Месть невидимки
Шрифт:
Он её слышал, но не слушал. Профессор думал о своём….
То, что ему удалось выйти на спираль планетного Пространства-Времени и переместиться в иную плоскость жизни, а в настоящем — исчезнуть, — это однозначно. Стать невидимым одним нажатием кнопки — это обескуражит кого угодно. И кого хочешь убедит…
Но того ли он добивался? Получился классический парадокс: искал одно, нашёл другое. Охотился на мышь, а завалил слона….
Впрочем… Караев поднялся и нервно забегал из угла в угол. Жена между тем самозабвенно продолжала бубнить своё.
Его осенило вдруг. Ведь он получил то, что надо. Правда, оно неожиданно выявило такую грань, существование которой он относил к фантастике…
Итак, что же произошло? Он вышел на многонитевой жгут планетного Пространства-Времени. Это — первое.
Второе, и самое важное: луч аппарата, отразившись от контурной «розетки», мгновенно отыскал и замкнулся на нити его индивидуального времени, находящегося в том пространстве.
И третье. Почему он исчез? Да очень просто. Луч замыкается либо на его прошлом — так сказать прожитой жизни, либо на будущем, которое ему еще только предстоит прожить. Происходит преломление среды времени…
И в том, и в другом случае он должен был исчезнуть из реальности.
Четвёртое. Увиденное проливает свет на то, в какую часть канала своего времени перемещается испытуемый — ближе к истоку или к дельте. У больного с нарушенной психикой не спросишь, где он побывал! Если он минует заломленный участок нити своего времени и перескочит в отдалённое будущее, оно для него и станет точкой отсчёта его новой жизни. Его поведение в таком случае не будет понятно и ему самому, а тем более окружающим его людям. Поэтому врачу обязательно надо знать, в какую сторону перемещается сознание пациента, чтобы остановить его восприятие жизни, то есть сигналы его жгута Пространства-Времени, на сегодняшнем дне.
Облокотившись на стену, Караев бездумно смотрел на увлекшуюся рассказом жену. Он был весь в своих мыслях. Сейчас важнее всего было определиться с тем, ради чего всё и затевалось. Что из всего эксперимента может сгодиться для лечения тем методом, который он наметил.
Здесь главное не ошибиться — не вернуть сигналы к началу жизни человека, ни, тем более, к концу её. Другими словами, если так можно выразиться, надо поднять луч по нити от места дефекта на её здоровое продолжение, которое затем обеспечит нормальное течение жизни и функционирование психики пациента… А для этого надо знать, что видит больной при перемещении.
— Именно так! — тряхнув головой, вслух произнес Караев.
Инна подумала, что он одобряет её план, и порывисто подскочила к нему:
— Правда, будет здорово?.. Я всё продумала. Ты согласен, Мика? — Инна заглянула в отсутствующие глаза мужа.
— Делай как знаешь, — проговорил он, отводя руки жены. — Мне надо работать. Я должен все записать.
— Умница! — похвалила она. — Конечно
— Да, да. Разумеется, — рассеянно пробормотал Караев, юркнув к себе в комнату.
Такого мощного прилива сил и необузданного желания работать, такой лёгкости мысли он не испытывал, пожалуй, со студенческих лет. Он бил и бил по клавишам машинки до самого рассвета. Потом часа на три заснул и, наскоро ополоснувшись, снова ринулся к столу. Инна буквально силой вытаскивала его из-за машинки, заставляя хоть что-нибудь поесть. Он не глядя заглатывал в себя все, что она ему подавала, и вновь спешил в свою комнату….
Лишь под утро третьих суток Караев, обеими руками держа, как драгоценность, внушительную кипу бумаг, пошатываясь, вошёл к спящей жене. Растолкав её, Караев блаженно улыбнулся:
— Я закончил.
— Что закончил? — спросонок прохрипела она и, заметив в его руках охапку листов, испещрённых машинописным текстом, облегчённо вздохнула и, вдруг засмеявшись, добавила: — Боже! Да ты знаешь на кого похож?!
— На кого?
— На сексуального маньяка.
— Может быть… Мне всё равно… Я, Инночка, закончил…
И тут силы оставили его. Он рухнул поперёк кровати, прямо на ноги жены. Ничего страшного не случилось. Мика спал мертвецким сном. Ей стоило больших трудов уложить его на подушку.
Проснулся Караев сутки спустя — утром следующего дня. Его разбудил душистый запах свежезаваренного кофе. К окну прильнула младенческая мордашка народившегося дня. С синими-синими, на весь мир глазами. В форточку тёк свежий поток его волшебного дыхания, который ласково гладил его лицо и теребил волосы…
— Хорошо, — сказал он, потягиваясь и, вспомнив о том, что работа, которую он делал, завершена, с ещё большим наслаждением вобрал в себя рассветного воздуха, смешанного с золотом восходящего солнца и дурманящим кофе.
Лукаво улыбнувшись, Караев крикнул:
— Кофе в постель!
Паузы между этим его выкриком и появлением Инны, казалось, не было. Она объявилась в комнате, как привидение. И вся светилась. И солнцем, сразу вспыхнувшим в комнате, и счастливыми глазами.
— Доброе утро, мой гений, — поцеловав его, прошептала она.
— Приятно слышать, — чмокая от удовольствия губами, отозвался он.
— Я прочла написанное тобой… Потрясающе!
— Знаю, — изобразив самодовольную мину, небрежно бросил он, а затем, по-детски задрыгав ногами, проканючил:
— Хочу кофею…
— Вставайте, сударь! Вас ждут великие дела! — строго потребовала жена, направляясь в сторону кухни.
Караев открытой ладонью со всей силой стукнул по матрацу:
— Наконец-таки! Научил!
Инна отреагировала в одно мгновение:
— Я это помнила всегда! — воскликнула она. — Почти двести лет. С тех самых пор, когда один честолюбец заставлял свою женщину будить себя именно такими словами. Женщиной той, конечно, была я, а вот мужчина на тебя нисколько не походил…