Месть Владигора

Карпущенко Сергей Васильевич

Так кричали борейцы, и некоторые даже кидались на снег, в отчаянии катались по нему, скрежеща зубами, царапая до крови лица. Они негодовали на то, что победа, казавшаяся им такой близкой, ускользала и надежда на скорое обогащение таяла, словно дым.

Вдруг от разрушенных пороков к войску, спотыкаясь, падая в снег и снова поднимаясь, побежал какой-то человек.

— Кутепа! — злобно сжимая кулаки, воскликнул Гилун, когда можно уже стало различить черты лица бегущего. — Ну, эта жалкая лягушка сейчас ответит за поломанные пороки!

Грунлаф, стоявший рядом, промолчал. Он разделял мнение Гилуна, что виновного в крушении планов по овладению Ладором нужно наказать. Но Грунлаф знал также, что Крас бессмертен.

Чародей подбежал наконец к князьям, и на его лице изобразились скорбь и вина. Он рухнул на колени, много раз ударился головой в истоптанный снег и закричал:

— Князюшки, помилосердствуйте, не казните!

— Не казнить?! — пнул его ногой разгневанный, взбешенный Гилун. — А что прикажешь делать с тобой?! Наградить за проворство?!

— Ах, ах, кто же знал, что так получится?! — вопил Крас, по сморщенному лицу которого текли крупные слезы. — Разве не видели, князюшки, как хорошо работали пороки вначале? Мы почти разбили стену, оставалось совсем немного…

— Немного, говоришь, подлец?! — схватил его за редкие волосы Старко. — Нет, ты должен был предвидеть, что синегорцы со стены смогут разбить пороки!

— Нет, князья, никакой опасности не предвидел! Похоже, сам Перун помог им, вселил в их умы мыслишку, как пороки мои порушить! А возможно, и чародей какой-нибудь им мысль подал. Не вините меня, князья! Что взять с Кутепы? Смышленый я, да против моей смекалки посильнее смекалка отыскалась!

Плач Краса, казалось, не тронул ожесточенные неудачей сердца вождей. Пересей Коробчакский, весь пылая гневом, палицу свою над ним занес, литую, с торчащими шипами. Под одобрительные призывы казнить виновника новой неудачи занес уж было свое оружие над головой Кутепы-Краса, но руку Пересея задержал Грунлаф:

— Негоже так поступать. Не мы ли одобрили пороки? Не мы ли согласились с тем, сколь полезны могут оказаться тараны эти? Теперь же поспешно судим человека, их создавшего! Не видишь разве, что и на нас вина лежит?

Пересей руку с палицей медленно опустил. Недовольный заступничеством Грунлафа, неприязненно спросил:

— Что же нам теперь, выходит, поклониться смерду этому? Опозорил всех борейцев, собака! Пусть уж хотя бы в наказание задницу вылижет моему коню да и прочь потом идет.

Грунлаф, зная, что у Краса и другие способы найдутся, как взять Ладор, возразил решительно:

— И этого не будет. Давай-ка, прежде чем унизить человека, спросим у него, коль показал он уже свою смекалку: не ведает ли он других путей, как войти в Ладор?

Но и Гилун, и Старко, и Пересей тут же стали громко возражать. Кричали, что от бестолочи этой прока не будет никакого и нужно просто город обложить да и ждать, покуда не откроются ворота да и не сдастся Владигор на милость тех, кто вокруг его столицы будет стоять хоть целый век. Грунлаф возражал:

— У Владигора запасов собрано в амбарах не меньше чем на два года. Мы ли имеем столько? Едва ли два-три месяца сможем простоять, покуда хватит корма для людей, а лошадей кормить чем станем?

— Не нужно лошадей! — кричал Гилун. — Порежем их, когда закончатся запасы, съедим! Потом в Ладоре других коней возьмем. Знаю, сдастся крепость!

Вдруг свой голос Кутепа подал:

— Я с робостью скажу, князья, что не стоит рассчитывать на сдачу. Знаю я, сколь богаты житницы Ладора. Проведал Владигор о приближении борейцев, а поэтому и подготовиться сумел. Вода к тому же есть у них — пять источников воды чистейшей бьют из-под земли, под холмом, на котором княжеский дворец стоит. Брать нужно город приступом…

Тяжелое и долгое молчание князей было ответом на слова Кутепы. Не ко времени затеяли они этот спор. Их воины рвались в бой, желая идти на приступ, а не стоять в бездействии. Сорвали их с родных мест, обещали поход недолгий и счастливый, теперь же приходится ждать, жить в землянках, холодных и нечистых, укрываться ночью зипунами, страдать. И главное, они понимали, что не взять им богатый Ладор. Никому не по душе была осада без приступов, всех просто-таки бесила невозможность заставить ненавистных синегорцев почувствовать силу и проворство их мечей, меткость луков, бесстрашие и беспощадность их сердец.

Воины глухо роптали, волновались. Потом, чуть осмелев, стали осыпать князей упреками, вопросами, порой и гневными:

— Звали в короткий поход, а что вышло? Сидеть придется?

— Что, хотите, чтоб задницы наши ко льду в землянках примерзли?!

— Сами на приступ пойдем, все поляжем под стенами, а не будем в бездействии киснуть! Воины мы или бабы?!

Гилун, Старко и Пересей слушали эти крики, насупясь. Каждый знал, во что может вылиться бунт толпы голодных, замерзающих, терпящих военные неудачи ратников. Они уже негодовали на самих себя за то, что позволили Грунлафу увлечь их в поход, не сулящий победы, и бросали на него ненавидящие взгляды. Грунлаф старался выглядеть спокойным, хоть внутри у него все так и бурлило: он был недоволен собой, своими союзниками, Красом.

— Ну, благороднейший Грунлаф, видишь, во что вовлек ты нас?! — закричал вдруг с неистовством Гилун Гарудский. — Ты тут за главного у нас, ну так вкушай медок, который тебе войско в ковшике подносит! Сладок?! Крепок?!

Грунлаф, собрав в кулак всю свою волю, начал громко, повелительно:

— Все слушайте, что я, князь игов Грунлаф, вам говорить буду!

И впрямь его могучий голос, заглушив крики толпы, заставил ее внимать ему, князю и главному воеводе. Грунлаф сказал:

— Знаю, что мастер Кутепа, измысливший пороки, ведает и другие средства, как в город войти. Говорил уж он мне о них, да вот выбрали вначале пороки. Завтра же войско делом займется, синегорцам новую каверзу устраивать будем.