Месть нибелунгов
Шрифт:
Эолинд стоял рядом со Стеном, когда корабль с «лишними» солдатами отплыл, чтобы отправиться на континент. Советник с трудом сдержал улыбку, услышав, как ксантенский наместник сказал:
— Ну что ж, на родине они будут нужнее, чем здесь.
— Несомненно, — пробормотал старик. — Здесь нам солдаты Вульфгара не нужны.
Стен искоса посмотрел на него.
— Может, и легкомысленно говорить такое, Эолинд, но я рад, что ты на моей стороне. Ты хороший человек, и любой король гордился бы тем, что ты служишь ему.
Эолинд
Той же ночью началось восстание. Слуги в замке открыли повстанцам ворота, а некоторые из них даже воспользовались тайным ходом, по которому когда-то прошел Зигфрид. Ночь была безлунной, а факелы в длинных коридорах предусмотрительно потушили. Исландцы действовали тихо и быстро, жестоко и эффективно. Большинство оставшихся в живых ксантенцев и их наемников проснулись с уже перерезанным горлом или кинжалом между ребрами, так что их жизнь после пробуждения была столь короткой, что они даже не успели закричать. Некоторых смерть настигла во сне, другие получили стрелу в горло, когда поднимались по лестнице. Чтобы проникнуть в замок без особых хлопот, стражников отравили супом, а часовых в порту просто сбросили на скалы.
Наместником Вульфгара Стеном занялся лично Эолинд. Он позволил себе роскошь разбудить своего начальника, разрешил ему одеться и выйти в тронный зал на поединок. Они с Геленом и Ионом так не договаривались, но Эолинд желал честного боя. Стен был моложе и лучше обращался с мечом, но любовь к Исландии и ненависть к Ксантену придавали старому советнику силы. Перевес в бою был то на одной, то на другой стороне, противники прыгали по столам и стульям, и в конце концов бой завершился, когда Эолинд пригвоздил Стена мечом к исландскому щиту.
— Я сам выбираю короля, который заслуживает моей верности, — презрительно произнес Эолинд, когда глаза Стена закрылись.
Исландцы отпраздновали освобождение, пустив в дело продукты, которые у них еще оставались, и в полночь разожгли «костер радости», в котором сгорели трупы ксантенцев. Они возносили молитвы за своего некоронованного короля Зигфрида — теперь на острове его тоже называли этим именем, так как Эолинд в праздничной речи открыл жителям правду, скрытую легендой.
Никто не сомневался в том, что Зигфрид победит Вульфгара и вернется в свое освобожденное королевство. Это произойдет всего через несколько недель. Исландцы решили к возвращению домой победителя привести остров в надлежащий вид. Они принялись отстраивать то, что разрушили ксантенские захватчики.
О том, что Вульфгар умер от кинжала Нацрея и Ксантен уже не был их врагом, а его солдат не нужно убивать, исландцы не знали. Их кровавое восстание завершилось успехом и через пару дней превратилось в героическую легенду.
События, которые вызвали ликование при дворах Ксантена и Исландии, стали поводом для ярости и возмущения в царствах теней. От леса нибелунгов до Валгаллы, от Утгарда до окраин мира, где жили чудовища, — везде ощущалась ярость богов.
Брюнгильда предвидела это, но все же не думала, что все произойдет именно так. За жизнь Зигфрида Одину было обещано много душ, и кровожадность отца богов должна была утолиться чудовищным падением двух королевств. Такова была старая игра — спасти благородную жизнь за счет тысяч безымянных душ.
Поступок Нацрея изменил обещанную судьбу, нарушил баланс между Асгардом и Мидгардом. И виновата в этом была только Брюнгильда. Она должна была предвидеть, что сердца Зигфрида и Ксандрии стремились не к войне, а только друг к другу. Их страсть, вызванная чувством любви, не могла посеять ненависть и раздор. Брюнгильда в ярости проклинала и саму себя, и войско Зигфрида. Она стояла на холме, глядя на миролюбивую обстановку, царившую на линии фронта. Солдаты оставались в своих шатрах, перевязывали заживающие раны, ухаживали за лошадьми. Кое-кто уже молился, благодаря небо за конец насилия.
Это было… неправильно. Неправильно и отвратительно.
Внезапно рядом с Брюнгильдой раздалось хихиканье. Сперва тихое, словно оно доносилось издалека, а затем все громче и громче. Звук скользил по траве, отражаясь в росе у ее ног.
— Нееет… крооовиии… Одииинууу… Нееет победыыы Зииигфридууу… Нееет концааа проклятиююю…
Валькирия в гневе топнула, как будто могла таким образом заставить нибелунгов молчать.
— Я не собиралась этого делать! Судьба обещала принцу порабощение Ксантена — после долгой и тяжелой войны!
— Судъбааа не исполнилааасссь… из-за тебяяя… Будущее чернооо…
А ведь все могло разрешиться просто. Кроваво, но просто. Зигфрид убил бы Вульфгара, а затем женился на Ксандрии, объединив королевства. Когда Брюнгильда еще могла отчетливо представлять будущее, она видела Зигфрида королем, сумевшим бросить вызов королевству франков. Ему было предопределено править не одной страной, а целым континентом. Он стал бы не королем Зигфридом, а императором Зигфридом.
Но Нацрей уничтожил это будущее. Поступок одного-единственного человека изменил судьбу всех людей. Воды будущего стали мутными. Ни жаждущие отмщения нибелунги, ни Брюнгильда, ни, возможно, даже Один не могли сказать, что же теперь будет.
— Кааак же тааак… кааак же тааак… какжетаккакжетаккакжетак?
Это был вопрос и в то же время обвинение. Брюнгильда попыталась оправдаться:
— Это араб во всем виноват. Боги могут предопределять судьбу только тех людей, которые в них верят, а он вмешался во все это, хотя обладал сердцем без предназначения, душой без судьбы. Он не верил в волю богов, и его клинок уничтожил то, что позволяло предвидеть будущее на долгие годы вперед.