Месть Империи 4. Бремя Власти
Шрифт:
Оторвав взгляд от царящего на площади безумия, Иоанн обернулся к Заре. Все как тогда, в самый первый день. Сквозь него смотрели желтые кошачьи глаза, смотрели так словно этим взглядом она держала за горло осатаневшего гвардейца. Какие бы чувства он не испытывал к этой девушке, но в этот момент ему стало не по себе. Справившись с собой, цезарь чуть не воскликнул вслух: «Как бы я хотел знать, Зара, от кого в тебе эта сила, от Света или от Тьмы?»
Когда вслед за вторым зарубленным безумцем свихнулся следующий, преторианцы не выдержали и с единым воплем «демоны!» бросились кто-куда. Все, кроме одного.
Иоанн ждал, что Зара сейчас развернет убийцу и бросит его в погоню за своими подельниками, но черная как тень фигура центуриона стремительно надвигалась, не думая останавливаться. Не понимая что происходит, Иоанн бросил взгляд на Зару и застыл пораженный. В глазах девушки уже не было дьявольского света, скорее их темно-зеленая глубина наполнилась искренним недоумением и растерянностью.
– Он говорит, чтобы я не вмешивалась. Он говорит, это воля Астарты. Богиня хочет, чтобы этот узел судьбы ты развязал сам, без чьей либо помощи. – Зара выглядела жалко, потрясенная смыслом того что сказала.
Иоанн не знал, что больше его потрясло, смысл услышанного или сам вид растерянной Зары. Никогда еще он не видел ее такой беспомощной, и это только доказывало, что он не ослышался.
– Вы отказываетесь от меня!? Хотите моей смерти!? И ты тоже? – Его взгляд смотрел ей прямо в глаза, не в силах поверить в происходящее.
Дождаться ответа у него уже не было времени. Над головой взлетел меч преторианского центуриона, и Иоанн, вложив все силы в удар, сумел его отразить. Дальше, он только отступал, уклоняясь от разящего клинка. Громадное тело преторианца двигалось не по размерам стремительно, а Иоанн, отходя задом, не видел ничего кроме мелькающего перед носом меча. Шаг за шагом, он приближался к ловушке, в которую его загоняли.
Для Ликоса это была почти игра. Несколько обманных движений, и он без труда припер цезаря к стене.
– Я убью тебя не сразу, – рот преторианца скривился в усмешке, – Зое приятно будет узнать, что ты мучился перед смертью.
Вложив все силы в удар, Иоанн рванулся, пытаясь достать самодовольного урода, но тот, словно ждав именно этого, увернулся и резким ударом выбил меч из рук цезаря. Отшатнувшись, Иоанн почувствовал спиной холодный камень стены – отступать было некуда. Все что он мог сделать, это выпрямиться и принять смерть достойно. Отточенное острие прокололо кожу на шее и вдруг остановилось.
– Знаешь, я даже благодарен тебе. – Ликос сдержал желание увидеть хлынувшую из горла врага кровь. – Ведь у меня, простого солдата, не было ни единого шанса получить ее. Я мог бы до конца жизни бесплодно мечтать, если бы не появился ты. Да, я благодарен, но ты исполнил свою роль, и больше не нужен! Ты ничтожество, всего лишь цена, которую надо заплатить, чтобы получить ее.
Иоанн молча слушал, чувствуя, как отточенный кончик меча ворочается в шее раскаленным куском железа. Кривясь от боли, он все-равно не смог удержаться от саркастической мысли: «Мы все платим за власть! Кто деньгами, кто предательством, а Зое придется заплатить своим телом. Приятно думать, что своей смертью я заставлю ее мучиться в постели с этим уродом».
Надо было заканчивать, но Ликос тянул. Момент торжества и предвкушения будущей награды был так упоителен, что ему не хотелось с ним расставаться. Он давно бы уже воткнул меч и покончил с этим слюнтяем возомнившим себя императором, но желание выговориться было сильнее. Он слишком долго молчал и сгорал от неисполнимости своего желания, чтобы не выжать максимум из момента своего торжества.
– В постели с ней я буду рассказывать, как ты мучился перед смертью, как истекал кровью. – Одним движением Ликос чиркнул лезвием меча вдоль руки жертвы, оставляя глубокий мгновенно набухший кровью след. – Зое нравятся такие истории, они ее возбуждают.
Глядя на искривившееся от боли лицо цезаря, Ликос удовлетворенно оскалился.
– Я принесу ей твою окровавленную голову и брошу ей на постель, а потом возьму ее прямо там, на мокрых от крови простынях.
Острие меча пройдясь и по второй руке, вновь ткнуло Иоанна в шею, заставляя вытянуться. Силы покидали его, по телу мутной волной разливалась безнадега и апатия. Даже боль притупилась, и все стало как-то безразлично и скучно. Вскинув голову, он усмехнулся прямо в лицо своему врагу.
– Теперь я знаю, какой ты представляешь эту маленькую сучку, когда дрочишь на нее в своей каморке.
Лицо центуриона перекосилось от бешенства.
– Тварь! – Не сдержавшись, он ударил Иоанна в лицо. Наотмашь, тыльной стороной ладони, сжимающей меч.
Голова дернулась так, что хрустнули шейные позвонки, и цезарь, теряя сознание, полетел на каменные плиты мостовой. Очнувшись, он увидел лишь занесенную для замаха ногу, и подчиняясь не разуму, а каким-то далеким диким инстинктам, метнулся вперед, не давая тяжелому сапогу как следует разогнаться. Что-то ударило в грудь, но не остановило, и влетев преторианцу в ноги, Иоанн дернул их на себя, руша возвышающуюся над ним человеческую махину.
Выронив меч и вздыбив волну пыли, преторианец с грохотом рухнул на землю, и цезарь, повинуясь проснувшемуся в нем зверю, запрыгнул ему на грудь.
– Сдохни! – Рыча, он бил кулаками в лицо лежащего под ним человека, бил со всей силы, желая лишь одного, чтобы тот никогда больше не смог подняться.
Удары цезаря разбили центуриону нос и губы, но скорее взбесили, чем нанесли реальный вред. Придя в себя после секундного шока, тот перехватил летящий ему в лицо кулак, и одним движением сбросил с себя Иоанна. Его ладонь скользнула к поясу, вытаскивая нож, и через мгновение, придавив противника всей массой к земле, он уже замахнулся для последнего решающего удара.
***
Зара в каком-то мрачном отупении смотрела, как огромный преторианец загоняет Иоанна в угол и не понимала, что происходит и что ей делать. С самого раннего детства, с того самого момента, когда она в первый раз увидела Великого магистра, она всегда выполняла его приказы. Эрторий Данациус заменил ей всех: отца, мать, друзей. Он говорил ей что хорошо и что плохо, кто может жить, а кто должен умереть, и она всегда верила ему. Ему и Великой богине! А сейчас они оба приказывают ей не вмешиваться – пусть решает судьба.