Месть фортуны. Дочь пахана
Шрифт:
Капка ловкой кошкой сиганула вниз. Услышала шум на ферме. Крики доярок, всполошившихся от увиденного, громкий крик умирающего мужика:
— Спина! Мать ее в суку! Из-за нее сдыхаю!
Глыба с Капкой вышли к шоссе. Задрыга подошла к бабке, продающей моченые яблоки у дороги. Та совсем окоченела.
— С утра тут стоите? — спросила участливо.
— С ранья, — ответила старуха, шамкая.
— А я тоже с утра по Звягинкам шаталась. Отца искала. Бросил он нас с мамкой. Уехал. Скрывается
— Уж не Земнухов ли? — спросила старуха.
— Он, бабуля! Может, вы видели, куда поехал?
— Видела! Вон туда! — махнула бабка рукою в даль по шоссе.
— А на чем поехал?
— На машине! Не на колхозной. Не наша онa! Вся грязная. Раней всех тут показалась. Я только первое ведро принесла продать. До обеда с ним стояла.
— А что в той машине везли? — спросил Глыба.
— Железки всякие. Верхом нагруженая. Но ваш в кабину сел.
— Номер не помните, бабусенька? — погладила Задрыга морщинистую бабкину руку.
— А говорили, что в тюрьме сидел! Он же от такой сугревной дочки сбежал! Вот охальный кобель! — сплюнула бабка на снег и добавила сокрушенно:
— Глаза мои слепые не увидели того номера, да и в голове не удержала бы, нет уж памяти у меня, — посетовала бабка, качая головой от удивленья. И вдруг, вспомнив что-то, сказала:
— Шофер евонный яблоков у меня купил. Сморозил, навроде в его Белоруссии точно такие растут антоновки. Я ему не поверила. Сказала, что мои яблоки от опытной станции селекцию дочка принесла. У него таких быть не может. А он мне ответил, что у него от панов — лучшие сорта прижились. И звал в какие-то Смолевичи, отведать его яблоков. А у меня он — на дорогу взял. Вот так-то! — разговорилась бабка, радуясь, что голова ее не вовсе дырявая и кое-что в ней держится.
Глыба тоже купил у бабки яблок. Не торгуясь, как все, полный кулек. И остановив первую же попутную легковушку, попрощался с бабкой, сказав:
— Ладно, мать. Уехал, так и черт с ним, насильно мил не будешь… Проживем и без него, засранца!
— И то, верно, родимая! Бабы мы! Все переживали! Даже войну! Было бы здоровье! Остальное все — Бог даст! Храни вас Господь! — пожелала старая, крестя уходящую машину вслед, желая всякого добра хорошим покупателям.
Шакал даже подскочил от ярости, узнав, что Седой снова изчез из вида и его опять нужно искать. А где? Неизвестно…
— Просрали суку! Прохлопали лопухами! Слинял пидер вонючий! Гнилой козел! Мокрожопая плесень! Во, мандавошка прыгучая! Смылся из-под шнобеля, стукач облезлый! — взвыл пахан, забыв обо всем.
— Пахан! Мы того потроха ожмурили! Какой на Козу хвост поднял. Не на халяву возникли! — тронула Капка Шакала за локоть. Тот отмахнулся:
— Этот клизьма никуда бы не делся! Дешевый духарило! Его после
— Почему? — удивился Теща. И нахмурившись спросил:
— Коза — кентом был! Не курвился! За него, по закону нашему, ожмурить надо всех, кто размазал законника!
— Того хмыря сход не приказывал расписать! А Седого! За него мы свой положняк вернем! А за вонючку-деревню схлопотать можно на всю катушку.
— Седой в Белоруссию смылся! — вставил Глыба.
— Он по пути слинять мог. Ему в Белоруссии не по кайфу. Где приморится? А если и так, то там — не Звягинки.
— Смолевичи! Так бабка вякнула. Водителя, какой в Орле
был, можно надыбать. Он н расколется, где попутчик отвалил. Время терять не надо, покуда шоферюгу не выперли куда- нибудь в рейс! — предложил Глыба.
Шакал как-то сразу успокоился. Начал думать…
Глыба рассказывал кентам. как он хотел убить скотника, как его опередила Капка. Фартовые от души смеялись, слушая кента:
— Я ж не на халяву бабой вырядился, Дюбнуло мне в кентель, как только прихиляли в глушь, заманить того скотника за угол. Или за стог. Ну, вообщем, куда эти сраные хмыри за своими бабами шмыгают, — начал Глыба.
— Соблазнить допер?
— О! То самое! В очко! Уж я там на ферме их — буферами тряс!
— Они ж ватные! — хохотали воры.
— До фрайеров не доперло! Даже бабы меня за свою приняли! Фаловали положить на Седого!
— А как ты вонючку припутать хотел?
— Ну, я стремачил, когда он мне моргнет, мол, хиляем за угол. Там его и размазал бы.
— А если б на ту минуту деревня возникла?
— Вякнул бы, что на мою честь посягал! — смеялся Глыба. И повернувцщсь к Капке, сказал:
— Но Задрыга файней отмочила. Теперь и я вякну — пора кентушку в закон брать!
— Годами не вышла! Никого в такие годы не принимали! — не соглашался Боцман.
— В закон Задрыгу? Пусть пооботрется в делах! Зелень еще! — орал Таранка.
— Что горлянки дерете? Маэстро свое слово сказал о Задрыге! Чего вы хвосты подняли? — не выдержал Тетя.
— Сколько о ней дошло до нас, то вякну, как честный вор, давно пора ей — в закон! Фартует файно зелень! — вступился Рыбак.
Задрыга искоса смотрела на кентов, играла с кошкой. Для Боцмана и Таранки придумывала очередную месть. И предложила:
— Чем глотку драть, пускай Боцман с Таранкой смотаются в Смолевичи, колонут того фрайера-шоферюгу на адресок. Может, и Седого ожмурят. Пора кентам прошвырнуться в дело!
— Ну, гнида! Мы что тут — сачковали? Пока ты одного вонючку замокрила, мы в трех делах были! Навар сняли! И ты с него хаваешь! — вскипел Боцман.
— Ну, отмочил кент! Задрыга банки брала! Лимонами на