Месть длиннее жизни
Шрифт:
Удалось, голая гадина улетела, мерзкий визг стих, вода еще померцала всеми оттенками зелени и синевы, и сделалась обычной, серой, спокойно стекала по лобовухе. Зато дождь стучал сильнее обычного, и тут Андрей сообразил, что это стучат в его дверцу, опустил стекло.
– Обалдел? – напротив стоял невысокий мужик в полосатом свитере, – машину купил, права купил, ездить не купил, да? Глаза разуй…
Он говорил что-то еще, пока Андрей приходил в себя. Наваждение спало, лишь руки как судорогой свело на руле и очень жарко, точно в парилке оказался. Увидел, что он выехал на встречку, что «тойота» стоит точно поперек двух сплошных, а на асфальте позади черный тормозной след. Встречные и попутные машины неторопливо едут мимо, народ из них кто лениво кто с опаской поглядывает
– Может, помощь нужна? – мужик в свитере смотрел уже по-другому, – выглядишь ты неважно. Сердце?
– Да, – зачем-то соврал Андрей, – у меня бывает. Извини, брат.
– Шел бы ты… к доктору. – Мужик сел в свою машину и уехал, Андрей развернулся, нарушив еще пару ПДД, и осторожно поехал в правом ряду, готовый в любой момент остановиться. Крысы не появлялись, немыслимой красоты цветы на лобовом стекле увяли окончательно. Зато заболела голова, как-то странно, от висков к затылку, руки дрожали, как у пьяного и очень хотелось спать.
«Что ж такое» – Андрей еле плелся по городу – «траванулся я, что ли». Ощущения были омерзительные, он и не помнил, когда раньше с ним такое бывало. Лет семь или восемь назад не спал сутки, пришлось гнать в Новгородскую область, а потом сразу обратно, все одним днем, больше трехсот километров проехал. Накануне не спал, выехал рано, и на обратном пути увидел собаку. Та бежала слева у переднего колеса, бежала неспешно, помахивала хвостом, не оглядывалась. Обычная дворняга с грязно-бурой шерстью, таких кабысдохов по городам и весям пруд пруди. И все бы ничего, но ехал Андрей восемьдесят километров в час, и собака не отставала. А когда прибавил до ста двадцати, пес чуть ли не на обгон пошел. Страха не было, кстати, Андрей съехал тогда на обочину и поспал пару часов, а когда проснулся, собака исчезла, и больше никогда не появлялась, и ничего подобного с ним не происходило до сегодняшнего дня.
Андрей добрался до дома, позвонил матери, отчитался, то есть наврал, что все в порядке. Потом набрал Светку, но та не ответила, из вредности, надо думать. Андрей выпил две таблетки «от головы» и улегся спать. Когда очнулся, чувствовал себя как с похмелья. Голова точно не своя, руки дрожат, перед глазами плавают какие-то мутные колеса и очень хочется пить. Кое-как добрался до кухни, опустошил чайник почти наполовину, малость ожил и сообразил, что вода холодная. Никто не грел его с утра, с завтрака, после которого они со Светкой поехали к матери. Андрей зачем-то осмотрел чайник, заглянул в холодильник – там все оказалось по-прежнему, а в квартире было очень тихо.
– Света! – Андрей пошел в комнату, оглядел диван, с коего сполз четверть часа назад, двинул дальше. Скоро во всей квартире было светло, вещи лежали как и утром, ничего не изменилось, Светки не было. На кровати валялись ее юбка, еще какие-то легкие вещички – утром она переоделась несколько раз, выбирая наряд, и решила-таки позлить свекровь своим мини. Андрей взялся за телефон, покрутил его в руках, вышел на балкон подышать свежестью. «Ведь они так редко видятся, последний раз на Новый год. И то чуть не подрались» – он смотрел на огни неспящего города, понимая, что это и его вина. Он должен сделать выбор в пользу одной из дорогих ему женщин, и сама жизнь, и мудрость людей говорит, в чью именно. Речь идет о жизни, о будущем, а не о прошлом, каким бы чудесным оно ни казалось, он живет сейчас, а не в октябре семьдесят пятого благословенного года, давно пропавшего под песком времени. Там другая война, другое оружие, только интерес то же и басмачи точно из каменного века, хорошо сохранились, надо сказать… «Ну могла хотя бы предупредить, что останется у Наташки» – Андрей нашел нужный номер, нажал вызов, и только сейчас заметил, что на часах половина третьего ночи. «Плевать, они все равно не спят, болтают. Светка жалуется, Наташка поддакивает и вздыхает» – он слушал длинные гудки, пока не включился автоответчик. Сбросил, набрал снова, и только с третьего раза услышал сонный Наташкин голос.
