Месть Нофрет. Смерть приходит в конце

Агата Кристи

Хори кивнул в знак согласия.

–  Но здесь, под фиговым деревом, мы ведем разговор пока лишь о подозрениях. А потому нам предстоит обсудить поведение всех наших домочадцев. Как я уже сказала, слуг я исключаю, потому что даже на мгновенье не могу поверить, что кто-либо из них осмелится на такой поступок. Но я не исключаю Хенет.

–  Хенет?
– воскликнула Ренисенб.
– Но Хенет так искренне нам предана. Она то и дело твердит об этом.

–  Лгать не труднее, нежели говорить правду. Я много лет знаю Хенет. Впервые я увидела ее, когда она приехала в наш дом с твоей матерью. Она приходилась ей дальней родственницей, бедной и несчастной. Муж так и не полюбил ее -

она была малопривлекательна - и вскоре покинул. Единственный ребенок умер в раннем возрасте. Явившись к нам, она заверяла о своей преданности твоей матери, но я видела ее глаза, когда она следила, как твоя мать ходит по дому и по двору, и я говорю тебе, Ренисенб, в них не было любви. Они горели завистью. А что касается ее преданности всем нам, то я ей не верю.

–  Скажи мне, Ренисенб, - вмешался Хори, - а ты сама испытываешь привязанность к Хенет?

–  Нет, - не сразу ответила Ренисенб.
– Хотя часто корю себя за то, что не люблю ее.

–  Не кажется ли тебе, что причиной этому неискренность, которую ты невольно чувствуешь? Подтвердила ли она хоть раз свою любовь к вам на деле? Не она ли постоянно вносит разногласия в семью, наушничая и нашептывая пересуды, которые только ранят душу и вызывают гнев?

–  Да, да, все это верно.

Иза издала сухой смешок.

–  У тебя, оказывается, неплохие глаза и уши, достойнейший Хори.

–  Но отец ей доверяет и благоволит к ней, - не сдавалась Ренисенб.

–  Мой сын всегда был дураком, - сказала Иза.
– Мужчины любят, когда им льстят, вот Хенет и расточает лесть, подобно благовонному бальзаму, который щедро раздают, готовясь к пирам. Ему она, может, и в самом деле искренне предана, но к остальным, уверена, никакой любви не испытывает.

–  Но не решится же она… Не решится же она убивать, - сопротивлялась Ренисенб.
– Для чего ей сыпать отраву в вино? Какая ей от этого польза?

–  Никакой. Что же касается, для чего, - мы понятия не имеем, какие у Хенет мысли. Не знаем, что она думает, что чувствует. Но за ее подобострастием и раболепством, по-моему, кроется нечто весьма необычное. А если так, то мотивов ее действий нам с тобой и Хори не понять.

Хори кивнул.

–  Иногда порча кроется глубоко внутри. Я уже однажды говорил Ренисенб об этом.

–  А я не поняла тебя, - отозвалась Ренисенб.
– Но теперь мне кое-что стало понятно. Началось это все с появления Нофрет. Еще тогда, заметила я, мы все перестали быть такими, какими казались мне раньше. Я испугалась… А сейчас, - она беспомощно развела руками, - страх царит кругом…

–  Страх вызван неведением, - сказал Хори.
– Как только все прояснится, Ренисенб, страх исчезнет.

–  Есть еще и Кайт, - продолжала Иза.

–  При чем тут Кайт?
– возмутилась Ренисенб.
– Кайт ни за что не стала бы убивать Яхмоса. Это невероятно.

–  Невероятного не существует, - сказала Иза.
– Это, по крайней мере, я постигла за свою долгую жизнь. Кайт - удивительно тупая женщина, а я всегда не доверяла тупицам. Они опасны. Они видят только то, что вблизи, что их окружает, и могут сосредоточить свое внимание на чем-то одном. Кайт живет в собственном мире, который состоял из нее самой, ее детей и Себека как отца ее детей. Ей вполне могло прийти в голову, что смерть Яхмоса сделает ее детей богаче. Себеком Имхотеп часто бывал недоволен - он был безрассудным, непослушным, дерзким. Имхотеп мог положиться только на Яхмоса. Но если бы Яхмоса не стало, Имхотепу пришлось бы полагаться на Себека. Вот так примитивно она, по-моему, могла бы рассудить.

