Место в раю не гарантируется
Шрифт:
Больше всех распалялся староста Айдар Галиуллин – гроза всех нечестивцев и похитителей радиаторов:
– Это что? Сегодня они батареи со стройки увели, а завтра Родину продадут?! Я против того, чтобы их принять в ряды ВЛКСМ.
– Несовременно рассуждаешь, Галиуллин, – пытался отбиться от дурака Игорь Шибков. – Не в духе времени! Сейчас в стране перестройка, ускорение, гласность – а ты о продаже Родины рассуждаешь, связывая её со сбором металлолома. А в комсомольцы я и сам вступать не собираюсь, мне это нафиг не нужно.
– Игорь! – укоризненно посмотрела
– Юль Евгеньевна, а на кой мне ваш комсомол сдался? – всем своим видом Шибков демонстрировал пренебрежение к затронутой теме. – Я в ремесленное училище пойду, рабочим стану – что, у меня от этого зарплата больше станет?
– Игорь, ты лишишь себя возможностей для карьерного роста! – глаза «англичанки» и от природы были чуть навыкате, а под очками с диоптриями вообще превращались в рыбьи. – Иди в музучилище, развивай свой талант.
– Я вас умоляю! Какой карьерный рост? Это Галиуллину надо – он же большим человеком стать хочет!
– А ты что же, не хочешь? – зло ответил староста. – А кто говорил, что хочет стать великим рок-музыкантом?
– Дорогой наш Айдар, – усмехнулся Шибков. – Если я когда-то и стану большим музыкантом, то твой комсомол точно не будет иметь к этому отношения.
– Юлия Евгеньевна! – взмолился о подмоге Галиуллин. – Ну что с такими делать прикажете?!
– Успокойся, Айдар! Садись! – охладила пыл молодого карьериста Шанская. – Сейчас действительно время такое – переломное. Неизвестно, к чему вся эта перестройка приведёт, но уже сейчас позиция Игоря имеет право на существование.
– То есть в комсомол теперь вступать необязательно? – задала вопрос Марина Левандовская, сидящая за одной партой с Русланом Сафиуллиным.
Юлия Евгеньевна сняла очки и туманно посмотрела в окно. На улице пошёл первый снег, и первые хлопья с неба уже успели покрыть пушистым ковром серо-коричневую ещё пару часов назад землю.
– Я не знаю, – тихо сказала она. – Школа вас уже это не может заставить сделать, и это должен быть только ваш личный выбор, только ваше решение…
В классе повисла тягостная тишина. Каждый думал о новом времени и о себе в этом времени.
– Юль Евгеньевна, а Левандовскую тоже в комсомол не примут? Она ведь у нас в проститутки собралась, – с задней парты раздался хриплый, насмешливый голос Вовки Шныкова по кличке Шнек.
– Шныков, прекрати сейчас же, – классная руководительница за все эти годы измучалась с этим рыжим хулиганом-двоечником, он стал для неё сущим кошмаром. – Извинись перед Левандовской.
Любому другому она бы приказала привести в школу родителей для беседы, но Вовка воспитывался с глухой бабушкой, так как папу его давно зарезали по пьяной лавочке, а мамаша спилась и сыном не интересовалась.
– Извинись сейчас же, – вторил учительнице Руслан Сафиуллин, сидящий за одной партой с первой красавицей в классе Мариной Левандовской.
Сама Маринка сидела ни живая ни мёртвая, лишь только румянец появился на её холёных персиковых щёчках.
– Посмотрите на него: защитничек выискался, – хулиган Вовка закинул ногу на ногу и презрительно сиканул слюной сквозь зубы. – Зря стараешься, она с тобой всё равно целоваться не будет.
– Шныков, что за тон? Как ты разговариваешь с товарищем?! И кто тебе дал право оскорблять Левандовскую?
– Ачё я? Как что – так сразу Шныков. Марин, вот ты скажи, на какой фильм ты вчера ходила с родителями?
– На «Интердевочку», – честно ответила первая красавица, поджав под стул стройные ножки. – И что из этого?
– Да я лично слышал, – Вовка впал в раж, откинувшись на спинку скрипучего школьного стула. – Ты утром всем девчонкам сказала, что хотела бы, как главная героиня, выйти замуж за иностранца и уехать с ним жить в капстрану.
– Нормальный ход! – одобрительно присвистнул Серёжка Хальзон. – И бабки, и шмотки всегда будут! Молодец, Марин!
Хальзон был хитроватый выпендрёжный парнишка с модной пышной причёской под Юру Шатунова. Учился неважно, зато исправно фарцевал джинсами, присылаемыми ему родственниками из Израиля. На переменах продавал всё, что движется, – от пробок из-под одеколона (игра в них была тогда очень популярна в школах) до швейных машинок марки «Зингер», но основным профилем неформальной коммерческой деятельности Сергея была продажа модных записей на кассетах и бобинах.
– Какой же ты ябеда, Шныков, – Марина презрительно сморщила свой милый вздёрнутый носик. – Мало того, что ходишь, подслушиваешь, так ещё и делаешь из мухи слона. Да, мы с девочками обсудили фильм и пришли к общему мнению, что лучше найти себе богатого заграничного парня, чем якшаться с таким раздолбаем, как ты.
– Ну точно, проститутка и есть! – Вовка залился смехом.
– Шныков! Вон из класса! – строго сказала Шанская.
– Ха, я знаю, Юль Евгеньевна, почему вы так Левандовскую защищаете. – Вовка небрежным медленным шагом двинулся к выходу. – У ней мать директор гастронома и вам продукты с чёрного хода продаёт. Хорошо устроились, поздравляю!
В классе повисла тишина. Все ребята знали, что хулиган сказал правду. На пятом году перестройки на прилавках магазинов было шаром покати – лишь ряды кильки в томате да сливовый сок в трёхлитровых банках. Иногда, конечно, на драку собакам что-то вкусное выбрасывали, но это происходило всё реже и реже. Чтобы отхватить какой-то дефицит, нужно было иметь «полезные» знакомства. Эпоха серпа и молота стремительно катилась в пропасть небытия.
Сафиуллин в два прыжка подскочил к задней парте и хлопнул по рыжей вихрастой голове пересмешника увесистым учебником. В ту же секунду рыцарь Руслан получил ответный хук в живот. Одноклассники одобрительно загудели, а классная руководительница тотчас вытолкала хулигана Шныкова взашей. Отдышалась, села за свой стол, сняла очки.
– Мне грустно, – печально сказала Юлия Евгеньевна. – Мне грустно, что вы превращаете урок в балаган. Мне грустно, что вы до сих пор как слепые котята. Мне грустно, что вам… нам довелось жить в такое время, когда на первом месте оказываются ложные ценности… Мне грустно, что мы сейчас все на перепутье…