Место третьего
Шрифт:
Внезапно Соби шагает вперёд.
— Я сделаю.
Ты что-то чувствуешь? Неужели всё так плохо?
— Тебя это не касается! — взвизгивает Нисей. — Не лезь!
— Почему? — Гомон выглядит по-настоящему удивлённой. — Какая чушь. Почему ты заставляешь его биться в одиночку? Мы так не поступаем. Удел Жертвы — принимать боль Бойца.
Да ну? Микадо, где бы я, по-твоему, сейчас был, если бы поступал так, как вы? Я уникальная Жертва, равных мне нет и вряд ли будет. Я повелеваю Бойцами, а не просто стою за их спинами, принимая урон. Ты разве ещё не поняла, что им нужен короткий поводок и ошейник
— Зачем ты вмешиваешься, Соби? — оглядываюсь я на него. — Пожалел Нисея? Ты ему сочувствуешь? Разве ты его не ненавидишь?
Соби, похоже, и сам понимает, что лишь подрывает уверенность Нисея в своих силах, поэтому, опустив голову, отступает назад.
— Ты отвратителен, — кривится Гомон. — У тебя два Бойца, но ты не ценишь ни одного из них. Может, если лишишься их, тогда наконец поймёшь, что потерял.
— А ты, может быть, собираешься мне в этом помочь?
— С большим удовольствием. Когда мы разделаемся с Акаме, уничтожим и Агацуму. И как только твой последний защитник падёт, ты будешь умываться слезами, жалея, что так наплевательски к ним относился. Они продолжают биться за тебя, хотя оба знают, что ничего для тебя не стоят. И это омерзительно!
Страшно чешется левое Ушко, как бывает всегда, когда Соби смотрит на меня украдкой. О чём ты думаешь, Соби? О том, насколько она права, или как сильно ошибается?
А какой бы вариант больше устроил меня?
— Мне надоели твои стенания, Микадо. С тех пор как я покинул школу, меня не победила ещё ни одна пара. А знаешь почему? Потому что все они были слабые и жалкие, совсем как вы. Напоследок могу даже объяснить, почему слабы вы.
— Мы сильны, пока вместе! — она яростно сжимает ладонь Токино.
— Вот поэтому-то вы и слабы. Можете биться, лишь судорожно хватаясь друг за друга, но сами по себе ничего не стоите.
— Твои Бойцы тоже! — выкрикивает Токино.
— Ошибаешься. Каждый из них без труда может победить вас в одиночку. Они никогда не подводили и не предавали меня. И, видишь ли, я и правда не собираюсь помогать Нисею, потому что с такими как вы он с лёгкостью справится и один. Я в него верю. Да, кстати, Нисей, почему мне приходится распинаться за тебя? Почему мы всё ещё здесь?
Теперь смотреть на Нисея даже приятно. Он пришёл в себя ещё где-то в начале моей тирады, и сейчас стоит, глядя на Moonless со знакомой глумливой ухмылкой.
— Прости, Жертва моя, немного отвлёкся. Приказывай.
— Вот и славно. Нисей, убей их! Это приказ.
— Слушаюсь! Силой этих слов призываю великого Яги! Опали плоть и выжги души! Ущерб тотальный!
Вот, кажется, и всё. Эту атаку они не переживут. Токино выставил щит и с ужасом смотрит на приближающийся с громким треском огненный смерч, но Микадо всё ещё суетится за его плечом, пытаясь что-то кричать. Сквозь шум пробиваются лишь отдельные слова:
— …ты не Beloved, ты подделка! …не любишь! Ты ненавидишь своих Бойцов и причиняешь им боль только за то, что не способен их любить!
Как же чешется Ушко…
И это последнее, о чём я успеваю подумать, прежде чем огонь, уже почти коснувшись
— Нисей, почему нас выки… — начинаю я и осекаюсь.
Собственный голос звучит странно, неузнаваемо, будто я слышу его со стороны. Под ложечкой возникает сосущее ощущение пустоты, как если бы я попал в воздушную яму, летя на самолёте. Тело внезапно наливается давящей тяжестью, словно гравитация усилилась. Я почти неспособен пошевелиться или поднять руку. Что это за… заклинание?
С трудом поворачиваю голову к Moonless, и меня по-настоящему пугает выражение, застывшее на их лицах. Микадо, выкатив глаза, ловит ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, и держится за грудь. Токино омертвелым взглядом скользит по полу и дрожит.
Это было не их заклинание?..
— То… То… Токино… — Микадо еле дышит и слабо тянется к своему Бойцу.
— Я здесь… я с тобой, — наконец придя в себя, он давит Гомон в объятиях.
— То… кино… Я ничего… ничего… не чувствую… — она не пытается высвободиться, её будто парализовало. — Я не чувствую… я ничего не… чувствую…
И тут я понимаю, откуда взялась эта странная тревожная пустота. Я и сам… ничего не чувствую. Совсем ничего.
Отказываясь верить в то, что это происходит взаправду, тяжело поднимаю к глазам правое запястье. Надпись «Beloved» ползёт по среднему пальцу серыми, как старая татуировка, буквами, но Имя больше не светится. В лёгкой панике пытаюсь активировать Имя, прикладывая к этому все силы, но… не нахожу у себя внутри ничего, что можно было бы приложить. Я ничего не чувствую.
— Ни… Нисей, — у меня срывается голос, я напрочь забыл, как сделать его послушным. — Нисей… загрузи С… Систему. Нисей!
Лоб покрывается ледяными каплями пота, меня потряхивает, с дыханием справиться не могу.
— Нисей!
Я оглядываюсь. Нисей согнулся, упираясь ладонями в колени, и тяжело дышит. Потом поднимает голову, и у меня по спине проходит дрожь от его взгляда. Лицо, которое я знал, как своё собственное, теперь просто не узнаю.
— Сэй… — и этот чужой, неприятно режущий уши голос. — Я не могу запустить Систему. Кажется, её… вырубило.
— Что… значит…
— Совсем вырубило, — поясняет он, распрямляясь. — Я ничего не чувствую, а ты?
От резкого головокружения я едва сохраняю равновесие. Как будто из меня выбили какой-то стержень, поддерживавший моё тело на протяжении семнадцати лет. Одновременно я и тяжёлый, и неуклюжий, и абсолютно пустой внутри, подобно кривой, плохо слепленной вазе.
— Сэймей, — зовёт Нисей, не получив никакой реакции. — Система… её больше нет.
Системы больше… нет?
С другой стороны зала доносятся испуганные стенания Гомон и успокаивающий шёпот Токино. Не понимаю, в чём дело, но выглядят они… по-другому. Их движения, их голоса, их жесты совсем не те, что были раньше. Да и само помещение склада как-то изменилось. То ли чёткость картинки ушла, то ли цвет, но всё кругом такое безликое и пустое, совсем как я сам.