Месть крысы из нержавеющей стали

Гаррисон Гарри

— Пейте, пейте! — настаивал я, подогревая их. — Там, куда мы отправляемся, деньги не нужны.

И я ставил очередную выпивку всем присутствующим. Как легко можно догадаться, было много чего сказано о летных характеристиках разных кораблей, и все сколько-нибудь существенные детали я занес в картотеку памяти. И было много бухтения о прежних кампаниях:

— С пятидесяти тысяч я в штопор, засадил бомбы и взмыл вверх… — И тому подобное.

Единственным примечательным моментом во всем этом была ничем не омраченная история побед. Я знал, что вооруженные силы Клизанда весьма хороши, но глядя на это пьяное сборище, становилось почти невозможно поверить, что они могут быть настолько хороши. Но так было, и об этом свидетельствовали бесконечные хвастливые истории о победе за победой, и я не мог этому не верить. Эти парни были хорошими солдатами, а Космическая Армада — непобедимой. И все это действовало ужасно угнетающе. К вечеру первоначальные петухи буквально отпали, хотя их места за столом заполнялись достаточно быстро. Когда какой-нибудь из них соскальзывал на пол, служители аккуратно уносили его. Я сообразил, что уже являюсь последним из первоначальных, так что никто не заметит, если я отправлюсь на выход в этой явно традиционной манере. Дав своим глазам закрыться, я погрузился глубоко в кресло, надеясь, что этого будет достаточно: путешествие на заваленный осколками стекла под не прельщало меня. Им потребовалось несколько минут, чтобы заметить, что я не функционирую, но в конечном итоге они это заметили. Сильные руки подхватили меня под коленями и под мышками, и меня вынесли. Когда дробь шагов замерла в отдалении, я открыл глаза и увидел сумрачное помещение с нарами вдоль стен. Поблизости от меня находилось зияющее «О» рта Острова, храпящего в пьяном сне. Другие были заняты тем же. Никто не наблюдал за мной, когда я натянул перчатки, подошел к двери и выпустил самого себя. Было почти темно, я должен был покинуть лагерь и не имел ни малейшего понятия о том, как это сделать. Ворота отпадали. Я прогулялся вдаль стены к ним. Они были закрыты и заперты, сталь и бдительный часовой, присматривающий, чтобы с замками не баловались. Вдоль стены, примерно в сотне шагов друг от друга стояли часовые, и я предполагал, что существует такое же или даже большее число электронных следящих устройств. С приближением вечера были включены прожекторы, освещавшие пространство за стенами, в их свете поблескивала тянувшаяся по стенам колючая проволока. Разумеется, все это было устроено для того, чтобы помешать кому-либо забраться сюда, но это столь же хорошо срабатывало и в противоположном направлении. Я пошел дальше, пытаясь побороть угрожавшую овладеть мной черную депрессию. Я прошел мимо средних размеров участка, занятого атмосферными самолетами, двух взлетных полос и нескольких ангаров со стоящими поблизости неуклюжими реактивными транспортными судами. С минуту я раздумывал, не украсть ли мне одно из них, но где я мог бы приземлиться, не попав в плен. Ведь я должен сегодня ночью быть в городе, а не драпать в неведомые края. Позади самолетов находилась металлическая сеть высокой ограды, отделявшей площадку космических кораблей. Попасть туда было достаточно легко, но что толку? Я видел в отдалении все ту же высокую наружную стену. Внезапно в небе разнеслось громыхание, ударили копья ярких огней. Обернувшись, я следил, погруженный во мрак, как дельтакрылый истребитель тяжело заходил на посадку. Он был похож на те самолеты, что обстреливали меня у скалы Горшок. Когда он приземлился, завизжали прожекторы и реактивные двигатели взревели на реверсе, а я пустился бежать еще до того, как идея наполовину оформилась у меня в голове. Безумно? Наверное. Но если твое дело — воровство и мошенничество, то научишься полагаться на интуицию и тренированные рефлексы. И пока я бежал, все детали моего плана стали на свое место, и я увидел, что это было ОНО. Изящное, быстрое, чистое и опасное. Именно то, что мне нравятся. Я достал из кармана фальшивые усы и на бегу закрепил их над губой. Истребитель развернулся и вырулил на взлетно-посадочную полосу, а я рысью припустил за ним. Выехала машина встречать пилота, а бригада механиков приступила к обслуживанию истребителя. Один из них приставил лесенку, и фонарь открылся, словно пасть аллигатора. Я побежал немного быстрее, когда пилот вылез и направился к машине. Он как раз забирался в нее, когда я, спотыкаясь, добежал до машины. Я отдал ему честь, и он мне ответил. Дородный вояка в тяжелом летном снаряжении с золотым полумесяцем майора на воротнике.

