Месть обреченного
Шрифт:
Курносый набычился и метнул на напарника злобный взгляд.
– Тихо, мальчики, тихо! – вовремя вмешалась Максимовна. – Не хватало еще, чтобы вы тут подрались. Сегодня к нам пожаловал Саша Грузин, так что сами знаете, что с вами будет, если вы сотворите здесь большой шухер.
Она никак не могла справиться с замками и пыхтела, будто поднималась на крутую гору.
Охранники успокоились мгновенно, однако взгляды, которыми они обменялись, говорили красноречивее слов.
Наконец раздался лязг засовов, и тут только я сообразил, что теперь каморку уборщицы превратили в сейфовую комнату для хранения выручки, а Максимовна – кассир казино. – Вперед! – скомандовал я Сидору.
Нельзя было допустить, чтобы она успела закрыться изнутри.
– Берешь на себя женщину, – сказал я своему приятелю и подельнику.
Мы появились перед остолбеневшими от неожиданности охранниками как бесы из преисподней – в черных костюмах, масках и с пистолетами, снаряженными глушителями.
Не знаю, чему там их учили, но то, что учеба не пошла впрок, в этом можно было не сомневаться. Они даже не притронулись к оружию, а только смотрели на нас внезапно обезумевшими от страха глазами, неподвижные, как изваяния.
Я молча указал дулом пистолета на пол: мне не хотелось лишней крови.
Они безгласно и покорно, будто полусонные, улеглись лицами в исшорканный подошвами кафель и заложили руки за голову – пожалуй, единственное, что эти двое, как оказалось, хорошо усвоили из науки об охране важных объектов.
Я не стал долго мудрить и ждать, пока они очухаются от внезапного ступора – два точных и жестких удара, и сон принял их в свои объятия по меньшей мере на полчаса; а больше нам с Сидором и не нужно было.
Позади раздался приглушенный всхлип.
Я стремительно обернулся. Сидор смущенно развел руками:
– Понимаешь, хотела закричать…
– Ты что, сломал ей шею!?
– Упаси Бог! Обижаешь, Ерш, я только слегка хлопнул ее по загривку.
– Займись деньгами, а я посторожу на входе.
– Лады…
Только теперь я понял назначение раздвижной двери: она служила маскировочным щитом, скрывающим комнату-сейф.
И нам очень повезло, что эта внушительного вида плита из дубового фанерованного бруса, армированного стальной проволокой, не была закрыта на замок – ее не взял бы и топор дровосека…
Денег, в основном долларов, набралось на полную сумку, которую принесла с собой ныне мирно почивающая Максимовна.
Сидор, запихивая кредитки в бездонную утробу главной принадлежности наших домохозяек, непрестанно подмигивал мне и гримасничал, словно обезьяна, – от избытка чувств.
Да, похоже, наш "улов" стоил потраченного на него времени…
Как это ни удивительно, но мы убрались из города ни клятые, ни мятые; даже стеклянная будка поста ГАИ на окраине проводила нас умиротворенным мерцанием одинокой настольной лампы, освещающей клюющего носом мента в наброшенном на плечи кителе.
Спи, парень, у тебя и впрямь отменный ангел-хранитель…
Опер
Господи, как я ждал этого момента!
И вот она, твоя высшая справедливость, – еще одна видеозапись, теперь уже беседы Сандульского с самим Грузином. Это даже не кассета, а осиновый кол для всеми проклятой бандитской груди.
Саша Грузин был пьян как сапожник. Уж не знаю, чем там его поманил Жорж, но он приплелся в кабинет Сандульского словно бык на бойню.
Того, что Грузин наболтал, с лихвой хватило бы ему на пожизненное заключение, будь у нас такой закон. Похоже, он хотел произвести как можно более выгодное впечатление на Сандульского, который с отчаяния предложил ему не десять, а целых пятнадцать процентов с дохода.
На этот раз мы с Баранкиным устроили просмотр видеозаписи на квартире одного из наших так называемых "добровольных помощников органов правопорядка", изрядной сволочи, бывшего начальника первого отдела номерного предприятия, пьяницы, бабника и проходимца.
Я не рискнул воспользоваться аппаратурой управления – чем черт не шутит, вдруг моя разработка уже "засвечена" и комната техсредств снабжена "жучками".
А к Баранкину уже возвратилась его дражайшая половина, загоревшая до черноты и умиротворенная до полной прострации – наверное, целебным морским воздухом…
Голос Саши Грузина был на удивление тонок и визглив.
Впрочем, и сам он не впечатлял размерами и статью – такой себе низкорослый пьяный сатир с черными маслеными глазками и низким лбом, который можно было закрыть одним пальцем.
Г р у з и н.
… Так, говоришь, Сторожук прижимает… хе-хе… известная сволочь, давно под ногами путается.
Ж о р ж.
Что делать, Александр Давидович? Он сожрет меня с потрохами.
Г р у з и н.
Подавится… хе-хе… много на себя берет, укоротим, если нужно… хе-хе…
Ж о р ж.
Я готов платить вам дес… пятнадцать процентов! Только защитите.
Г р у з и н.
Пятнадцать? Это разговор делового человека… хе-хе… Защитить можно… отчего нет… хе-хе…
Ж о р ж.
Но за ним такая сила… Пока все образуется, от меня мокрого места не останется.
Г р у з и н.
А вот это ты напрасно так говоришь. Видали мы козлов и покруче. Помнишь, чем кончил Храпатый? Я эту мразь размазал по стенке, академики собирали его по частям неделю, все равно подох… хе-хе…
Ж о р ж.
Но Сторожук ведь мент, а с ними не все так просто…
Г р у з и н.
Мои ребята уже не одного мента завалили. И что? Никаких проблем. Меня доставал однажды один… умник из угрозыска, не помню точно как его звали: Макарчук… а может, Макарченко… все равно подох… хе-хе… Я ему лично свинцовую примочку выписал… хе-хе… зарыли, как падаль, на Солонцах… там места всем хватит… хе-хе…
Даже при не очень хорошем освещении в кабине-те Сандульского было заметно, что Жорж стал белее стенки – таких откровений от Саши Грузина он не ожидал.