Месть Шивы. Книга 1
Шрифт:
— Батюшка, — сказал сын судье, — вы целые ночи проводите за работой?
— Не буду отрицать, но это необходимо.
— Вы совсем не спите!
— Немного сплю. Но у меня нет времени!
— Это приводит меня в отчаяние, батюшка!
— Почему же?
— Хотя у вас и стальная воля, вы все–таки человек! Продолжая вести такую жизнь, вы убьете себя!
— Если я буду продолжать жить таким образом, то умру, совершенно согласен с тобой.
— Как?
— Успокойся, милое дитя, успокойся. Такая жизнь скоро кончится.
— Это правда, батюшка?
— О! Абсолютная правда! Нить Ариадны, которая ведет меня среди мрака, не вырвется теперь из моих рук… Через неделю для меня настанет отдых, не полный, конечно, не праздность, но больше не будет переутомления, потому что ты удвоишь наши силы, разделив мои мысли, тайны и труды… Посмотри на меня: надежда и уверенность в успехе поддерживают, и я не чувствую ни духовного, ни телесного утомления!
Старик говорил правду. Нечеловеческие труды не оставили на нем даже следа. Каким Джордж видел своего отца в день приезда, таков он был и теперь. Та же гибкость в походке, та же твердость в чертах лица, тот же блеск в глазах, та же откровенная улыбка.
Молодой человек, совершенно успокоившись и отогнав от себя мимолетный страх, стал думать о Марии Бюртель, овладевшей всем его существом.
Джордж и Мария были теперь женихом и невестой, подобно Эве и Эдварду. Они знали, что должны принадлежать друг другу, твердо веря, что ничто в мире не может разъединить их, стать между ними. Они ощущали силу отцовского благословения, не боялись людей, не боялись невзгод и твердо шли к счастливому будущему, полные непоколебимой уверенности во взаимной привязанности.
Джордж и Мария любили друг друга! Это говорит о многом. Джорджу стоило только задуматься, как перед ним представал образ Марии. Стоило Марии закрыть глаза — и она видела своего жениха.
Все было настолько безоблачным, что следовало ожидать грозы.
Однажды вечером Джон Малькольм, уезжавший с утра, вернулся к ужину. Он быстро прошел к себе в кабинет для того, чтобы сменить одежду и вернуться к детям. Множество писем на имя Джона Малькольма лежало возле его прибора. Два из них отличались атласной бумагой и толщиной и были запечатанны красным сургучом. На одной из печатей красовался герб Англии. На другой было изображение индийского божества.
Джон Малькольм, пробежав глазами адреса, положил письма на стол, не распечатав ни одного из них, и воскликнул со смехом:
— Отложим серьезные дела в сторону! Проделав сегодня верхом двадцать миль, я вполне заслужил двухчасовой отдых!
Мария наполнила хересом стакан из богемского хрусталя.
— Выпейте вина, милый батюшка! — сказала она с ангельской улыбкой, подавая стакан сэру Джону.
— Благодарю, милое дитя, — ответил судья. Выпив вино, он прибавил, целуя молодую девушку. — Отцовский поцелуй ангела заставляет забыть усталость, жажду, голод!
— Батюшка, — спросил Джордж, — неужели вы действительно сегодня проскакали двадцать миль?
— Не меньше, друг мой.
— По ведь вы рискуете здоровьем!
— Ты же видишь, все как раз наоборот. Я здоров, как никогда.
— Потому что вы скорее счастливы, чем благоразумны! Но все это плохо кончится!
— Ну, ну! не брани своего отца! Главные труды закончены! Я завершил посев, и час жатвы приближается!
— Что, конечно же, не помешает вам завтра продолжать жизнь, которую можно назвать самоубийством!
— Вот в этом ты глубоко ошибаешься…
— Почему?
— Завтра я отдыхаю.
— Отдыхаете? — прошептал Джордж с комическим удивлением.
— Да… да… да… — ответил, смеясь, Джон Малькольм, — да, сто раз да, завтра я отдыхаю!
— Хотел бы не сомневаться, но что–то верится с трудом!
— Напрасно.
— Так вы почувствовали, наверное, упадок сил?
— Нет, но сегодня я сделал открытие, постоянно ускользавшее от меня. С этого часа я буду работать у себя в кабинете и надеюсь, что скоро добьюсь блестящих результатов.
— Ах, батюшка! — вскричал обрадованный Джордж, — какая приятная новость. Наконец–то вы окажетесь среди нас. Нам больше не придется жить в доме, в котором хозяин постоянно отсутствует.
Джордж выразил общую мысль, поэтому благодаря приятной новости обед был весел и очень оживлен.
Когда подали десерт и слуги удалились из комнат, поставив на стол портвейн и другие вина, судья начал распечатывать письма одно за другим. По–видимому, они были малоинтересны для него, потому что, пробегая их глазами, он бросал прочитанное на пол. Скоро из всех писем осталось только два, о которых мы уже упоминали.
Джон Малькольм разорвал конверт одного из них и прочел с большим вниманием.
— Милые дети, — затем сказал он, обращаясь к молодым девушкам, — вот здесь кое–что касается и вас, я вполне уверен, что новость, полученная мной, заставит ваши сердца забиться от радости!
— Что же это такое? — почти одновременно спросили Мария и Эва.
— Приглашение.
— А! — радостно вскричала Мария, — какое счастье. Наверное, речь идет о бале, не так ли, батюшка?
— Да… о большом празднике…
Молодые девушки захлопали в ладоши.
— Кто же дает бал и приглашает нас?
Джон Малькольм прочел вслух:
«Лорд Сингльтон, губернатор Бенареса просит сэра Джона Малькольма, сэра Джорджа Малькольма, сэра Эдварда Малькольма, мисс Марию и мисс Эву Бюртель оказать ему честь посетить праздник, который он дает во дворце своей резиденции в субботу 8 сентября 1830 года».
— Этот бал, организуемый губернатором, наверное, должен быть восхитительным. Он будет проходить в обширных залах и садах, наполненных чудесами, не правда ли, батюшка? — с живостью спросила Мария.