Месть длиннее жизни
Шрифт:
Грузчики вытащили машинку с крысиными трупами внутри, мать напоследок коснулась ободранного бока, подхватила пыльную салфеточку, Андрей вырвал ее и выбросил на площадку. Обернулся, но было поздно: мать нагребла с пола старых газет и сжимала их с таким видом, что отобрать макулатуру не представлялось возможным. Отступила, начала листать потрепанные страницы.
– Бабушка сама шила и вязала, – истерический тон адресовался Светке, но та и ухом не повела. – И выкройки сама делала, из газет, и кроила, и на машинке строчила. И вязала на спицах и крючком, и вышивала/ «Ленинское знамя», октябрь семьдесят пятого, – мать трепала желтую нехорошо пахнувшую газету, –
Она причитала еще что-то над рваниной, Светка осматривала неожиданно просторную кладовку, Андрей вышел рассчитаться. Тут же раздался недовольный материн голос, перешедший в крик, Светка безмолвствовала.
– Дома у себя будешь распоряжаться, дорогуша, когда он – дом – у тебя будет! А тут тебе никто командовать не даст, понятно? Понятно, спрашиваю?
Мать топталась перед Светкой и все грозила ей пальцем, та и ухом не вела, обернулась к Андрею.
– Гардеробная хорошая получится, – улыбнулась она, – места много. Ламинат положить, обои переклеить, вешалки купить, шкаф большой и отлично. Можно много чего тут хранить. И вентиляция имеется.
Она показала вверх, и Андрей только сейчас заметил в дальнем углу, до этого прикрытый вазочкой с сухими ветками зарешеченное окошко и нехилую такую дыру в нижнем углу. Так крыса, наверное, и пробралась сюда, обнаружила вековые завалы и свила гнездышко. Андрей передернулся, обнял Светку, поцеловал ее в щеку.
– Это ты хорошо придумала, но мама сама решит. Чай пить будем?
А у самого до сих пор ком в горле стоял, и от воспоминания, как крыса лезла по стене, и от ее голых выродков, оравших в кипятке. Мать снисходительно улыбнулась, прижала макулатуру к груди и проследовала в гостиную. Андрей вошел следом за Светкой, и они все разместились за большим круглым столом, в окошко светило солнце и о недавнем кошмаре ничего не напоминало, кроме неведомо как оказавшейся на подоконнике облезлой от времени вазочки, хорошо, хоть без засохшего куста внутри.
– Давно так не сидели, – сказал Андрей, чтобы разрядить обстановку, – редко собираемся.
Мать кивнула и принялась расставлять тарелки из белоснежного мейсенского фарфора, про Светку при этом точно забыла, вроде как по рассеянности. Андрей отдал жене свою, мать недовольно поджала губы, но заставила себя улыбнуться.
– Вот детки у вас появятся, и я к вам сразу перееду, – пропела она, подавая сыну посуду, – буду вам помогать с ребеночком управляться/
– Спасибо, – Светка преданно поглядела на свекровь, – но мы как-нибудь сами справимся. Вам будет тяжело с нами.
Мать с деланным безразличием пожала плечами, Андрей сжал Светкино колено под столом. Жена дернула ногой, скидывая его руку, но Андрей сжал пальцы еще сильнее. На их условном языке его жест говорил: не дергайся, а Светка будто отвечала – знаю, все в порядке. Но до порядка было очень далеко.
– Подарок, – шепнул Андрей, Светка сунулась в сумку, что висела на спинке ее стула и достала тяжеленькую розовую коробочку, от которой очень приятно пахло, протянула мужу. Терпкий сладковатый запах успокаивал, Андрей отвел ее руку и глянул на мать. Светка вздохнула, поднялась из-за стола.
– Это вам, – она протянула коробку свекрови, – очень хорошие духи, новинка парижского дома моды. Вам понравится.
Мать не шелохнулась, Светка поставила коробочку перед ней на стол и села. Именинница кончиком пальца тронула коробочку, точно хотела убедиться, что та ее не укусит, принюхалась с недовольным видом и ножом оттолкнула подарок от себя.
– Дешевка, – буркнула мать, – запах приторный, рыночный. Я тебе не торговка рыбой, милочка.
– Это я купил, – сказал Андрей. – В Милане, когда в командировку ездил.
Мать глянула на него, на Светку и снизошла, взяла подарок, распаковала, сунула нос в коробочку.
– Неплохо, неплохо, – пробормотала она, аккуратно надушившись, – спасибо сынок.
– С днем рождения. – Андрей поцеловал мать, Светка с приклеенной улыбкой наблюдала за ними. Мать едва кивнула ей и достала из легендарного буфета круглую зеленую бутылку с длинным горлышком, поставила на стол.
– Давайте праздновать.
Эти слова традиционно были в их семье сигналом, что стол можно грабить. Андрей немедленно взялся за салат, положил матери, повернулся к Светке, но та прикрыла тарелку ладонью. «Худеем. Ну-ну» – Андрей положил себе щедрую порцию, Светка взяла из вазы самую маленькую грушу и теперь с видом прирожденной аристократки пилила ее на чисто саксонского происхождения тарелке. Андрей открыл бутылку, пробка выскочила из горлышка с приятным легким звуком, запахло свежестью и кислым виноградным соком. Сухие вина он терпеть не мог, но налил себе бокал, чтоб не расстраивать компанию. Чокнулись, закусили.
– Франконское вино, – мать смаковала по глоточку, – Машенька привезла из Констанца.
Многозначительно глянула на Светку, но она так увлеклась грушей, что не обращала внимания ни на что другое. Психолог не зря брал нехилые деньги за свою работу.
– Она отдыхала на Боденском озере, посещала термы, поднималась в Альпы, – мечтательно рассказывала мать, – была в открытой опере, шикарно отдохнула, говорит. Это вам не Турция!
Она уставилась на Светку, и та оторвалась от груши, улыбнулась.
– Не знаю, я там не была и не тянет. Вы хотите в Турцию?
Андрей сделал большой глоток, скривился. Как это можно пить – непонятно, да еще и мелкими глотками. Он отставил бокал.
– Кислятина, – заявил, и принялся за салат. Светка повернулась к мужу.
– А по-моему хорошее вино, – искренне удивилась она, – чего ты капризничаешь?
Мать грохнула бутылку на стол перед невесткой, Светка подскочила от неожиданности.
– Пусть лучше пьет, – мать обращалась к Андрею, – у Людмилы Петровны, ну ты ее помнишь, учительница химии с третьего этажа – у нее сноха наркоманка! Все из дома тащит, вот где ужас!..
Светка деликатно отодвинула тарелку с половинкой груши и вышла на балкон.
– Не курить мне там! – вслед ей крикнула мать. Андрей перегнулся через стол.
– Мама, хватит.
– Не хватит, – прошипела мать и навалилась на скатерть, музейные тарелки опасно поползли к краю, – это тебе хватит ерундой заниматься, она тебе не пара! Ты знаешь, где Маша сейчас работает, кто ее отец? Ты понимаешь, от чего ты отказываешься?
Знал он превосходным образом и толстую пожилую девушку Машу с ножками-бутылочками, всегда в девчачьих платьях, голосок писклявый и сальный взгляд, как и ее волосы. Видел, и каждый раз поражался, почему она при своем положении и папе-полковнике ФСБ не приведет себя в порядок. Фамилия у нее была подходящая, Щур, и папа уже отчаялся пристроить дочурку замуж за кого-то из своего круга и был согласен на любого кандидата, готового продать душу за право приобщиться к благам их семьи.