Месть старухи
Шрифт:
Хуан вздохнул, закрыл ей рот ладонью, которую она поцеловала. Он отдёрнул руку и посмотрел на неё с удивлением. Волна нежности нахлынула на него. Он привлёк Миру к себе и опять приник к её губам, отдавшись порыву.
Потом они ещё немного побродили, и Хуан знал, что это был самый прекрасный день в недолгой жизни Миры.
Утром Мира вспомнила обещание Хуана, заметив:
– Пока не посмотришь ларец, Хуан, никуда не пойдёшь. Ты мне обещал.
– Ларец? Ах, да! Идём! И побыстрее.
В спаленке Миры Хуан осмотрелся. Он представил, какая спальня будет у Миры в новом доме. И очнулся, когда та толкнула его в бок, сказав:
– О чём это ты размечтался, Хуанито? Иди смотри.
В ларце лежали малозначительные бумаги. Главных не было. Хуан высыпал всё на стол и осмотрел бархатное дно. Было ясно, что там что-то было.
Нож быстро вскрыл дно. В узком пространстве под ним лежали листы толстой бумаги, уже изрядно пожелтевших от времени.
– Это должно быть те самые! – воскликнул Хуан.
Он медленно читал строчки.
– Вот свидетельство о твоём рождении, – протянул лист Мире. – Вот написано, что ты, Эсмеральда Фонтес, дочь сеньоры Томасы Фонтес и дона Рожерио Рисио де Риосеко. Теперь понимаешь, что за интерес к тебе сеньоры Габриэлы?
Мира посмотрела на Хуана потемневшими глазами.
– Значит... – пробормотала Мира в растерянности.
– Да! Она твоя сестра, Мира! А дон Рисио твой отец. И это ещё не всё! Есть ещё твой брат Рассио де Риосеко. Они живут на асиенде в часе езды от Понсе. И это ещё не всё, если хочешь.
– Хочу! Конечно, хочу! Говори же!
– У бабки Корнелии был сын. Его отец тоже дон Рисио де Риосеко. Но сын давно уже где-то пропал, и сведений о нём нет.
– Господи! Как всё запутанно и сложно в этой жизни взрослых людей! – Мира в растерянности опустила голову.
Хуан молчал, наблюдая за девушкой. Понимал, как тяжело и трудно всё это воспринять и переварить юной голове.
– И что теперь? – наконец спросила девушка беспомощно.
– Ничего, – убеждённо ответил Хуан. – Ты получила то, что хотела предоставить тебе бабушка. Больше тебе ничего от них не потребуется. Ты без них жила почти пятнадцать лет и дальше отлично проживёшь.
– Выходит, те деньги взяты с... – Она не договорила, не решаясь произнести нужное слово.
– Да. Так захотела бабушка. А я помог это совершить. Ты получила причитающееся тебе по праву рождения. И я не вижу здесь никакого греха. Разве что на моей душе.
Мира вскинула голову на Хуана. Глаза смотрели пронзительно, жёстко. Хуану стало неприятно, и он отвернулся. Стал складывать бумаги.
– Откуда такая фамилия, Хуан? Фонтес?
– Этого я не знаю. Наверное, твоя бабушка хотела засекретить тебя, боясь мести или чего другого. Так оно и вышло. Тебя долго искали, но не могли понять, что та Эсмеральда Фонтес и есть глупая девчонка, гоняющая по улице босиком в драном платье с оборванцами.
– Потому меня бабушка и отправила на край улицы в погреб?
– То-то, девочка моя! И я не уверен, что и сейчас тебе не угрожают. Например, эта Габриэла, сестра твоя.
– Она знает про меня? Ну, что я её сестра?
– Конечно! Вот братец, думаю, ничего не знает. И мне непонятно, почему Габриэла ничего ему не рассказала. Хотелось бы выяснить, да не хочу об той сеньоре и думать!
– То-то мне не понравилась она сразу!
– Это не поэтому, моя милая! – улыбнулся Хуан, и Мира покраснела, сообразив, что Хуан догадался о причине её неприязни. – Однако ты не знаешь, что после вашего отъезда она вновь посетила ваш дом и раскрашивала хозяйку. Та заявила, что вы уехали по дороге в Кагуасу. Как вы оказались здесь?
– Это я так придумала! Боялась, что она будет искать меня, и запутала след. Уж очень она меня напугала!
– Ты умненькая девочка, Эсмеральда! Молодец!
– Не называй меня так, Хуан. Это имя мне не нравится!
– Ладно уж! Не буду, – Хуан тихо чмокнул её в бархатную щёку. Она повернула лицо к нему и подставила губы.
– Ну и хитрюга ты, Мира! – вздохнул Хуан, оторвавшись от её губ. – Так понравилось целоваться?
– Очень часто думала об этом, – призналась Мира. – Я не слишком вульгарна?
– Ты так очаровательно наивна и непосредственна, что… Но никак не могу смириться с таким поворотом в наших отношениях. Смутно мне на душе. Почти стыдно, милая девчонка!
– А мне нисколько! Я очень довольна и благодарна тебе, что твой лёд наконец растаял.
– Ты хоть видела этот лёд? – усмехнулся Хуан, не решаясь ничего большего, как обнять за талию.
– Откуда? Но ты сам мне рассказывал про него. Разве забыл?
– Ничего я не забыл! Теперь вспомнил. Когда-нибудь я тебе его покажу.
– Где ж ты его возьмёшь? – удивилась Мира.
– Подниму высоко в горы, к самому леднику, и ты попробуешь его и посмотришь. Ещё и на санках покатаешься.
– На санках? Что это такое и как на них кататься? С горы?
– С горы, естественно. Красота! Пальцы так замерзали, что ничего не чувствовали, а потом болели до крика.
– Какой ужас! И это вам нравилось?
– Ужасно нравилось, Мира! Весело, шумно, а дома тут же валились на печь под кожух спать.
– Спать на печи? Разве так можно? Поджариться можно!
– У нас на севере такие печи строят из кирпича, что там, на верху можно свободно лечь три человека. На дворе мороз страшный, а на печи жарко. Здорово! Посмотрела бы!
– И не подумаю! Такой холод я не выдержу. Брр-р-р!
– Наденешь шубу на меху, воротник выше головы, на ноги валенки – и можно не бояться никакого мороза! Только нос и щёки береги. Отморозишь!
– И что будет тогда?
– Сильно болеть будут, а то и вовсе отвалиться может, например, нос. Как у кого побелеет нос или щёки, кричат, чтобы оттирал снегом. Тогда всё покраснеет и долго не мёрзнет.