Месть Ориона (Орион - 2)
Шрифт:
– Итак, вестник все-таки оказался воином, - бросил он мне.
Извлекая меч из ножен, я отвечал:
– Да. А вот окажется ли воином похититель женщин?
– Лучшим, чем ты, - отвечал он.
– Докажи, - предложил я.
– Лицом к лицу.
Он поглядел на хеттов, сражавшихся за моей спиной.
– Поединок с тобой доставил бы мне удовольствие, но сегодня не время для подобных забав.
– Александр, сегодня - последний день твоей жизни, - проговорил я.
И как раз в этот миг раздался пронзительный крик, от которого в жилах застыла кровь. Одиссей!
Александр
– Сбросим их со стены!
Троянцы кинулись вперед. Добраться до Лукки и Одиссея они могли, лишь миновав меня. Дюжине длинных копий я мог противопоставить только меч. Они приближались... Бронзовые наконечники поблескивали в лучах зари, слегка покачиваясь в руках воинов. Я заметил, что Александр отстал, пропустив вперед остальных.
Я шагнул к краю помоста, а потом нырнул между копьями и, оказавшись рядом с воинами, рубанул мечом. Двое троянцев упали, остальные повернулись ко мне. Я едва успел уклониться от удара, направленного мне в живот; перебил пополам древко другого копья железным клинком. Отбил другой удар и шагнул назад - в пустоту.
Оступившись, я старался удержать равновесие на краю помоста, тут кто-то из троянцев метнул в меня еще одно копье. Левой рукой я отклонил бронзовый наконечник, но потерял равновесие и полетел вниз. Сделав полное сальто в воздухе, я приземлился на ноги, но под весом доспехов упал на колени и покатился по скользкой глине. Копье вонзилось в землю около моего плеча. Обернувшись, я заметил стрелы, медленно летевшие в меня. Я уклонился от них и нырнул за угол дома.
Александр и его отряд бросились в бой, все еще кипевший на вершине помоста. Мои хетты и итакийцы Одиссея сражались с троянцами, которых столь бесцеремонно разбудили. Но требовалась помощь: необходимо чем-то отвлечь внимание оборонявшихся.
Я бросился по узкому переулку к ближайшей двери, ногой распахнул ее... Когда я ввалился внутрь с мечом в руке, вскрикнула женщина. Она забилась в угол своей кухни, прижимая к себе двоих малышей.
Когда я приблизился к ним, они с визгом бросились вдоль стены, потом метнулись в открытую дверь. Я не мешал им.
В очаге тлел огонь. Я сорвал грубые занавеси, отделявшие кухню от комнаты, и бросил их в огонь. Он вспыхнул ярче. Деревянный стол, соломенный матрас и одеяло я тоже поджег.
Я превратил в костры два дома, три, целую улицу. Люди вопили, визжали, бросались к пожарищам с ведрами воды, нося ее из фонтанов. Довольный тем, что пожар отвлечет их, я отыскал ближайшую лестницу и побежал обратно на поле боя.
Теперь ахейцы один за другим прыгали через парапет... Троянцы отступали. Я набросился на них с тыла, выкрикивая имя Лукки. Он услышал мой зов и повел свой отряд ко мне, прорубая кровавую просеку в рядах оборонявшихся троянцев.
– К сторожевой башне у Скейских ворот, - сказал я, указывая направление обагренным кровью мечом.
– Надо взять ее и открыть ворота.
Мы продвигались по стене, преодолевая упорное сопротивление троянцев. Разожженный мною пожар уже перекидывался на соседние дома. Черный дым скрывал дворец. В сторожевой башне караульных оказалось немного: основные силы троянцев удерживали на западной
Движения их сковывала нерешительность: если позволить Одиссею удержать стену, ахейцы войдут в город с запада. Но если все внимание уделить стене, мы откроем ворота и впустим колесницы ахейцев. Им приходилось останавливать нас сразу в двух местах, причем одновременно.
Запели стрелы. Не обращая на них внимания, хетты толкали массивные створки, люди падали, но три огромных бревна медленно поползли вверх, освобождая засовы.
Наложив стрелу на тетиву, я увидел бросившегося ко мне Александра, он бежал через открытую площадь перед воротами.
– Опять ты!
– завопил он.
Эти слова оказались для него последними. Приблизившись, он замахнулся копьем, я уклонился и вонзил железный меч по самую рукоять в его грудь, пробив бронзовый панцирь. Когда я вырвал клинок, ярко-алая кровь хлынула на золотые рельефные узоры, и я ощутил бешеный прилив удовольствия, боевого восторга - ведь мне удалось отомстить человеку, вызвавшему эту войну своим безрассудством.
Александр осел на землю, свет погас в его глазах. И тут в мое левое плечо вонзилась стрела. На мгновение меня обожгло болью, но привычным усилием воли я приказал ей стихнуть и вырвал стрелу, несмотря на то, что зазубренный наконечник разорвал мою плоть. Хлынула кровь, но я заставил сосуды закрыться, а кровь загустеть. Но пока я занимался этим, троянцы подбежали ко мне. Скрип огромных створок остановил их, известив меня о том, что Скейские ворота наконец отворились. За моей спиной послышались вопли, и в город устремились колесницы, они мчались прямо на меня.
Троянцы бросились врассыпную, я отошел в сторону. На первой колеснице стоял Агамемнон, кони его ударили копытами по мертвому телу Александра, колесница подскочила на трупе и прогромыхала дальше, преследуя бегущих врагов.
Я отступил, поднятая колесницами пыль попадала мне в глаза, оседала на коже, одежде, окровавленном мече. Жажда крови угасла, я смотрел на дорожную пыль... На окровавленное тело Александра, попадавшее под копыта лошадей и колеса многочисленных колесниц. Ко мне подошел Лукка, на щеке и обеих руках которого виднелись свежие раны. Впрочем, они не были серьезными.
– Битва закончилась, - подытожил он.
– Теперь начинается бойня.
Я кивнул, почувствовав внезапную усталость.
– Ты ранен, - заметил он.
– Это не опасно.
Он поглядел на рану, качнул головой и пробормотал:
– Она как будто уже наполовину зажила.
– Я же сказал, что рана не тяжелая.
Нас окружили воины, на их лицах читалась тревога... Не испуг, но явное беспокойство.
– Наступило время воинам собирать свою дань, - произнес Лукка.
"Пора грабить", - следовало бы сказать ему. Красть все, что сможешь унести, насиловать женщин, а потом предать город огню.