Шрифт:
Глава 1
Самое большее в жизни Владимира удовольствие было уйти подальше из четырех душных стен. Даже в детстве, сколько он себя помнил, всегда его тянуло прочь из дома. Любое человеческое жилье, пусть даже и самое что ни на есть комфортабельное, казалось ему душным и тесным.
Еще маленьким мальчиком он убегал на целый день из дома, гулял по окрестным улицам, сводил дружбу с местными пацанами, дразнил собак, гонял кошек, одним словом, проводил время в свое удовольствие. И совсем не задумывался Вова о том, а что же в этом такого привлекательного. Если бы его спросили,
Учиться Вова отчаянно не любил и, пожалуй, был самым худшим учеником в классе. Опять же потому, что школа была в четырех ненавистных ему каменных стенах. Наверное, если бы обучение велось на природе, среди леса или полей, Вова мог бы и изменить свое мнение об учебе. А так школа прочно ассоциировалась у него с тюрьмой, в которой он, надо отдать ему должное, крайне редко отсиживал положенные часы, а куда чаще не выдерживал и отправлялся гулять с друзьями-приятелями по округе. Матери приходилось вылавливать его и чуть ли не палкой загонять домой, чтобы усадить за уроки свое непутевое чадо.
– И за что мне такое наказание? – ругалась она на него. – За какие грехи? У всех дети как дети, а у меня перекатиполе какое-то. Бродяга ты! Весь в деда пошел!
Мать знала, что говорила. Именно дед приучил Вовку к вольной жизни. Дед жил в деревне, но даже тамошняя, показавшаяся кому-то вольготной жизнь была для старика невыносима. До самых последних своих дней он предпочитал проводить время на рыбалке, на озере или на реке, на охоте в лесу или в полях. К тому же он приучил и своего внука, передал, сколько успел, свои навыки и привычки. Так что теперь Вова не боялся оставаться один в самом дремучем лесу, он просто не понимал, как можно чего-то бояться среди деревьев, каждое из которых тебе и друг, и обеденный стол, а при случае, так еще и постель.
Спать в закрытом помещении было для Вовки сущей пыткой, к которой он так и не сумел до конца приноровиться. Спал он всегда с открытым окном, даже в самые сильные холода распахивая его настежь, чтобы впустить вместе с кислородом как можно больше живительной энергии. Впрочем, какой в городе воздух? Так, ерунда какая-то, а не воздух. Вове его всегда было мало, по ночам он задыхался, да и днем, отправляясь на работу, дышать на тесных городских улицах или в подземке ему было трудно. То ли дело, когда оказываешься за чертой города, среди лесов и открытых пространств. Вот тут Вова оживал, дышал по-настоящему – полной грудью.
Назад в город его совершенно не тянуло. Он исчезал из семьи на несколько дней, неделю, две. Возвращался обратно с красным, обветренным лицом, обросший густой русой бородой, измазанный, голодный, но совершенно счастливый.
– И за что мне такое горе? – ругалась теперь уже на него молодая супруга, тыча в обветренное лицо супруга новорожденную дочку, гнева своей матери, впрочем, не разделяющую, а лишь хватающуюся за колючую щетину на лице отца и радостно ему улыбающуюся. – У всех мужья как мужья, а у меня настоящий гулена! Что я такого сделала, что мне такой муж достался!
Но Вовке все было, что называется, по барабану. Слушая вполуха причитания жены, он с гордостью выкладывал перед ней свою добычу. Собственными руками пойманную рыбу, ободранного и освежеванного рябчика, корзину грибов. Жена ворчала, что все это не стоит многодневных отлучек мужа, но все же подношения принимала и благосклонность свою постепенно мужу возвращала. Все-таки добытчик, хоть и фиговый.
Все изменилось с тех пор, как Вовка приобрел себе металлодетектор. Теперь вместо грибов и рыбы он приносил домой диковинные железяки, старинные медные монеты, железные крестики, топорики, лошадиные подковы, сбрую. Одним словом, все то, что когда-то было потеряно жившими в окрестностях города крестьянами и ремесленниками, теперь было найдено и выкопано Вовкой.
Жена брезгливо косилась на пыльные кругляшки, покрытые слоем ржавчины обломки, трогала пальцем непонятные луженые подвески и снова закатывала глаза:
– За что мне такие муки? И за этим ты мотался целых две недели? Это твоя добыча? О-о-о!.. Все люди как люди, деньги зарабатывают, а этот в дом какой-то металлолом тащит!
Впрочем, увлечение Вовки обещало в скором времени перейти на новый уровень.
– Вот только подкоплю деньжат, куплю детектор помощнее. А то этот слишком мелко берет, хочу такой, чтобы на полметра вглубь земли видел.
– Только через мой труп! – заявляла жена. – У ребенка летних туфелек нет, в резиновых тапочках, бедная, ходит. Фрукты только на прилавках магазинов видит. Я сама третий год подряд купальник себе купить мечтаю, все денег не хватает даже на бикини, а он детектор себе новый покупать вздумал! Ты – ненормальный человек!
В ответ на упреки жены у Вовы всегда находился неизменный ответ:
– Чем ты недовольна? Я же все для дома, для семьи. Детектор – вещь полезная, я с его помощью клад найду. А купальник твой все равно никому не нужен.
– Мне нужен!
– Зачем? Все равно ты не загораешь.
– Да? А почему? Почему я не загораю? – яростно наскакивала на него жена. – Может быть, потому, что кто-то не в состоянии заработать денег даже на самый примитивный летний отдых? Даже на то, чтобы на месяц снять нам дачу за городом?
Но Вова ее не слушал. У него был свой взгляд на вещи. Хотела бы его жена и впрямь так загорать, как говорит, ехала бы в деревню. Там после деда остался дом, правда, покосившийся на один бок, но вполне еще пригодный для проживания. Вовка сам в нем жил, мог точно сказать, что сквозь провалившуюся крышу отлично видно звездное небо, а свежий воздух из разбитых окон навевает прекрасные сны.
– И не душно, и от дождя защита.
Вот только жена Вове попалась какая-то очень уж упертая и несговорчивая, не хотела ехать в деревню, отдыхать в старом дедовском доме, плевалась, когда Вован отправлял ее туда, и уходила в другую комнату. И поговори после этого с ней!
– Металлолом свой не забудь со стола убрать!
Но и на металлолом эти изделия вряд ли годились, слишком незначителен был их вес. Время от времени Вовке попадались действительно ценные находки, как то серебряные монетки, бронзовые статуэтки, иногда даже целые, а также дверные ручки, ключики или даже сами замочки, которые после чистки приобретали вполне себе товарный вид и легко могли бы уйти на каком-нибудь аукционе антикварных вещей за приличную сумму.