Месть вора
Шрифт:
Я смерил этого аккуратненького благополучного пацана снисходительным взглядом.
– Обязательно, Юра. И не смотри на меня, как на маньяка. Тебе этого не понять, потому, что ты не пережил того, что пришлось пережить мне. И не дай тебе Бог когда-нибудь испытать что-то подобное. А потому постарайся поверить мне на слово: не могу я этих двоих просто так взять и прикончить. Не почувствую я тогда, что их наказал. – Я повернулся к Дачнику: – Витя, ты все подготовил, что я просил вчера вечером?
Дачник молча поднялся со стула, вразвалочку пересек гостиную и достал из-под телевизионного столика спортивную сумку.
– Держи, Денис. – Он протянул ее мне. – Камера здесь. Простенькая, конечно. Не «бетакам». Зато со штативом. И уж точно рабочая. Проверял пару часов назад. А что касаемо хаты, так есть одна в Суховеркове…
– Это где? Далеко? – перебил я.
– Идеальное место. Ехать вам дотуда от этого Нестерова будет ближе, чем до Твери. А там, на отшибе, стоит небольшая избушка, и живут в ней двое наших людей. Муж и жена. Пенсионеры. Поселили их туда еще летом, вот они и держат хату на всякий пожарный. Вдруг пригодится? Отсидеться, скажем, кому. Или подержать кого в подполе. Вроде как ваших двоих.
– В хате уверен? И в людях?
– Стопудово, Денис. Был бы не уверен, не предлагал бы. – Дачник бросил еще один взгляд на часы. – Время, братва. Не пора ли в дорогу? А то прозеваем представление. Будет обидно. – Он хлопнул по плечу Оглоеда. – Юр, иди буди деда. Пусть ворота за нами запрет. – И, выйдя в прихожую, уселся на жалобно скрипнувшую под ним скамейку. Пыхтя от усердия, принялся зашнуровывать кроссовки. Размера так, наверное, пятьдесят восьмого.
Я с ехидной улыбочкой наблюдал за этим тверским Гаргантюа и думал: «А не попросить ли громилу Витька от греха подальше с нами не ездить? А то увидит слабонервная Ангелина, к кому ее угораздило угодить в плен… И случится с ней инфаркт или инсульт… Не-е-ет, не хочу для нее такой легкой кончины. Но и Дачника, столь много сделавшего для меня за эти два дня, нельзя лишать удовольствия поприсутствовать на представлении, на которое он так стремится попасть».
– Оглоед, твою мать!!! Где там запропастился?!!
Но Оглоед уже выводил из гаража блестящий «джип гранд чероки».
А от крыльца к ажурным чугунным воротам по освещенной двумя фонарями дорожке поспешал кругленький колченогий мужичок в телогрейке. Держа в одной руке нечто похожее на костыль. А в другой – большой черный зонт.
Потому что дождь так и не думал заканчиваться.
Глава 10
ЛЁНЕ ОТ СТАРШЕГО БРАТА. И ЛИНЕ ОТ БЫВШЕГО МУЖА
– Зря ты так, Паша. – Никита Болото даже остановился, уставившись на погребальный венок, увитый черными лентами, который его спутник напялил на шею. – А если это какая плохая примета? Снял бы…
– Иди ты, «примета»! – Паша взял толстяка за круглые плечи и слегка подтолкнул вперед. – Двигай по курсу и заботься о своей жирной заднице. И думай о том, что может с ней сделать собачка, если окажется, что ты намешал в мясо слишком мало отравы.
«Не отравы, а сонников, – подумал Болото. – Их там такая гигантская доза, что хватит свалить носорога, а не только овчарку. Док обещал, что она уже через пару минут, как сожрет этот фарш, будет спать, как убитая. Так что можно не опасаться», – внушил он себе уже в который раз за сегодняшний вечер.
Было уже почти пять утра, и со стороны фермы раздавалось монотонное гудение не то доилок, не то сепаратора. Село начинало потихонечку просыпаться, и Никита опасался наткнуться на какую-нибудь поспешающую на утреннюю смену доярку. Вот уж вылупилась бы баба на двоих незнакомых жлобов с погребальным венком!
До зеленой избушки оставалось два дома. И в одном из них светились окна. А от другого им вслед несколько раз тявкнула тонкоголосая шавка.
– З-зараза, как на проспекте, – прошипел Паша. – Ника, стой тут в тени. Погоди вылезать под фонарь. – Он снял с шеи венок и прислонил его к толстому стволу дерева. – Короче, так замри здесь и не дергайся. И гони сюда мясо. Пойду прошвырнусь под фонариком. Посмотрю, как там наша собачка. И как там наш белый «фольксваген».
Болото достал из кармана примерно сто граммов говяжьего фарша, завернутого в обрывок газеты и приправленного доброй порцией фенобарбитала и еще какой-то отравы с труднопроизносимым названием.
– Держи. Через пару минут, как собака сожрет это мясо, она должна отрубиться и дрыхнуть как минимум час.
– Это точняк?
– Ну-у-у… Док мне сказал, что психам хватает и третьей части того, что он мне дал. После чего они спят, как младенцы…
– Сравнил! – недовольно фыркнул Паша и понюхал нагревшийся в ладони фарш. – То психи. А то овчарка. К тому же кавказская… А если она откажется жрать?
– Че она, дура? Ты в на ее месте от подобного хавчика…
– Я, слава Богу, не на ее месте, – перебил Паша Никиту и хлопнул толстяка по мягкой широкой спине. – Стой тут, никуда не высовывайся, – еще раз напомнил он и, выйдя на освещенное фонарем пространство, направился к зеленому дому, в котором сейчас беззаботно дрыхли двое обреченных на нескорую и нелегкую смерть петербуржцев.
Назад он вернулся довольно скоро, и присел на корточки, опершись спиной на ствол дерева.
– А ведь сожрала тварь твое мясо, – сообщил он вполголоса и извлек из кармана пачку «Парламента». Огонек зажигалки на мгновение осветил его узкую небритую физиономию. – Просила еще. Даже хвостом повиляла… Так чего говоришь? Пару минут, и должна спать как убитая?
– Во всяком случае, Док…
– Да оставь ты Дока в покое. Нашел, блин, авторитета в психушке. Короче, Болото, сейчас я докуриваю сигарету, после чего ты идешь возлагать венок. И береги свою задницу. Если окажется, что Док напарил, я тебе не завидую. Зверюга и правда что твой теленок. И, кстати, отвязана. Шастает возле машины совершенно свободно. Интересно, и чем они ее кормят?
– Если окажется, что Док напарил, – зловеще процедил сквозь зубы толстяк и, наклонившись, подхватил с земли венок, – и эта псина коснется меня хоть одним зубом, то его психи могут заказывать по нему панихиду. Вот будет им развлекуха. – Он проследил взглядом за тем, как Паша втоптал в грязь окурок, обреченно пробормотал: – Ну что же… пошел. – И тяжело шагнул из тени на освещенное фонарем пространство.
– Ни пуха, тореадор.
– Иди ты.
Возле калитки, через которую предстояло проникнуть во владения кавказской овчарки, Болото поскользнулся на скосе тропинки и, не устояв на ногах, плюхнулся откормленной задницей в неглубокую лужу, выбив из нее фейерверк грязных брызг и чуть не попортив драгоценный венок с черными лентами.
– Твою мать! – не сдержавшись, рявкнул он во весь голос.
– Толстый хрен! – прошипел наблюдавший за ним из-за дерева Паша.
«Тяв-тяв-тяв!» – от соседнего дома бдительно взлаяла тонкоголосая шавка.