидела картину, которая резко выбивалась из общего ряда.
На картине был полуоткрытый платяной шкаф, а в этом шкафу…
Инга не поверила своим глазам.
В шкафу был подвешен ухмыляющийся мертвец.
Он висел точно в той позе, в какой Инга нашла мертвого Воскобойникова. Только выражение лица другое. На лице Воскобойникова застыло выражение ужаса, безмерного удивления, мольбы, а у мертвеца на картине была наглая, издевательская ухмылка.
Инга протолкалась поближе, чтобы лучше рассмотреть.
Это не могло быть совпадением.
– «Не ждали», – раздался рядом чей-то голос.
– Кто не ждал? – Она обернулась и увидела, что длинноволосый молодой человек снова оказался рядом.
– Эта работа называется «Не ждали». Вы понимаете, этим названием автор отсылает к знаменитой картине Репина.
– Понимаю, – усмехнулась Инга. – Вообще эта картина очень отличается от остальных. Как будто у нее другой автор.
– Вы совершенно правы! – Молодой человек оживился. – Эта работа относится к раннему периоду творчества Милославского, когда он находился под влиянием немецких экспрессионистов со свойственной им любовью к гротеску, резким, цветовым сочетаниям, шокирующим сюжетам и деталям. Позже художник перешел к другой эстетике…
Инга его не слушала: она смотрела на картину.
Теперь она увидела то, чего не заметила издалека. Ту самую шокирующую деталь.
Грудь мертвеца была криво рассечена, как грудь Воскобойникова. Из кровавой раны, как из жилетного кармана, торчали большие, тщательно выписанные серебряные часы с массивной цепочкой.
Инге показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она вспомнила тот ужас, который пережила в пустой квартире рядом с телом Воскобойникова. Вспомнила мелодию довоенного шлягера, звучащую
Теперь эта мелодия ассоциировалась у нее только со смертью. Со страшной смертью.
– Вы так побледнели! – всполошился назойливый молодой человек. – Вам нехорошо? Согласен, эта картина может шокировать неподготовленных. Мы даже не хотели включать ее в экспозицию, но автор очень настаивал…
– Здесь просто душно, – отмахнулась Инга. – Вас, кажется, разыскивала ваша подруга.
– Ах, Анфиса. – Молодой человек снова смутился, но тут же забормотал: – Это просто знакомая…
– Меня это не интересует, – отрезала Инга.
Она справилась с головокружением и снова пригляделась к часам на картине.
Шеф любит повторять: нельзя привыкнуть к ужасному, с которым они сталкиваются в своей работе. Если ты к этому привыкнешь, в тебе не останется ничего человеческого. Но можно научиться воспринимать ужасное с трезвым профессионализмом, а для этого нужно внимательно вглядываться в то, что тебя потрясло, подмечать каждую деталь, любую подробность, ничего не упуская.
И Инга принялась внимательно разглядывать картину.
Первое, что она поняла: рана на холсте была в точности такой же формы, как рана на груди Воскобойникова, как будто художник писал ее с натуры.
Нет, тут же поправила она себя, картина написана значительно раньше, чем убит Воскобойников. Значит, как ни чудовищно это звучит, не художник копировал убийцу, а убийца – художника.
После раны она перешла к часам, торчащим из окровавленной груди.
Часы были выписаны с особой тщательностью.
Старинные серебряные часы, какие когда-то давно мужчины носили в жилетном кармане.
В верхней части циферблата Инга разглядела слово, вероятно, название фирмы, написанное затейливым готическим шрифтом: Westgotten.
– Вестготтен, – произнесла Инга это незнакомое слово, словно пробуя его на язык.
– Что вы говорите? – удивился длинноволосый молодой человек, который все еще ошивался рядом, хотя Инга ясно дала понять, чтобы ее оставили в покое.
– Да так, ничего. А вам не пора заняться делом? Вы же вроде здесь работаете.
Молодой человек расстроенно тряхнул волосами и наконец отошел.
Инга сфотографировала картину на телефон и хотела уже уйти, когда увидела на столике в углу стопку цветных каталогов. Она взяла один, нашла ту самую картину и взглянула на репродукцию.
Есть такая детская игра – найди десять отличий, развивает память и наблюдательность. Но сейчас не нужно было долго сравнивать репродукцию с оригиналом, чтобы найти одно, зато весьма важное отличие.
На циферблате часов в каталоге не было названия фирмы. Не было загадочного слова Westgotten, написанного изящным готическим шрифтом.