— Извините меня, сэр, — выдохнул я, — но командир приказал мне удостовериться, что у вас с документами все в порядке.

— О чем вы толкуете, черт побери? — проворчал он, развалясь на сиденье. Он казался очень утомленным. Я влез на заднее сиденье.

— Значит, вы не знаете… О, боже! Водитель, поезжайте быстрее! Как можно быстрее!

Водитель поехал, поскольку это было его работой, а я вытащил тюбик из держателя в кармане брюк. Когда мы удалились из поля зрения бригады техников, я поднес его к губам.

— Майор… — произнес я. Он крякнул и повернулся. Я дунул.

Он снова крякнул и поднял руку к вонзившемуся в его щеку крохотному дротику, а затем повалился лицом вперед. Я поймал его, прежде чем он упал.

— Водитель, стой! Что-то случилось с майором.

Водитель, человек явно без большого воображения, бросил быстрый взгляд на повалившегося майора и нажал на тормоза. Как только мы остановились, я позволял ему получить второй наркодротик, и он, отключившись, присоединился к майору в стране грез. Я опустил обоих на землю, снял с офицера летный комбинезон и шлем. С некоторым трудом я сумел натянуть его поверх собственного мундира, затем застегнул шлем, надел темные летные очки. Все это заняло меньше минуты. Я оставил уснувшую пару в объятиях друг друга и направил машину обратно к самолету. Пока все шло хорошо, но ведь это была самая легкая часть. Я нажал на тормоза и остановился на стоянке самолета.

— Срочно! — заорал я, выпрыгивая из машины и подбегая к лесенке. — Отцепите эту штуку! Я должен взлететь!

Механики только смотрели на меня, разинув рты, но даже не пытались сделать что-то с пуповиной проводов и шлангов, соединяющей самолет с системой обслуживания. Я развернул ближайшего из них кругом и использовал носок сапога, чтобы двинуть его в правильном направлении. Он четко отреагировал, и другие тоже поняли. Они принялись за работу. Все, кроме поседевшего младкома, рукав которого был покрыт шевронами и нашивками, а физиономия — подозрением. Он перекатился ближе и осмотрел меня с головы до ног.

— Это личный самолет майора Лонты, сэр. Вы часом не ошиблись?

— Не так сильно, как ошибаетесь вы, мешая мне. Сколько времени прошло с тех пор, как вы были рядовым?

С минуту он задумчиво смотрел на меня, а затем отвернулся, не сказав больше ни слова. Я направился к самолету. Поднимаясь по лесенке, я увидел, что младком занят рацией на машине. Это было ошибкой с моей стороны, мне следовало бы что-нибудь сделать с этой рацией. Когда я забрался в кабину, он оторвался от рации и заревел:

— Задержите этого человека! У него нет приказа на этот полет!

