Место третьего

Тупак Юпанки

— Сэймей…

Вид у Нисея ошарашенный. И его глаза тоже блестят…

Отвернувшись, зажимаю рот ладонью и утыкаюсь лбом в стену. Сейчас я вспомню, как это делалось. Вдох-выдох-концентрация… Чёрт. Да какая там концентрация, я и этому разучился. Хочется побежать в спальню, запереть дверь, рухнуть на постель и реветь в подушку, громко, с чувством, как трёхлетка, словно в качестве компенсации за все годы, что я себе этого не позволял.

— Сэй… Не знаю, насколько тебя это утешит, но… Это не ты лишился Силы. Это все в дерьме оказались, совсем

все. Всем так же плохо.

— Плевал я на всех, — сиплю я, вытирая лицо рукавом. — Я — не все.

— Знаю. Именно поэтому я и остался с тобой.

Чувствую, как что-то легко и невесомо скользит по самым кончикам волос, почти неощутимо. Но от его ладони всё равно исходит тепло.

— Сэй…

— Да отстань ты, — я наконец оборачиваюсь, и Нисей убирает руку. — Ты… Ты теперь свободен. Можешь идти на все четыре стороны.

— Спасибо, конечно, только в этом мире не все Добби радуются носкам.

— Что?

— Проехали. Я хотел сказать, что у меня нет всех этих сторон. Мне некуда идти, Сэй.

— Мы встретились меньше года назад. Ты же откуда-то пришёл. Значит, куда-то можешь уйти.

— Прости, Сэй, но твоя логика здесь не катит. Поэтому лучше пользуйся моей. О том, что было до встречи с тобой, я бы не хотел вспоминать и, как следствие, к этому возвращаться. Я твой Боец.

— Бывший.

— Нет, я твой Боец, — повторяет он твёрдо. — А Боец — это не показатель уровня Силы, а состояние души.

— Но я не знаю, что будет дальше и что теперь…

— Я тоже этого не знаю, но не хочу ничего менять. Я привык быть с тобой и делать то, что ты говоришь. Я, конечно, могу и уйти, если тебе вдруг стало так неприятно моё общество. Но если дело не в этом, то я хотел бы продолжить делать то, к чему привык. И… честно говоря, не хочу узнавать, как может быть по-другому.

Я молчу, растерянно глядя на красную цифру «48» на его толстовке.

— Ладно, — говорит он наконец, — прежде чем ты снова осчастливишь меня своими проникновенными высказываниями, вот тебе ещё одна пища для размышлений. Тебе Рит-тян телефон надорвал.

Рицка?

Я тут же вскидываю голову.

— Он звонил, и звонил, и звонил… Я унёс телефон из твоей комнаты, чтобы тебя не беспокоить. Но вчера уже просто не выдержал, извини. В общем, я ответил, поговорил с ним. Он нормально себя чувствует, только вялый слегка. Очень за тебя переживает. Набери ему, скажи хотя бы, что жив.

Нисей достаёт из заднего кармана телефон и протягивает мне. Поглаживаю корпус пальцем, но крышку не открываю, убираю аппарат в пальто.

— И… больше он ничего не сказал?

— Ну… — Нисей складывает руки на груди и покусывает губу. — Как бы нет, но… Мне показалось, что, когда Рит-тян звонил, он… не был дома.

То есть был дома, только не у себя. Это так Нисей пытается деликатно сообщить мне то, что я понял ещё у дверей склада.

— Ладно, — говорю я. — Мне нужно… подышать воздухом.

— Мне пойти с тобой?

— Не надо, хочу побыть один.

— Но ты ничего не съел — в

обморок упадёшь.

— Перекушу что-нибудь по дороге.

— По дороге куда?

— Не знаю, отстань, Нисей, просто по дороге!

— Хорошо, но только… Будь осторожен. Я уже не смогу… прийти к тебе быстро.

— Да. Пока.

Очутившись на крыльце, несколько раз вдыхаю свежий уличный воздух и иду куда глаза глядят. Впрочем, жилище старушки расположено так, что глаза могут глядеть только в одну сторону — вглубь улицы, кучно засаженной маленькими низкорослыми домиками, по сравнению с которыми дом Чияко с садом кажется просто виллой.

Ладонь крепко стискивает телефон, но от того, что он лежит у меня в кармане, почему-то тревожно. Как будто до этого Нисей решал какую-то мою неприятную проблему, а теперь я остался с ней один на один. Позвонить Рицке, конечно, нужно, это не обсуждается. Просто… Просто я не хочу. Вернее, не так. Поговорить с Рицкой я как раз хочу и даже очень, но не могу ему звонить, зная, что с ним наверняка… Это неважно, что я не услышу голос и не получу никакого, даже косвенного, подтверждения от Рицки. Я буду знать — и этого достаточно.

И вот поэтому лучше не думать. Или хотя бы думать о другом.

Спустя два с небольшим часа я выхожу из поезда на станции Токио, чувствуя себя одновременно и непростительно борзым, и жалким. А ещё, безусловно, спятившим. Кажется, в списке добрых советов Нисея значилось не соваться в центр, но поступить как истинный флегматик — то есть просто начать курить и ждать — я не могу. Если никто не может дать мне ответа на вопрос «что дальше?», значит, я сам должен его найти.

Моя идея страшна в своём безумии и омерзительна с точки зрения человеческой гордости, но… Сидеть сложа руки и дожидаться мифических новостей на «А-11» отчего-то представляется мне падением куда низшим, чем то, что я придумал.

Адрес я почему-то запомнил очень хорошо. Как увидел в папке, когда мы с Хироши однажды залезли в кабинет, где хранятся все личные дела системных, так сразу и запомнил. И нужный дом отыскивается быстро.

Странный он, этот дом. С одной стороны, на двери ещё не потрескавшаяся краска, ступени тоже сколочены недавно. Но с другой, цветы в клумбах под окнами успели не только увянуть, но и даже засохнуть, а под дверной ручкой осталось несколько дырок от шурупов, как если бы раньше тут была ещё одна ручка, до которой мог бы… дотянуться ребёнок.

Я долго топчусь на пороге, прислушиваясь к тому, что происходит внутри, но не различаю ни звука. Единственное, что подсказывает, что дома кто-то есть, — это свет, льющийся из торцевого окна. Правда, велика вероятность, что мне попросту не откроют. Чтобы полностью исключить такую возможность, набираю в грудь воздуха и давлю кнопку звонка. Долго давлю, не переставая.

Спустя секунд двадцать дверь резко распахивается, и высунувшая оттуда трость на удивление метко и очень больно лупит меня по запястью.