Ренисенб вздрогнула. Сама того не желая, она распознала в словах Изы суть характера поведения

Кайт. Ее мягкость и нежность, ее спокойствие и любовь были направлены только на собственных детей. Помимо себя, своих детей и Себека, мира для нее не существовало. Он не вызывал у нее ни любопытства, ни интереса.

–  Но ведь должна же была она сообразить, - начала Ренисенб, - что вернется Себек, захочет пить, как и случилось, и нальет себе вина?

–  Нет, - сказала Иза, - не обязательно. Кайт, как я уже сказала, глупая. Она видела только то, что хотела видеть, - Яхмос пьет вино и умирает, что потом объясняют колдовством жестокой и прекрасной Нофрет. Она представляла себе только одну возможность, исключая всякую иную, и, поскольку вовсе не желала смерти Себеку, то ей и в голову не приходило, что он может неожиданно вернуться.

–  А получилось так, что Себек умер, а Яхмос остался жив! Как ей, должно быть, тяжко, если все произошло так, как ты предполагаешь.

–  Такое часто бывает с глупыми людьми, - заметила Иза.
– Затевают они одно, а получается совсем другое.
– Она помолчала, а потом продолжала: - А теперь переходим к Камени.

–  Камени?
– Ренисенб постаралась ничем не выказать своего волнения или протеста. И снова смутилась под взглядом Хори.

–  Да, не принимать в расчет Камени мы не можем. Мы не знаем, есть ли у него причины нанести нам вред, но что нам вообще известно о нем? Он приехал с севера, из тех же земель, что и Нофрет. Он помогал ей - охотно или неохотно, кто может сказать?
– настроить Имхотепа против родных детей. Я иногда наблюдала за ним, но должна признаться, не знаю, что он собой представляет. В целом он кажется мне обычным молодым человеком, далеко не простодушным, и, помимо того, что он красив, есть в нем что-то притягательное для, женщин. Да, женщинам Камени всегда будет нравиться, но тем не менее, по-моему, он не из тех, кто способен завладеть их мыслями и сердцем. Он весел и беспечен, и, когда умерла Нофрет, не заметно было, чтобы он горевал.

Но так видится со стороны. Кто может сказать, что происходит в человеческом сердце? Человек с твердым характером способен на любую роль… Может, Камени тяжело горюет по погибшей Нофрет и жаждет отомстить за нее? Раз Сатипи убила Нофрет, пусть погибнет Яхмос, ее муж. И Себек, который угрожал ей, а потом, может, и Кайт, докучавшая ей мелкими пакостями, и Ипи, который тоже ненавидел ее. Все это кажется невероятным, но кто знает?

Иза умолкла и посмотрела на Хори.

–  Кто знает, Иза?

Иза уставилась на него хитрыми глазами.

–  Может, ты знаешь, Хори? Тебе думается, ты знаешь, не так ли?

С минуту Хори молчал, потом ответил:

–  Да, у меня есть свое, хотя пока недостаточно твердое, мнение, кто и зачем положил в вино отраву… И я не совсем понимаю… - Он опять помолчал, потом, нахмурившись, покачал головой.
– Нет, неопровержимых доказательств у меня нет.

–  Но ведь мы ведем разговор о подозрениях. Так что можешь говорить, Хори.

Однако Хори снова покачал головой.

–  Нет, Иза. Это всего лишь догадка, неясная догадка… И если она верна, то тебе лучше ее не знать. Ибо знать опасно. То же самое относится и к Ренисенб.

–  Значит, и тебе грозит опасность, Хори?

–  Да… По-моему, Иза, опасность грозит нам всем - меньше других, пожалуй, Ренисенб.

Некоторое время Иза смотрела на него молча.

–  Многое я бы дала, - наконец сказала она, - чтобы проникнуть в твои мысли.

Хори ответил не сразу. Некоторое время он размышлял:

–  Мысли человека можно распознать только по его поведению. Если человек ведет себя странно, непривычно, если он сам не свой…