Месть
Шрифт:
— Меня не интересует, кто владельцы «Левиафана».
— Мы предъявим ваши претензии компании «СС лдт.», — ответил Нортон.
— А почему бы не обратиться прямо в суд?
— Так не делается. Компания, арендующая «Левиафан», проверит выдвинутые претензии по судовому журналу и докладам капитана корабля.
— Капитан не станет ни о чем докладывать, раз он не остановился, чтобы подобрать нас.
— Вероятно, вы правы. — согласился Нортон. — Но согласно моим источникам, компания проведет скрупулезное расследование.
— Прекрасно. А если свидетелей
— Не было ли поблизости других кораблей или яхт?
— Нет, мы были одни.
— Я поддерживаю связь с подразделениями королевских военно-воздушных сил, которые ведут поиск вашей жены. Пока что ими не найдено никаких обломков кораблекрушения.
— С тех пор прошло шесть дней, — заметил Харден. — Кроме того, яхта сделана из фибергласа. Она должна была пойти на дно как топор.
— Да, конечно. Если «СС лтд.» будет отрицать свою ответственность, мы передадим дело на рассмотрение юристам Адмиралтейства. Они проинформируют компанию — владельца «Левиафана» о нашем намерении добиваться справедливости. Та, в свою очередь, обратится к своим юристам и оповестит «Ллойд» — своего страхователя. Мы попытаемся прийти к соглашению. Если эта не удастся, то обратимся в Адмиралтейство с просьбой о возмещении ущерба. Это будет дорогое удовольствие.
— Подождите, — прервал его Харден. — Я не хочу возмещения ущерба. Я хочу только, чтобы капитан понес наказание.
Нортон положил блокнот на стол, стоявший рядом с кроватью Хардена, и скрестил руки на груди.
— К несчастью, поскольку инцидент произошел в международных водах, британское правительство не имеет полномочий для возбуждения уголовного дела.
— Тогда что я могу сделать?
— Вы можете возбудить дело против владельцев корабля.
— Но не они же управляли судном.
— Вам никогда не удастся привлечь капитана к английскому суду.
— Я хочу, чтобы те, кто несет прямую ответственность за гибель моей жены, понесли наказание.
Нортон поглядел в окно. Хардену казалось, что он глазами читает изложения старых дел, запечатленные у него в мозгу. Наконец адвокат повернулся к нему с улыбкой.
— Мы можем возбудить дело против корабля.
— Что вы имеете в виду?
— Арестовать его.
— Арестовать? Что вы имеете в виду?
— Это старый и весьма эффектный обычай. Маршал Адмиралтейства прибьет к мачте корабля повестку и тем самым арестует его для предания суду.
— И корабль никуда не денется?
— На самом деле используется скотч. В металлическую мачту трудно вогнать гвоздь.
— И корабль никуда не денется? — переспросил Харден, заинтересованный такой идеей.
— Пока владельцы не внесут залог. Тогда, конечно...
— А... — промолвил Харден разочарованно. — Они выложат денежки и смоются.
— Однако, — заметил Нортон, — все эти рассуждения в настоящее время довольно абстрактны. Сперва нам нужно убедить Адмиралтейский суд в важности нашего дела. — Он озабоченно добавил: — Предъявлять доказательства придется вам.
— Моя жена погибла, — ответил Харден. — Моя яхта утонула. Меня самого нашли на пляже.
— Это не доказательства.
— Значит, вы говорите, что я ничего не добьюсь, пока команда «Левиафана» не признает, что они потопили мою яхту?
— К сожалению, да.
После ухода Нортона Харден понял, что адвокат приходил только для того, чтобы оказать услугу Биллу Клайну. Он с самого начала знал, что ничем не сможет помочь Хардену.
Черная стена вернулась, слишком большая, чтобы быть сном. Харден сбежал благодаря тому инстинкту, который помог ему отличить кошмар от реальности.
Полицейский патруль нашел Хардена, когда он ковылял босыми ногами по ночной дороге, и вернул в госпиталь.
— Доброе утро, — сказала доктор Аканке.
Она посветила ему в глаза лампочкой и пощупала его пульс.
— Сегодня вы гораздо лучше выглядите.
Харден кивнул. Сейчас он ощущал свое тело точно так же, как до катастрофы.
— Вы знаете, что проспали двое суток подряд?
Харден пожал плечами.
— Мы было подумали, не пора ли звать таксидермиста.
Харден, смотревший в окно, перевел взгляд на ее лицо. Ни тени улыбки. Даже ее карие глаза были абсолютно непроницаемы. Аканке вставила ему в рот электронный термометр, но сделанный из алюминия, и вместо шкалы у него сбоку имелся крохотный жидкокристаллический индикатор размером с ноготь.
Харден отвернул голову, и Ажарату не заметила, как его зубы сжали металлический прибор.
Ее глаза округлились, когда она вытащила термометр у Хардена изо рта.
— В чем дело? — поинтересовался Харден.
— У вас температура сто восемь градусов! [1]
— Да, что-то мне действительно жарко.
Она положила руку Хардену на лоб и с облегчением вздохнула.
— У вас нормальная температура. Должно быть, термометр сломался.
— Попробуйте еще раз, — предложил Харден.
Ажарату снова вставила термометр ему в рот. Через мгновение Харден протянул его назад.
— Девяносто девять. Гораздо лучше. Все-таки у вас небольшой жар. — Она с сомнением разглядывала термометр. — Странно. Раньше он никогда не ломался.
1
42,2 градуса по Цельсию. (Примеч. перев.)
Харден снова взял термометр, засунул в рот и сжал зубы.
— А теперь он показывает сто семь.
Она неуверенно засмеялась.
— Это вы сами так сделали?
— Да, это моя конструкция.
— Прошу прощения?
— Я изобрел этот термометр.
— В самом деле? Но ведь они очень дорогие. Должно быть, вы ужасно богатый человек.
— Это ранняя модель. Врачи жаловались на неверные показания. Я обнаружил, что такой термометр чувствителен к прикосновению зубов. Мои новые термометры дадут вам стопроцентную точность, даже если вы всунете его в рот голодному тигру.