Человек, поддерживающий лесенку, потянулся к моей ноге, но я уперся ногой ему в грудь и толкнул. Отправив лесенку вслед за ним, я рухнул на сиденье. Ситуация быстро развивалась в несимпатичном для меня направлении. У меня не было времени, чтобы ознакомиться с управлением: хотя я и набрал массу летных часов, но никогда не летал на клизандских самолетах. Я не только не знал, где находится стартер, но даже понятия не имел, как включить освещение приборной панели. Когда я все-таки включил его, лесенка стукнулась о борт самолета. Я ненавидел старых подозрительных младкомов, становой хребет военщины. Теперь мне пришлось тратить время на расстегивание летного костюма и ощупывание карманов под ним. Несколько гранат с усыпляющим газом мгновенно очистили площадку от механиков. Некоторые лежали без сознания, в то время как другие смеялись до одурения. Младком, трусливо оставшийся за пределами досягаемости, снова ухватился за рацию. Я поспешно изучал приборы. Вот! Маленькая черная ручка с надписью «ЗАЖИГАНИЕ». Когда я хлопнул по ней, завыли и загрохотали ожившие реактивные двигатели. Реактивный снаряд прилетел у меня над головой через открытый фонарь. Ругаясь, я пригнулся. Двигая регулятор, я увидел, что младком стоит на колене, старательно прицеливаясь. Самолет начал медленно двигаться. Его пушка снова жахнула, и я ощутил вибрацию, когда пуля зарылась в сиденье, которое вероятно, было бронировано. Моя первая удача. Я слегка развернул хвост, так что он оказался наведенным на этого паршивца, что поставило броню между мной и им и выдало ему хороший выброс реактивной струи в морду. Самолет брыкнул, содрогнулся и снова двинулся вперед. Я увидел, как порванный шланг для подачи горючего болтается в струе ветра, изливая свои жизненные соки. Эти идиоты не отсоединили его. Я не знал, где на этой набитой датчиками приборной панели находится указатель расхода горючего, да и не хотелось смотреть на него. Логика говорила мне, что гравитация выпускает кровь машины гораздо медленнее, чем ее накачивали в баки насосы, но мне сейчас было не до логики. Мне представлялось, как реактивные двигатели замирают здесь, посреди поля, в то время как вражеские силы смыкаются вокруг меня. Я чувствовал, как кровяное давление у меня взлетает, словно скоростной лифт. Мой деловитый маленький друг, младком, явно все еще работал на рации, потому что, когда я свернул на взлетную полосу, то увидел, что несколько грузовиков мчатся, чтобы перегородить ее, а на заднем плане рычит нечто подозрительно похожее на бронемашину. Я рванул регулятор до отказа назад и нагнулся, снова пытаясь прочитать приборную доску. Того, что я искал, там не было! Затем я заметил еще один ряд кнопок сбоку и с трудом разобрал надписи на них при плохом освещении. Вот оно! Я поднял голову и увидел, что вот-вот врежусь в первый грузовик. Солдаты вываливались из него и разбегались в разные стороны. Мои ноги лихорадочно нажимали на педали. Я нащупал колесные тормоза, с силой бросил руль вправо, сделав вызывающий содрогание поворот. Примерно полметра было оторвано ударом о крышу кабины. Меня ослепила оранжевая вспышка, когда кто-то выстрелил в меня, и понятия не имею, куда угодила пуля. Затем самолет развернулся, и я понесся в противоположном направлении. Теперь уже на полной скорости. Мелькали огни взлетно-посадочной полосы, все быстрее и быстрее. Я был вынужден держать руль одной рукой, потому что другая моя рука нащупывала ремни безопасности. Одна пряжка отсутствовала, когда я обнаружил, что сижу на ней. Уже приближался конец ВВП. Я защелкнул ее, схватил руль обеими руками и слетел с ВВП. Самолет не набрал взлетной скорости и потому не оторвался от земли, когда я потянул штурвал на себя. Самолет поскакал по грейдеру, стремительно приближаясь к той каменной стене, на которую я смотрел весь вечер. Все быстрее и быстрее, к неизбежному столкновению.

Я должен был это сделать в строго определенный момент. Чуть раньше или чуть позже — и то и другое было бы одинаково гибельно. Когда стена выросла перед самолетом, и можно было рассмотреть сочленения блоков, я решил, что теперь в самый раз, и кулаком ударил по кнопке катапультирования. Бам! Последовательность событий была слишком стремительной, чтобы уследить за ними. Но все сработало как надо. Прозрачная маска защелкнулась перед моим лицом, фонарь отлетел вместе с треском взрывчатки, а сиденье хлопнуло меня с такой силой, что у меня возникло ощущение, будто мой позвоночник сократился вдвое. Совсем как в замедленной съемке, я проплыл вверх и прочь от самолета, видя перед собой отвратительно долгое мгновение голый камень стены. А затем я перелетел через нее, и теперь впереди было только темное небо. В самой высокой точки моей дуги у меня за спиной снова раздался треск. Подняв голову, я увидел взвивающийся за мной белый столб парашюта. Он раскрылся с шуршанием, сиденье отпустило меня, и в следующий миг этого зубодробительного спуска мимо пронеслась стена какого-то здания. Сиденье ударилось о землю и перевернулось. Купол парашюта медленно опустился, завернув меня в свои складки. Должен сказать, что в тот момент я вообще ничего не видел и не делал. События развивались даже быстрее, чем я планировал, а этот последний аккорд был просто ошеломляющим. Разинув рот, я жадно глотнул воздух, потряс головой и наконец собрал достаточно здравого смысла, чтобы ударить по кнопке быстрого освобождения и сбросить ремни аварийного устройства. После этого я пополз, держа голову как можно ниже, и наконец выбрался из-под парашюта. Мужчина и женщина стояли на противоположной стороне улицы и пялились в моем направлении. Больше никого не было видно. Признаки активности доносились вроде бы с другой стороны, из-за обрисовывающейся позади меня большой черной стены. Пламя осветило небо, вился дым, я слышал громкие хлопки загорающихся боеприпасов. Здорово!

