Месть розы
Шрифт:
Потом рассмеялась и отпустила их. Конрад наблюдал за этой сценой. Ему нравилась непринужденность их манер и теплота общения — вещи, полностью отсутствующие при дворе. От этого маленького спектакля боль из-за Маркуса хоть и не прошла совсем, но слегка притупилась.
К помосту приближался граф Бургундский, поэтому Жуглет отвела Виллема в дальний угол зала, к двери в часовню.
— В планах произошли изменения, — тихо сообщила она. — Ты не женишься на Имоджин.
Виллем устало
— Прекрасно. И что это за новая игра?
— Это не игра, друг мой. Маркус смешал нам все карты.
Он нахмурился.
— Маркус? Но он же…
— Ах! — Она предостерегающе прикрыла ему рот ладонью и сказала, понизив голос до шепота: — Он исчез. Они оба исчезли.
На лице Виллема явственно отразилось облегчение, что вызвало у Жуглет раздражение, но вовсе не удивило.
— Ты неправильно понял, эта новость — плохая, — объяснила она. — Теперь ты не получишь свои земли в приданое.
— У меня сестра императрица, — возразил он. — Она не оставит меня умирать под забором. Все, чего ты добивалась, получилось. Твое дело завершено, Жуглет.
— Нет! — решительно возразила Жуглет. — Я говорю о твоей земле. Той, которую Альфонс у тебя отнял. Я хочу, чтобы он ее вернул. Ради этого все затевалось!
Несколько мгновений Виллем со странным выражением смотрел на нее.
— Романтическая справедливость вовсе необязательна, хватит и обычной. — Он неожиданно улыбнулся во весь рот. — Из нас двоих романтик — вовсе не я, а ты, Жуглет.
Это открытие явно доставило ему удовольствие. Она сердито уставилась на него.
— За такое оскорбление следовало бы вызвать тебя на дуэль.
— Принимаю, — с готовностью отозвался он. — Комната в гостинице все еще за нами. Давай сразимся там сегодня вечером. Знаешь, аромат кожи у тебя под мышкой преследует меня весь день.
К ее собственному удивлению, она вспыхнула.
— Слава богу, что ты не романтик! — пробормотала она, изображая возмущение.
Толпа гостей заволновалась. Они обернулись на шум: стражник из западной сторожевой башни, должным образом подученный Жуглет, с видом полного отчаяния ворвался в зал и бросился к помосту.
— Это связано с Маркусом, я должна быть там, — сказала она Виллему.
Его карие глаза светились нежностью и любовью. Она не могла не признаться себе, что хочет от него большего. Из-за всех этих событий — его болезни, ее раздражения по поводу его мрачного настроения и приказа Конрада держаться подальше друг от друга — они почти уже неделю не занимались любовью.
— Но когда я закончу… — Она кивнула на дверь в часовню. — Только совсем недолго, — предостерегла она Виллема, заметив, как заблестели его глаза.
Вокруг помоста собралась ропщущая толпа, и Жуглет торопливо пробилась сквозь нее.
— Не надо преследовать этого негодяя, сир, — как раз говорила Линор, которая, похоже, испытала облегчение, услышав новости.
Такой трогательный всплеск искренней человечности… маленький перерыв в глупом маскараде, который она столь блестяще разыгрывала.
— Хватит и того, что он изгнан от двора.
Лицо Конрада представляло собой бесстрастную маску, за которой скрывались мучительно противоречивые чувства. Жуглет поймала его взгляд и кивнула едва заметно, как бы говоря: «Пусть так и будет». Лицо императора исказила судорога облегчения, а затем самообладание вернулось к нему.
— Хорошо, — угрюмо объявил он и взял Линор за руку таким жестом, как будто делал это всю жизнь. — В честь моей невесты и ее милосердия мы даруем амнистию Маркусу из Ахена, нашему бывшему сенешалю, с тем чтобы он никогда больше не пересекал границ нашей империи.
— Больше никогда не пытайся женить меня, — прошептал Виллем, когда они развязывали друг другу штаны в сомнительном уединении часовенки.
Упершись спиной в дверной косяк, он с силой вошел в нее. Жуглет тяжело задышала, откинувшись к стене. Он нежно притянул ее к себе, и она всем телом прильнула к нему, к его широкой груди. Она чувствовала, слышала, как колотится его сердце, и с детской радостью ощущала, что сердца у них бьются в унисон. Несмотря на все различия в темпераменте, ни с кем и никогда она не испытывала столь радостного единения душ и тел, как с Виллемом.
Не существовало другого такого, как он. Но был кое-кто еще, очень близкий, и этому человеку следовало во многом признаться.
Новобрачные позволили Павлу втянуть себя в нудный разговор о церковных догматах. Празднество утихало, и император с императрицей, сидя на окруженном с трех сторон стражниками помосте, время от времени перебрасывались легкими фразами. Конрад, никогда прежде не увлекавшийся беседами с дамами, был приятно удивлен тем, что теперь у него это получается.
Кардинал с характерной для него самоуверенностью встал на верхнюю ступеньку помоста, и теперь его голова была чуть выше, чем головы королевских особ.
— Мне известно, что в окрестностях Доля процветает разного рода ересь, — тщательно подбирая выражения, говорил кардинал его величеству. — В особенности в среде мелкой аристократии. Например, неподалеку от нашей границы разъяренная толпа сожгла на костре молодую женщину. Церковь не поощряет такие вещи, но, увы, предотвращать их не всегда удается.