– Ты чего, – пробубнила та, – с ума сошел? Мне на работу в пять вставать…
– Свету позови, – оборвал ее Андрей. Говорить он старался быстро и с напором, Наташка сладко засопела, заворочалась и проговорила:
– Андрей, ты пьяный? Ее тут нет, я ее неделю не видела и не звонила. У меня квартальные отчеты, а главбух с защемлением на больничном.
– Света не у тебя? – Андрей прислушивался к фоновым звукам, но ничего подозрительного разобрать не мог. Решил поначалу, что девки его дурачат, Наташка врет как дышит, а Светка сидит рядом и хихикает в кулак.
– Ее. Здесь. Нет. – уже зло выпалила проснувшаяся Наташка, – ты русский язык понимаешь? Говорю – неделю.
– А помада? – Андрей хватался за соломинку, помада показалась ему важным аргументом, им нельзя пренебречь.
– А, шанелевская, – Наташка откровенно зевнула, – помню, цвет не мой. Не подошла. А что, Светы нет дома? А где она?
Сон у нее как рукой сняло, Андрей быстро попрощался и отбился. И сел на диван с телефоном в руках, голова снова разболелась так, будто гвоздь в переносицу воткнули, и оттуда дальше по всей черепушке. «Ничего себе» – он откинулся на мягкую спинку, и тут на потолке крутанулось, полыхнуло огненно-рыжее колючее колесо, улетело за штору и там затаилось, послышался тихий писк, потом шорох множества маленьких когтистых лап. Андрей вскочил, огляделся, но ничего, разумеется, тут не было, в квартире кроме него никого. Снова сел, уставился в стенку перед собой, в голове абсолютная пустота, ни одной здравой мысли как найти Светку. Надо же что-то делать, куда-то идти, ехать, звонить. И тут телефон зазвонил сам.
Номер определился незнакомый, городской. Такие Андрей обычно сбрасывал, но тут ответил сразу: не будет настырный продажник и вымогатель звонить в четвертом часу утра. «Может, она телефон потеряла?» – мелькнула спасительная мысль, но голос в трубке оказался незнаком. Говорила женщина, судя по всему, очень уставшая или недовольная, фоном слышались еще чьи-то голоса и гулкие звуки, даже коротко вякнул спецсигнал, потом что-то зазвенело.
– Семнадцатая городская больница, – сказала женщина, – мне нужен Андрей Лавров.
– Это я.
В трубке раздался шорох бумаг, потом сухой стук клавиш. Потом мягкий стук, и фон голосов исчез.
– Ваша жена Светлана у нас, можете приезжать за ней.
– Что с ней? – Почему-то стало легче: Светка жива, известно, где она, а остальное пока неважно, потом разберемся.
Снова шорох и костяной стук, урчание принтера и недовольный чужой голос в трубке:
– Кровопотеря и выкидыш из-за передоза ЛСД. Забирайте свою наркоманку, нам места в палате для нормальных людей нужны.
Андрей и половины не понял, слова какие-то чудные: передоз, ЛСД Только «наркоманка» было знакомо, мать недавно что-то такое говорила про жену сына ее подружки, кажется. Но Светка-то тут при чем?
– Наркоманку? – машинально повторил Андрей, и тетка на том конце выкрикнула:
– Да, это так и называется! Ваша жена ЛСД обожралась и ребенка потеряла. Эстеты хреновы, вы либо рожайте, либо дурь жрите, дебилы в пятом поколении.
***
Оказывается, это легко, привыкнуть, что твоя жизнь пошла прахом. Чувство, точно лбом в стенку уткнулся: родной, близкий человек за секунды сделался чужим, а о будущем думать вообще не хотелось, до того беспросветным был каждый новый день, а квартира превратилась в гостиницу среднего пошиба, вроде привокзальной ночлежки. Светка ничего не делала по дому, то отсиживалась в своей комнате, то пропадала где-то целыми днями. Они почти не встречались, а случайно столкнувшись, старались побыстрее проскочить мимо друг друга. Только мать Андрея никак не могла смириться с происходящим, приезжала каждый день, как сегодня, и все старалась выставить Светку из дома. Та отмалчивалась, чем приводила свекровь в ярость и по всему было видно, что сейчас Светке действительно искренне плевать на оскорбления в свой адрес. Мать заводилась моментально, как и сейчас, например: из кухни слышался ее громкий голос, что-то вот-вот перейдет в крик.