Место
Шрифт:
На «пальцах» справа росло несколько чахлых листочков, но левая, похоже, засохла окончательно. Евгений взялся за один из этих «пальцев» — на сей раз никакие тактильные сюрпризы его не поджидали, это и на ощупь была обыкновенная сухая ветка — и, для завершения своего анализа, с хрустом отломал его. Затем осмотрел место разлома, потрогал торчащие щепки… Да, ничего необычного. Евгений отбросил «палец» в траву и повернулся, чтобы продолжить свой путь.
Что-то вновь заставило его оглянуться.
Дерево, естественно, стояло на прежнем месте и в прежней позиции, как деревьям и положено. Дракин уже хотел в очередной раз выругать себя за дурацкие фантазии, но тут в слабом свете
Из левой деревянной глазницы сползала большая тягучая капля.
Смола, сказал себе Евгений. Это просто смола.
Он, правда, никогда не слышал о том, чтобы смола сочилась из практически уже засохших деревьев. Причем не в месте повреждения, а в добром метре от такового. Но он предпочел не задумываться об этом. Равно как и не стал подходить и трогать каплю. Вместо этого он торопливо, насколько позволяли заросли под ногами, зашагал прочь.
Туда же, куда смотрели деревянные глаза.
Тьма оставалась все столь же безнадежной, без всякого намека на рассвет. Идти становилось все труднее — приходилось все время проламываться через кусты и подлесок, которые росли как между рельсами, так и вокруг, занимая все пространство до самых больших деревьев, высившихся по обе стороны от пути. Евгений подумывал свернуть туда, в надежде, что там низовая растительность не столь густая — но не рискнул, боясь отклониться от курса в темноте.
И не только этого.
Иногда оттуда, из-за деревьев, доносились какие-то подозрительные шорохи, скрипы или даже словно бы вздохи, наполненные бесконечной печалью. Евгений в ужасе замирал на месте со своим копьем; включать мобильник он больше не осмеливался, опасаясь выдать себя, да и, по правде говоря, слабенький конус света делал окружающую тьму еще непрогляднее и страшнее. «Это просто ветер», — говорил себе Дракин, хотя никакого ветра не чувствовал. Он уже не раз успел пожалеть о том, что ушел от трамваев. Умом он понимал, что там опасно, но в то же время они были последней ниточкой, связывавшей его с привычным миром. Не считать же таковой эти рельсы, которые на самом деле и не рельсы вовсе…
Внезапно откуда-то слева раздался совершенно другой звук — не то громкие отчаянные рыдания, не то, напротив, истерический хохот. Евгений аж присел на месте; его сердце пропустило удар, а потом заколотилось так, словно стремилось разорвать грудную клетку. Невозможно было представить, чтобы подобные звуки издавало животное — но еще труднее было представить, чтобы они вырывались из груди человеческого существа…
Рыдающий хохот длился, наверное, минуты две, хотя практически вжавшемуся в землю юноше показалось, что прошло гораздо больше времени. Единственным утешением было то, что источник звука, судя по всему, находился все-таки не рядом, а, как минимум, в нескольких сотнях метров. Впрочем, Евгений ни в чем уже не был уверен. Он лишь стискивал свой обломок поручня, не замечая боли в судорожно сжатых пальцах.
Затем все стихло так же внезапно, как и началось. Евгений недоверчиво вслушивался в ночную тишину, боясь пошевелиться.
«Трус, — сказал он себе наконец. — Наверняка это всего-навсего какая-нибудь местная птица. Охотящийся хищник не станет так голосить, распугивая добычу…»
Но, несмотря на это разумное соображение, когда он все-таки распрямился, то понял, что его коленки дрожат. Он чувствовал, что охотящиеся хищники — это еще не самое страшное, что можно встретить в ночном лесу. Во всяком случае, в этом лесу. И что идти вперед ему совсем-совсем не хочется.
Впрочем, идти назад и снова встречаться с тем… деревом ему хотелось ничуть не больше.
Все же он заставил себя двинуться в прежнем направлении, стараясь производить еще меньше шороха и периодически отцепляя от штанов колючки. «Скоро рассветет, — убеждал он себя. — Растениям необходим свет для фотосинтеза. На деревьях есть листья, значит, солнце здесь все-таки бывает. Ночь вот-вот кончится…»
Вместо этого кончились рельсы.
Место было ничем не примечательным — никаких признаков станции, другой дороги или иных искусственных сооружений. Но рельсы здесь попросту уходили в землю, и все. Трава и кусты окончательно смыкались над теми местами, где они должны были проходить, и дальше, уже буквально в трех метрах, сплошною стеной высился лес — такой же черный и непроглядный, как и по бокам.
«Приехали», — мрачно сказал себе Евгений. Он снова включил мобильник и присел над тем местом, где кончались пути, надеясь разглядеть хоть что-нибудь полезное. Но аппаратик пикнул и погас, окончательно исчерпав свой аккумулятор.
Ничего не оставалось, кроме как развернуться и брести назад сквозь все ту же ночную жуть. В такую пору и в самом обыкновенном лесу человек чувствует себя не слишком уютно — что уж говорить про этот, находящийся неведомо где и населенный неведомо кем… Вместе с тем, если прежде страх, хотя и колол изнутри живот холодными льдинками, в то же время насыщал кровь адреналином и гнал Евгения вперед, то теперь на юношу навалилось иное чувство — вязкого, бесконечного кошмара, свинцовой безнадежности, какая обычно бывает только в тяжелом, мутном, нецветном сне. Ему казалось, что он так и будет шагать и шагать во тьме по этим призрачным рельсам и никогда не выйдет не то что в нормальный мир, но даже к трамваям. Просто рельсы в эту сторону оборвутся так же внезапно, как и в ту, оставляя его без всякой помощи и надежды посреди бескрайней ночной чащи… А может, не будет и этого, просто рельсы так и будут тянуться в бесконечность, и он будет идти, пока не свалится от усталости, жажды и голода. Кстати, эти чувства и впрямь уже давали о себе знать. Сколько он уже отшагал, сперва туда, потом обратно? Ему казалось, что он давно уже должен был выйти к тому кошмарному дереву на путях; теперь он уже одновременно боялся и хотел этого. Вновь лишившись источника света, он опять не мог разглядеть стрелки на своих часах. Да и идут ли они, или снова встали? Он поднес часы к уху. Нет, кажется, тикают…
Потом он увидел то самое дерево. Вроде бы он долго готовил себя к этой встрече, и все же оно выступило из темноты внезапно. Евгений вздрогнул, различив во мраке раскоряченный силуэт. У него даже мелькнула мысль, что это, возможно, другое дерево, хотя другого похожего на этих путях не было — но кто и за что мог поручиться в этом мире?
Повинуясь почти непреодолимому импульсу, он сошел с путей направо и побрел через высокую траву вдоль самой кромки леса, избегая встречаться взглядом с деревянными глазами. Когда, по его расчетам, дерево должно было уже остаться позади, он посмотрел налево, намереваясь вернуться на пути.
Дерево было там. И, конечно же, оно было то самое — Евгений отчетливо различил ветку с отломанным «пальцем». И она указывала прямо на него — изувеченная рука, вытянутая не то в угрожающем, не то в предостерегающем жесте.
«Подойду и отломаю всю эту ветку к черту!» — подумал Дракин с внезапной злостью, и даже сделал шаг в соответствующем направлении, но затем остановился. Его ноги словно вросли в землю. Ему снова представились капля, стекающая из деревянной глазницы, и почти болезненное ощущение буравящего спину взгляда.