— Испытание нового снаряжения! — крикнул я зрителям и, повернувшись, рысью скрылся за углом. В темном подъезде я стащил с себя комбинезон и бросил поверх него шлем. Неопознанный и свободный, я зашагал к «Робот-Отелю».

— Блестяще задумано, Джим, — сказал я и слегка потрепал себя по плечу.

И в тот же миг сообразил, что теперь я нахожусь вне базы и должен найти способ вернуться туда до рассвета. Я поспешил вытолкнуть эту мысль из головы. В первую очередь — первоочередное. Я должен был отделаться от настоящего Васко для того, чтобы без опаски взять на себя его роль. Он шевелился, когда я вошел: ерзал в постели, мотал головой из стороны в сторону. Гипнотический транс истощался, и он боролся с ним. И робот-чистильщик помогал ему в этом: он уже убрал в номере, а теперь пытался застелить постель вместе с Васко на ней. Я двинул его сапогом, целясь в кнопку «Вернуться позже», и заказал обед на двоих. Чтобы отвлечь подсознание Васко от беспокойства, я сделал ему сильнейшее внушение, что он прошлялся два дня без еды и что это лучший обед, какой он когда-либо за всю свою жизнь получал. Он причмокивал, похохатывал и урчал от восторга, когда ел, а я лишь ковырял в своей тарелке. В конце концов я оттолкнул ее и заказал крепкий напиток в надежде на то, что алкоголь стимулирует мои мысли, и они сложатся в какой-нибудь внятный план. Что мне делать с моим спутником, который сейчас счастливо запихивал еду в свою разинутую пасть? Его существование являлось постоянной угрозой моему существованию: в этом мире имелось место только для одного Васко Хулио. Убить его? Это было бы достаточно легко. Расчленить его в ванной, пропустить части тела и галлоны крови через дуговую печь, и от него останется лишь пригоршня золы. Искушение было велико: он, разумеется, убил за свою жизнь достаточно людей, чтобы это можно было назвать правосудием. Однако хладнокровное убийство — просто не мой стиль. Я убивал в порядке самообороны, не стану отрицать, но я все же сохраняю немалое уважение к жизни во всех ее формах. Теперь, когда мы знаем, что по другую сторону находится только большое небо, концепция загробной жизни окончательно перекочевала в исторические романы вместе с другими концепциями забытых религий. С исчезновением рая и ада мы столкнулись с необходимостью создавать рай или ад прямо здесь. Что ж, с нашей наукой, метатехникой и вспомогательными дисциплинами мы сумели продвинуться вперед, и жизнь на цивилизованных планетах сейчас лучше, чем была когда-то в черные времена суеверий. Но вместе с тем пришло осознание того, что у каждого из нас есть только этот короткий опыт с ярким светом сознания в бесконечно темной ночи вечности, а потому мы должны уважать существование всех остальных. И самый преступный акт, который только можно вообразить — это прекращение жизни одного из носителей сознания. Клизандцы относились к мыслящим существам иначе, и я, с наслаждением подсыпая им в буксы песок, все равно не мог думать иначе, а потому не мог низвести заляпанного подливкой Васко до уровня составляющих его молекул. Если бы я это сделал, то был бы ничем не лучше, чем они, и ввязался бы с старую игру с целями, оправдывающими средства, и начал бы скатываться по наклонной плоскости. Я вздохнул, глотнул из своего стакана, и рисовавшиеся мне чертежи дуговой печи растаяли и исчезли. Так что же тогда? Я мог бы приковать его к пещере с автоматическим пищераздатчиком, если бы в моем распоряжении была пещера и все прочее. Отпадает. Если бы у меня было время, я, правда, с немалым трудом мог бы изменить внешность Васко и всадить в его мозг ложную память, а потом засадить его в тюрьму или в трудовой отряд, или в сумасшедший дом, или еще куда-нибудь. Отличный план, если не принимать во внимание, что у меня не было времени для свершения чего-либо столь сложного. Я должен был закончить дело до утра — или раньше, если не хотел перечеркнуть всю уже проделанную работу по созданию и внедрению Лже-Васко. Командование базы, вероятно, уже занялось перекличкой, так что мне прежде всего следует подумать о способе попасть обратно в «Глупость», нежели беспокоиться о своем свинском спутнике. Я заметил, что живот у него начал выпячиваться, и отключил аппарат. Он откинулся на спинку стула, вздохнул и рыгнул без видимой к тому причины. С противоположной стороны комнаты раздался шорох, открылась панель, и вкатился робот-чистильщик.

