Месть женщины
Шрифт:
— Он просто сукин сын. Ему наплевать на все наши рассуждения, — горячо сказал Благидзе, — поэтому он и пошел в сторону Роберто. Может, он его просто не видел.
— Видел, — возразила Марина, — Роберто Гальвес стоял так, что не увидеть его было просто невозможно. А Хартли, целый час наблюдавший, как я разговариваю с Роберто в баре, тем не менее пошел именно в эту сторону. Я не нахожу рационального объяснения, кроме одного — это не Флосман.
— Тогда кто мог положить это письмо? — почему-то шепотом спросил Благидзе.
— Либо Кратулович, либо Консальви. Суарес сидел в баре, никуда не
— Все-таки это Рудольф Консальви, — вздохнул Благидзе, — я это сразу почувствовал.
— Будьте очень осторожны. Он теперь знает, что мы будем за ним следить. И станет еще более опасен. Мне не нравятся его записки, В них постоянная бравада неуравновешенного человека, скрывающегося, к тому же, под чужой маской. Это чудовищное нагромождение эмоциональных наслоений может привести к внезапному взрыву, дав выход его чувствам. Будьте очень осторожны, Благидзе. После обеда, днем, мы прибываем в Росарио. Нужно будет проследить, кто захочет там сойти.
— Да, — кивнул Благидзе, — лучше бы это были вы.
Он повернулся и вышел из каюты. Она осталась одна с двумя посланиями Флосмана. Их сегодняшняя затея явно провалилась. Флосман не только не пошел на переговоры. Он еще и обманул их, снова доказывая свое превосходство. Ему, возможно, нравилась эта игра, в которую он не играл после своего приезда в Аргентину.
Благидзе прошел в свою каюту. Там убирала постель темнокожая девушка с нежным поэтическим именем Лаура. Увидев вошедшего пассажира, она улыбнулась. Благидзе улыбнулся ей в ответ.
— К вам не пристают пассажиры? — шутливо спросил он. — Вы очень красивы, сеньора Лаура.
— Нет, — засмеялась девушка, — никто не пристает. Хотя иногда говорят комплименты.
— Мужчины просто дураки, — засмеялся Благидзе, — я думал, что у вас масса поклонников.
— Нет, — засмущалась девушка, — но на судне так много красивых сеньор. Мужчины предпочитают любить их.
— Не обращайте на них внимания, — отмахнулся Благидзе. Он думал о «красавчике» Консальви.
— Я знаю рыцарей и в наши времена, — добавила девушка, — здесь очень благородные сеньоры. Они даже посылают любовные послания.
— Да, — согласился Благидзе, уже не слушая девушку.
Через полчаса «Кастуэра» отошла от Сан-Николаса, направляясь к Росарио. Обед был объявлен с получасовым опозданием, чтобы пассажиры успели переодеться и пройти в ресторан. На этот раз Марина почти ничего не ела. Она испытывающе глядела на мрачно жующего рядом с ней Бруно Кратуловича. Чем-то недоволен был Рудольф Консальви. Очевидно, он поссорился со своей пассией, так как сегодня за обедом она даже не смотрела в его сторону. Как всегда быстро ел Суарес, спешивший, видимо, или к книгам или к картам. И то, и другое, судя по его поведению, и составляло смысл жизни самого Суареса. И, наконец, Хартли, появившийся в ресторане со значительным опозданием, выглядел каким-то рассеянным и задумчивым. Словно решал для себя очень сложную математическую задачу.
Благидзе все время смотрел в его сторону, словно по-прежнему сомневаясь в словах Чернышевой. Слишком много доказательств было не в пользу Хартли. Но, если поверить Чернышевой, все они не носили характера абсолютной истины. Обед проходил почти в полном молчании. Через три часа они должны были приплыть в Росарио, один из крупнейших городов страны, в котором также намечалась часовая остановка.
После обеда она снова прошла в бар, ставший уже центром всех событий, происходящих на корабле. Ее неизменного спутника Роберто нигде не было видно. Суарес, достав очередную книгу, отправился на верхнюю палубу. Хартли и Кратулович отлеживались в своих каютах. А Рудольф Консальви, наоборот, появился в баре, и теперь сидел в полном одиночестве, Очевидно, он все-таки несколько остыл к своей спутнице. Или она к нему.
Марина прошла к стойке и села рядом с Консальви на высокое кресло с длинной ножкой. Он хмуро посмотрел на нее.
— Вам понравилось в Сан-Николасе? — спросила Чернышева.
— Грязный городок, — передернул плечами Консальви, — ничего особенного.
— Правда? — удивилась она. — А мне говорили, что наоборот. Удивительно чистый и спокойный город.
— Может быть, — кивнул Консальви, — я не смотрел особенно по сторонам.
Он был явно не в духе. Если это Флосман, то он гений. Так разыграть недовольство своей спутницей.
Она отошла от него и увидела входившего в бар Благидзе. Он подошел к ней.
— Давайте уйдем отсюда и поговорим, — быстро предложил он.
Они прошли на верхнюю палубу, где по-прежнему сидел в кресле сеньор Суарес со своей неизменной книгой в руках. Но на этот раз он был не один. Рядом сидел Бастидас, с которым они о чем-то довольно оживленно беседовали.
— У меня есть некоторые сведения о Флосмане, — торопливо сказал Благидзе.
— Опять, — улыбнулась Марина, — вы всегда спешите с выводами.
— Нет, нет. На этот раз точно. Рудольф Консальви вчера не был на прогулке в Сан-Николасе. Он сошел с корабля со своей спутницей, немного погулял в порту и сразу вернулся обратно. Для того, чтобы вернуться обратно, он имитировал скандал со своей девушкой.
— Ну и что?
— Он мог подложить вам это письмо.
— Это мог сделать любой из них. Это ваше главное доказательство?
— Нет. Я специально задержался, чтобы проследить за Хартли и Консальви. И что, вы думаете, я увидел. Хартли отозвал Консальви в сторону, они пошли по коридору, о чем-то разговаривая. Я шел следом и слышал обрывки фраз. Хартли явно расспрашивал Консальви о вас. Они сообщники. Теперь все сходится. Хартли не случайно шел по коридору в обратную сторону. Он подстраховывал своего сообщника. Письмо подложил Консальви, вернувшийся с прогулки раньше времени. И он же ушел через другой выход. А Хартли пошел в противоположную сторону и наткнулся на Роберто.
— Вы так и не хотите поверить в невиновность Консальви, — засмеялась Марина, — он сейчас сидит в баре и отмечает свою ссору с этой девицей. Неужели вы не видели его лица? По-моему, он просто мелкий мошенник и бабник, И ничего большего. Там мозгов для настоящего разведчика почти нет. И для его сообщника тоже.
Благидзе угрюмо молчал. Он явно не доверял ловеласу Консальви. Но не хотел признаваться даже самому себе, что испытывает личную неприязнь к этому молодящемуся мужчине, пытавшемуся в сорок восемь выглядеть тридцатилетним.