Место на земле
Шрифт:
Кондуктор потащил девушку к двери, говоря при этом:
— Клянусь аллахом, если ты не сойдешь на следующей остановке, я вышвырну тебя из вагона!
А девушка повисла на поручнях вагона и, улыбаясь кондуктору, старалась разжалобить его:
— Клянусь, я заплачу…
Трамвай пошел тише, приближаясь к станции пригородных поездов. Но кондуктор не стал ждать, когда вагон остановится, толкнул девушку, и она с криком упала на мостовую.
Вокруг нее собрались любопытные, поднялся шум… Толпа
— Цела она… Цела.
Через мгновение девушка поднялась. Она опиралась на руку мужчины. Один из бродячих торговцев крикнул в лицо кондуктору:
— Тебе не стыдно показывать свою силу на девочке?
А другой, обращаясь к ней, сказал:
— Ты должна пожаловаться полицейскому…
Мимо толпы прошла женщина. Важной поступью она направилась к трамваю. Увидев девушку, женщина злорадно прошипела: «Так тебе и надо!» — и поднялась в вагон.
А девушка стояла, отряхивая пыль со своей мулайи. В движениях ее чувствовалась крайняя усталость, и если бы не мужчина, поддерживавший ее, она упала бы снова. Этот человек с участием спросил ее:
— Что с тобой?
— Я сегодня ничего не ела…
Трамвай отошел. Кондуктор стоял на своем месте. Он смотрел на все происходившее, прислушивался к тому, что говорилось, но сам не проронил ни слова, механически откусывая кусок за куском от своего пирога… Услышав, что девушка целый день ничего не ела, он посмотрел на остатки пирога и перестал жевать.
Закончив работу, кондуктор направился по улице Мухаммеда Али, затем свернул в переулок аль-Манасара и вошел в кафе, где постоянно проводил свободное время. Он сел за столик и потребовал кофе и кальян.
Прихлебывая кофе, он медленно затягивался дымом и напряженно думал. В самом деле, почему он без всякой нужды был жесток с этой девушкой?.. Не сделал ли он ей больно? Не ушиблась ли она? Почему она не пожаловалась полиции?
Образ девушки встал перед ним. Она смотрела на него, наивно и умоляюще говорила: «Клянусь, я заплачу…» И на его губах промелькнула слабая улыбка. Он стал вспоминать встречи с ней: вот она расправляет и снова собирает складки мулайи, вот ее синее платье с поблекшими узорами, ее стройная, молодая фигура и глаза, словно подведенные сурьмой…
Неожиданно кто-то тряхнул его за плечо. Он обернулся и увидел своего знакомого, Фургуля. Фургуль выбрал себе место неподалеку и сидел важничая, как обычно.
Он спросил:
— Может быть, ты расскажешь, что с тобой сегодня приключилось?
— А что со мной приключилось?
— Говорят, что ты поссорился с какой-то наглой девчонкой?
— Э, пустое дело!
— Я слышал, ее подобрала карета «скорой помощи».
Кондуктор сжал руку Фургуля и спросил:
— В самом деле? Ее подобрала «скорая помощь»?
— Девица получила по заслугам… Это факт. Ты ее здорово проучил.
При этом Фургуль нагло рассмеялся.
В это время в кафе вошли приятели Фургуля и Ханафи — так звали кондуктора — и потребовали домино.
Пирушка Ханафи с приятелями в кафе закончилась около полуночи. Ханафи побрел в свое жилище, с трудом волоча уставшие ноги. Он шел и что-то сердито бормотал себе под нос. Ему не везло в домино, но, стараясь отыграться, он не уходил, и проигрыш его удвоился.
Кондуктор поднялся к себе на второй этаж. Его жилье было мрачным, унылым и безрадостным. Ханафи зажег керосиновую лампу, осветил ею все углы, пытаясь найти что-нибудь съестное. Его желудок властно требовал пищи. В одном углу Ханафи наткнулся на котелок, снял крышку с него и понюхал, затем посмотрел на холодную печурку, которая словно съежилась от бездействия… Придется разжечь ее, как он делает это каждый вечер, и долго ждать, пока пища разогреется… Он отбросил крышку котелка и пробормотал:
— Противно… Есть нельзя!
И принялся вовсю ругать старуху Умм Ибрагим, которая за небольшую месячную плату прислуживала ему.
Ханафи снял свою форменную одежду, швырнул ее на стул, надел ночную рубаху и бросился на постель. Он закрыл глаза, но не смог заснуть: на него нахлынули воспоминания. Да, безрадостной была его жизнь после смерти жены… Время от времени он вздыхал, но наконец усталость взяла свое, и Ханафи перенесся в мир сновидений.
Ханафи проснулся, сел на край постели, потянулся и зевнул. На его лице появилась улыбка, сменившаяся громким, веселым смехом. Воображение Ханафи безудержно разыгралось, он вспомнил только что виденный сладкий сон.
Вскочив с постели, Ханафи заглянул в котелок. Через минуту в печурке уже пылал огонь и комната наполнилась запахом пищи. Поев, он долго вытирал усы, затем закурил, подошел к окну и, пуская дым колечками, стал смотреть на улицу.
Ханафи отошел от окна, посмотрел на часы и стал поспешно надевать форменную одежду.
Одевшись, он быстро пошел к двери, но едва открыл ее, как увидел Умм Ибрагим. Старуха поздоровалась:
— Доброе утро, господин Ханафи!
Он окинул ее внимательным взглядом и ответил:
— Недоброе утро, Умм Ибрагим!
— Недоброе? Спаси нас аллах-хранитель!
— Конечно, недоброе. Служба скверная и дела отвратительные…
— Я не слышала раньше от тебя таких речей. Что случилось?
— Даже кувшин не можешь поставить на подоконник, чтобы вода в нем остыла.