— Нельзя ли мне устроить у вас хорошую чистку? — прошептал он сексапильным контральто.

Я сказал ему, что он мог бы сделать, но он не был надлежаще оборудован для выполнения инструкции такого рода, а потому только щелкал и жужжал, пока я не приказал ему заняться работой. Я мрачно следил за тем, как он суетливо убирал постель, когда во тьме вдруг забрезжила первая искра идеи. Васко оставался в «Робот-Отеле» целый день без всяких неприятностей. Сколько же можно держать его здесь? Теоретически — вечно, если будет внесено достаточно денег на счет за номер. Но под гипнозом, его нельзя продержать больше, чем день-другой, если я не буду подкреплять внушение. Или можно? Прежде чем я смогу принять окончательное решение, я должен проникнуть в центр управления отеля. Эта идея может оказаться результативной. Я оставил Васко смотреть по телевизору историческую космическую оперу, внушив ему, что ничего более прекрасного он никогда не видел. Вполне возможно, что это было правдой. Нагрузившись инструментами, я отправился в поход. Позади номеров должна была находиться служебная лестница для роботов, и она, несомненно, была узкой, темной и пыльной. Да и как бы ни был механизирован этот отель, построили его человеческие существа, и они, разумеется, могли ремонтировать его, если понадобится. Побродив немного по нижним коридорам, я обнаружил неподалеку от входа скрытую дверь с замаскированной замочной скважиной. Дверь шла вровень со стеной и очерчивалась панелями — ее спланировали так, чтобы поддерживать вымысел, что отель на сто процентов управляется роботами. Я потратил довольно много времени на то, чтобы удостовериться, что здесь нет «клопов», и гораздо меньше на открывание самой двери. Замок был анекдотом. В поле зрения никого не было, когда я проскользнул в приоткрытую дверь и закрыл ее за собой. Я почувствовал себя тараканом внутри радиоприемника. Электронные устройства свисали, выпирали, вспучивались, кабели и провода завивались в кольца и изгибались в этакие электроспагетти. Катушки с лентами щелкали и жужжали на компьютерах, реле замыкались и размыкались, дребезжали зубчатые передачи. Это было весьма впечатляющее место. Я скитался по этим электронным дебрям, изучая поясняющие записи и перешагивая через боксы, в которых отдыхали сменившиеся с дежурства роботы, пока не нашел то, что можно было назвать центром управления. Там было даже сиденье перед пультом, сработанное для человеческого тела. Я свалился на него и приступил к работе, Путешествуя через эти механические джунгли, я обмозговал свой план и теперь знал, что мне следует делать. Сперва электронные «клопы» в номере Васко. Я не хотел, чтобы номер наблюдали или прослушивали. Найти цепи подслушивания было достаточно легко, имелся даже экран монитора, который можно было соединить с любой из них. Я испробовал его и убедился, что «клопы» имеются во всех номерах отеля; в некоторых из номеров происходили кое-какие интересные вещи, но я никогда особенно не увлекался вуайеризмом, предпочитая наблюдению участие. К тому же я теперь был женатым человеком. А время шло быстро. Все цепи подслушивания сходились и исчезали в кабеле, проходившем через стену и шедшем в местное полицейское управление или в иное государственное учреждение, что и подало мне некую мысль. У меня не было времени всаживать звуковую дорожку в ленту, чтобы накачивать в цепь подслушивания липовую информацию, гораздо проще было достигнуть этого путем скармливания сигнала из другого номера в провод из номера, занимаемого Васко. Судя по тому, как все тут было оборудовано, каждый «клоп» применялся для слежения за определенным единственным номером по причине, лучше известной построившим все это. Существовал примерно один шанс на десять тысяч, что когда-нибудь заметят, что из двух номеров идет один и тот же сигнал. И это соотношение было достаточно, хорошим для меня. К тому же свыше половины номеров пустовало, что еще больше улучшало соотношение. Теперь Васко не могли видеть и слышать. За номер и за все прочее заплачено, но прежде чем уйти, я оставлю достаточное количество денег (краденых, конечно), чтобы протянуть, если понадобится, год. Теперь нужно было найти способ удержать Васко в номере на данный отрезок времени. Я со своим обычным соображением уже изобрел такой план. К цепи динамика к номеру был подключен маленький магнитофон и таймер; все это было замаскировано в путанице других цепей и компонентов. Я снабдил магнитофончик надлежащей записью, поставил таймер и включил его. А затем бросился обратно в номер, чтобы посмотреть, как начнет работать мое творение. Васко все еще сидел, приклеив глаза к телеэкрану, но вздыхал, когда могучие космические корабли в лихорадке разрушения обрушивались друг на друга. Шипела бластопушка, бушевали бешеные энергии, и сквозь все это прорезался мой записанный голос:

