Месть
Шрифт:
– Кто еще с вами отбывал наказание и теперь проживает в нашем районе?
Назвал Ивана Дереша и принялся рассказывать, как он ошпарил Балагура, а потом Балагур - Дереша. Не забыл и о том, что Иван угрожал отомстить Дмитрию за увечье.
– Кто еще был с вами?
Опять долго молчал. Наталье Филипповне пришлось самой назвать Вадима Гурея, которого Чиж почему-то "забыл", но, услышав его имя, "вспомнил".
– Когда встречались с Гуреем?
Чиж уклонился от конкретного ответа. Где-то когда-то встретил Гурея случайно и не придал этому значения.
– Это было не
– Зато встреча состоялась всего пять дней назад. О чем вы разговаривали с Вадимом?
– Поболтали о прошлом и разошлись.
– О Балагуре вспоминали.
Не вопросительно, утвердительно прозвучали слова следователя, и Петр, наполовину сознаваясь, сказал:
– Что-то было...
– Не "что-то", а Гурей назвал вам адрес Ирины Лукашук, советовал семнадцатого октября встретиться с Дмитрием в Синевце.
– Не слышал, не помню такого.
– Допустим.
Наталья Филипповна достала из ящика стола нож.
– Узнаете?
Чиж явно ждал этого, но с подозрением глянул на следователя, потом внимательно, словно пытался узнать давнего знакомого, рассматривал нож и ковырял длинным ногтем в усах.
– Я ножи продал.
Судя по выражению его лица, Чиж сказал не то, что думал.
– Кому, когда? - наступала Кушнирчук.
– Кому? - переспросил Петр. - Имя не спрашивал, в паспорт не заглядывал. Могу ответить на вопрос: когда? Зимой прошлого года. Точнее - в декабре. У охотничьего магазина.
– За сколько?
– По три червонца за штуку.
Статья Уголовного кодекса Украинской ССР об ответственности за незаконное ношение, изготовление, хранение, сбыт огнестрельного или холодного оружия не испугала Петра.
– Готов отсидеть, а может, обойдется исправительными работами или штрафом... Мудрый судья судить не торопится.
"Он согласен отсидеть срок, но не за нападение на Балагура", - поняла Наталья Филипповна и отодвинула штору в углу рядом с сейфом. На широкой изрешеченной толстой доске белел нарисованный мелом силуэт человека. Доску, как вещественное доказательство, изъяли во время обыска на квартире Шаринейны.
– Что это?
– Доска, - ответил Чиж насмешливо и нарочито резко.
– Для чего?
– Силу ножей пробовать.
– Разве для этого нужен контур человека? - пожала плечами Кушнирчук.
– Не стирать же, если кто-то нарисовал, - нехотя ответил Чиж. - Это мне не помеха.
– Где взяли доску и мел.
– На стройке валялись.
– Познакомьтесь, - Кушнирчук протянула Петру лист бумаги.
– Эксперт ошибся. Я не рисовал, - покачал он всем телом из стороны в сторону.
– Каким ножом бросали в доску?
– Обоими...
– Отведите, - приказала Кушнирчук конвоиру. - А вам, - сказала она Чижу, - советую хорошо подумать, взвесить все, ведь правда, как масло, выплывет наверх, а наказание и хромая догонит виновного.
В камере Чиж не находил себе места, зыркал на квадрат окошка, изучающе рассматривал петли на двери, нажимал каблуком на каждую доску пола, ходил из угла в угол. Наконец лег. Положил ногу на ногу, закинул руки на затылок. Но сосредоточиться не мог. Мысли толкались,
Как же их много! И каждый что-то наговорил следователю.
"Не сознаюсь! Я не охламон!"
Накануне майор Карпович вернул Наталье Филипповне план следственных действий по уголовному делу.
– Здравствуйте, - встретила ее утром на лестнице Любава Родиславовна. Вызывали меня?
– Сейчас я приглашу вас.
Борис наблюдал с тротуара, словно боялся подойти ближе.
Минут через десять Любава Родиславовна уже вслушивалась в голоса разных людей. И среди них отметила голос Чижа.
– Да его и по телефону узнала, и на магнитофонной ленте, - растянула она в улыбке полные накрашенные губы. - А живой голос - это легко...
На очной ставке, будто приговор выносила, изрекла:
– Не выпускайте его на свободу, он и так половину здоровья у меня отнял.
Показания Любавы Родиславовны, что ее запугивали в подвале, подтвердили эксперты: по химическому составу помада на пиджаке Чижа совпадает с помадой, которой она пользуется.
– Я французской крашусь. За десятку взяла. Мне привезли, - пояснила Любава Родиславовна.
– Тебе что, по специальному заказу помаду делали? - с ненавистью сказал Чиж. - Теперь все штукатурятся. Я не одну обнимал. Может, и ты где-то под пьяную руку попала.
– Довольно, - оборвала его Наталья Филипповна, отпустила Бысыкало и пригласила в кабинет деда Топанку.
Чиж удивился: "А этого зачем принесло?"
Вахтер коротко рассказал, как пьяный Петр рвался на завод, как звонил из автомата, что возле проходной. Именно в это время и слышала Любава Родиславовна угрозы по телефону.
– Ты, старый, меня за ногу назад не тащи - надорвешься, - погрозил ему кулаком Чиж.
Потом Борис Бысыкало видел близко твердые комли Петровых рук, оплетенных синими веревками жил. Вспомнил острое прикосновение финки - кровь отлила от лица и онемели пальцы на руках.
– Он запугивал меня, - сказал Борис.
Чиж язвительно оскалился.
Показания Вадима Гурея слушал молча. Ну, отбывал наказание, потому что спалил хату Стрибака с арабским ковром на стене и вторым арабским на паркете. В зятья его не захотели. Дочку не пожелал отдать Стрибак - куркуль! Денег - куры не клевали. Сам смотрел цветной телевизор, гонял на мотоцикле (легковую жалел: дорога с выбоинами), а попросишь рубль - фигуру из трех пальцев получишь. "Заработай, как я", - говорил в забегаловке при всех. На что Чиж, затаив злобу, ничего не отвечал. А среди ночи в селе ударил колокол: пожар! Еще не дотлели стены, стреляя искрами в темноту, а Чижа уже допрашивал следователь. До сих пор понять не может, как это его так быстро поймали? Ну, словом, Гурей говорит правду. Правда и то, что Балагур выбил Петру зубы на лесосеке. Чиж даже махал головой, молча подтверждая показания Вадима. Не понравилось только, что Гурей подробно описал, как советовал Петру поискать Балагура у Ирины в день рождения.