Месть Фарката Бона
Шрифт:
— Сэйро, что с тобой? — Хедике метнулся следом.
— Так. — Бон начал бегать по поляне, спотыкаясь о камни и бранясь прескверно. Будто и не он в недавнем времени не мог шевельнуть рукой от ран, ссадин и усталости. — Слушай. Ох, придется тебе все рассказать, но быстренько, хотя… Ладно, так шибче ночь пройдет. — Он мельком взглянул на бледное светило. — Я понял, все менять надо, утром пойдем.
— Почему? Ты же говорил — до зари, — Мерейю не поспевал, не понимая, что с его чудным хозяином творится. А Бон заулыбался, губы по-лягушачьи растянул и на мешки назад улегся, укутался в Хедиков плащ, и Рейдентов — из его котомки на себя
— Ну, слушай! Родился я тут. Моего отца звали, правильно говоришь, Ингебрандт Великий. В браке между прочим! Так что зря меня ублюдком ведьмы звали… Вот они-то все и наколдовали, и войну бесконечную, и раздор среди мирэ, и страшный мор. А когда на нашу сторону стала победа склоняться, предали месмы короля, своего благодетеля; и меня, наследника восьмилетнего, выдали создательницам и учителям своим, глайморам.
— Ой, да будто! — У Хедике Мерейю аж голова по-настоящему, да не от голода, закружилась — столь дивен был рассказ Бона.
(1) — месяц созвездия Рака.
========== Грешник ==========
Некоторое время — недолго — было тихо, только завывала сытым зверем утихающая над морем буря да в вышине неслись уже различимые в предрассветных сумерках разорванные ею тучи.
— А что потом, ну, дальше сталось? — спросил Хедике, но Фаркат почему-то молчал. Хедике подполз поближе — увы, неугомонный рассказчик и балагур крепко спал. Тогда он сел рядом, чтобы так хоть немного заслонить своего товарища… — нет! своего вождя, путеводителя, патрона и хозяина — от пронизывающего ветра:
— Выдержишь ли ты, мирэ? Как тебе помочь-то завтра?
Мерейю знал, что, веря безгранично, сам обязательно, непременно, пойдет с ним… за ним, куда бы тот ни шел. За этим чудным и чу’дным нечеловеком; да кем бы Фаркат Бон ни был, он останется для Хедике Мерейю — бывшего купеческого сынка, бабника и негодяя… убийцы! — Единственным. И недостижимым как звезда. Любимым. Это только про себя, тайно, даже под пыткой не вымолвить! Любимый… Хоть блудливой бабенкой Катой (эх, Ката Бона, Вимника мужняя жена — зазноба, как ножом вострым разрезала сердце на кусочки; впервые так зажгла, а потом уж и все равно стало…), хоть мужеска пола — тощим болтливым бедокуром, хоть могучим королем Севера, лойдом, князем князей; да небысь и котом (если, конечно, про эту свою ипостась не соврал) полюбил Хедике Фарката!
— Пропади ты пропадом, сгинь, — прошептал он, глядя в лицо своей спящей муке. И тут же, без паузы: — Храни тебя Модена и все Астарлинги — за боль, за сладость, за отсутствие надежды!
Нет теперь жизни, и покою не будет! Хедике Мерейю верил ему и в него. И знал, что пойдет, куда бы Фаркат Бон ни вел. Невзирая ни на что, на смерть…
— Я всё спросить хотел, да было недосуг… Апчхи! — предмет его дум вдруг подал голос, будто и не спал ни чуточки.
— А, что? — Мерейю отвел взгляд.
— Да вот про рабское твое кольцо — Луткина работа? Недооценил я жадность трактирщиц, всегда знал, хуже ростовщиков становится народ, живя на перепутье, не?
— Ну, ей-то невыгодно моей женой остаться было. Я и лечь с ней… не смог. И они с Мирзой смекнули, что отец отойдет, остынет… Отошел бы. Ну, любил он меня сильно и из рода всяко не прогнал. Значит, и наследство после него моей безутешной честной вдове отойдет. Сговорились с проезжими нечестивцами… Да скучно это.
— Не скажи. — Бон сел, поеживаясь, но даже носа из обматывающих его тряпок
Хедике казалось, что его боль прирастает болью Фарката, но все же спросил:
— А мать как же?
— Маму толпа добрых людей затоптала, — тот говорил неспешно, будто с неохотой. — Ведьмой ее объявили, за недород, что ли, трехлетний. Она тогда странствовала — лечила этих… жмыров!
— У нас считали, что последняя королева, оплакивая мужа, в звезду превратилась. Зеленую… А вот про сына их, то есть, так получается, тебя, — ни словечка, ни разу. Ну в песнях только про звезду пели. А глайморы, дескать, добрые волшебницы были. И с кем тогда король воевал — неясно… Сказки бабьи, вообще-то, — Мирейю самому казалось, что он глупость сболтнул.
— И что еще сказывают, мне любопытно? — Фаркатов нос показался наружу, серые его глаза блестели, как хрусталь отразив первый вырвавшийся из-за горизонта луч.
Вместо ответа Хедике быстро отвернулся, но тут же, сглотнув, совладал с собой и протянул руку своему государю:
— Идем, мирэ, заря.
Откуда-то налетела пыль, мелкая, словно пудра, и такая же липкая. Воздух, обычно прозрачный и чистый на рассвете, сделался вязок и смраден. Похолодало. Фаркат протянутую руку принял и легко, рывком, поднялся со своего каменистого ложа:
— Топать к этой норище ведьмовской неохота, вот же шельмы, из дома моего родного и дохлых не выкуришь! Эх, сейчас бы веник Киллин пригодился, — он сладко потянулся, разминая затекшее тело, — да она его с собой, верно знаю, в Оломей потащила, дурёха.
При этих словах Бона Мерейю показалось, что почва уходит из-под ног, и он, шатнувшись неестественно, будто его в грудь дышлом на ходу толкнуло, так на землю и осел:
— Так она ж покойница! Убил я её…
— Ну так и было. — Фаркат скривился, ухо о плечо потер, отворачиваясь. — Ты убил, да я воскресил… Пойдем, что расселся? — Он сделал вид, что не со сна сболтнул, а так и надобно было по задумке. А потом вдруг рассердился. — Но тебе ее более не видать! Если сегодня целы от проклятья останемся и корону мне добудем, то… — Он помолчал, собою досадуя. — То ты в моей вотчине навсегда пребудешь. Служить слово давал? Так помни об этом!
Хедике встал, ладонями лицо потер, будто умываясь:
— Приказывай, мой король.
— Король, король… — Фаркат бешено на того зыркнул. — Теперь, того и гляди, нож мне в спину воткнешь.
— Да я за тебя… — начал Мерейю, но осекся.
— Да. Ты! — Бон пнул пыль носком сапога. — Идем уж, всю злость на тебя извел, тьфу! Мешки не бери.
В пролом, что они выбрали заместо центрального портала, войти удалось не без помехи: кот-то тощий был, а вот высокий и широкоплечий Мерейю почти намертво застрял, за что был Боном, который, пыхтя, того в узкий лаз за собой втягивал, без особой нужды в спину битым, да ногами отпинатым. Толкал, якобы… Ну такой вот характер имел мирэ наш!.. Но дальше дело пошло ладней, то ли действительно замок наследника принимал, то ли правильным путем на этот раз прошли.