— А теперь, Васко, слушай, слушай внимательно. У тебя был долгий, трудный день, и ты хочешь спать. Ты зеваешь. Ты собираешься отправиться на боковую. Сейчас ты заснешь крепким сном, ибо завтра будет новый день.

Это была большая ложь, ибо завтра не будет нового дня, во всяком случае, для дорогого Васко. Снова будет то же самое. Все повторится сначала. Он будет убаюкан, погружен в глубокий сон и даже в более глубокий транс моим утешающим голосом. И пока он будет пребывать в трансе, ему будет приказано, чтобы он забыл этот день и снова вернулся к нему, так что он никогда не проснется утром своего последнего дня в увольнении перед явкой на активную службу. Он проснется с легким похмельем от празднества последней ночи и не станет ничем утруждать себя. Просто поваляется в номере отеля, поест, немного почитает, посмотрит телевизор и отправится спать пораньше. Так он будет проводить время, получая от того удовольствие, пока не нарушится программа. Это был чудесный план, защищенный, насколько возможно, от дурацких случайностей. Я скормил половину своих ликвидных фондов в коппер уплаты, и баланс настенного индикатора подскочил до астрономической цифры. Чувствуя себя счастливым, я немедленно вышел из номера и повесил на дверь табличку: «НЕ БЕСПОКОИТЬ». А затем я впал в депрессию, вернулся, снова зажег свет и огляделся в поисках бутылки, до сих пор снабжавшей меня столь отменным вдохновением. Увы. Васко отлично позаботился о ней. Но как мне вернуться тайно на эту теперь втрое бдительнее охраняемую базу? Та высокая каменная стена казалась мне еще выше, чем на самом деле. Я наделал шуму, перебираясь через нее, и поднял по тревоге всех. Было бы очень мило, если бы я мог вернуться без чьего-либо ведома, прокравшись, скажем, под стеной. Увы. об этом не могло быть и речи: землеройные работы, удаление земли и тому подобное — это не то, что можно совершить за несколько часов. Угнать самолет, перелететь и спрыгнуть на парашюте? И быть подстреленным еще до приземления. Да, для того, чтобы проникнуть на базу или покинуть ее вряд ли можно было выбрать худшее время. Караулы будут усиленными, часовые подозрительными, а вся база будет кишеть солдатами. Но, может быть, именно это давало мне ключ к решению задачи? Обратить их силу против них, воспользоваться их многочисленностью, чтобы нанести поражение. Дзюдо в гигантских масштабах. Но как? Ответ пришел достаточно быстро, так как проблема была правильно изложена. Я собрал требуемое снаряжение — оно было довольно объемистым, — затем сложил его в большой чемодан, который снабдил устройством для саморазрушения. Понадобится личина — ничего особенного, просто, чтобы спрятать мою реальную, присвоенную внешность. Ах, до каких уровней обмана приходится подниматься! Доверху застегнутое длиннополое пальто скрыло мой мундир, моя пилотка отправилась в карман — ее заменила широкополая шляпа, — а моя старая верная седая борода устроилась на моем лице намордником анонимности. Глубоко вздохнув, я выпил капельку и, выскользнув из номера, запер за собой дверь, а ключ сунул в карман. Проходя мимо мусоропровода, я швырнул туда ключ, и вспышка мгновенного уничтожения осветила мне путь. Отойдя на приличное расстояние, я остановил робото-такси и сунул на него свой чемодан