Метафизика возникновения новизны
Шрифт:
Таким образом, резюмируя изложенное выше, можно сказать, что наше чувство удовольствия при созерцании произведения искусства возникает от «понимания» нашим бессознательным идеи (новизны) произведения. Если подобного «понимания» не происходит, то не возникает и чувства наслаждения, а потому у нас и не может возникнуть желания снова и снова видеть полотна того или иного художника, слушать те или иные музыкальные произведения, читать до заучивания наизусть стихотворения какого-либо поэта.
И в продолжение данного раздела, чтобы нам лучше понять, что собой представляет новизна в отношении к произведению искусства, необходимо хотя бы в общих чертах рассмотреть два вопроса:
1. Какое «место» занимает новизна в произведении искусства.
2. В
1. Что касается первого вопроса, то рассмотрим его на двух примерах:
а/– из сферы физических представлений,
б/– из сферы литературно-художественного творчества,
а/. Если бы мы попытались подыскать нечто наглядное и аналогичное произведению искусства и той новизне, которую оно в себе заключает, то, наверное, ничего бы лучшего не смогли найти, как сравнив его с атомом. Как в ядре атома, занимающем минимум его «объема», заключена почти вся его масса, так и в новизне-идее произведения искусства, занимающей минимум его «содержания», заключена почти вся его ценность. Приходится только удивляться, как много надо творцу изложить содержания, чтобы можно было с одной стороны – со стороны творца – внести в это содержание некий новый смысл, а с другой стороны – со стороны созерцателя произведения – этот новый смысл усмотреть в этом содержании. В дополнение к этому приведем высказывание Г. Зедльмайра:
«… ценность художественного произведения всегда заключена в малом, в почти неприметных нюансах, от которых получает свою жизнь все великое в произведении – "идея", композиция и т. д. Изменив это малое, можно уничтожить ценность произведения»34.
Об этом же писал и У. Блейк в своих «Маргиналиях»:
«Тончайшие оттенки в произведениях искусства никогда не бывают случайными. Все великое строится на тончайших оттенках»35.
У. Гомбрих же полагал:
«Самая красота – часть содержания картины»36.
б/. Подобно тому, как Кьеркегор в «Дневнике обольстителя» приводит описание многообразия отдельных прелестей женской красоты, вокруг которых гармонически группируется все остальное содержание существа женщины, подобно этому искусство дает описание бесконечного многообразия новизны вокруг которой сосредотачиваются остальные характеристики произведения: сюжетика, композиция, живописность и т. д. Не откажем себе в удовольствии привести текст Кьеркегора, иллюстрирующий приведенную нами аналогию.
«Божественное преимущество эстетики именно в том, что предмет ее исключительно прекрасное: изящная литература и прекрасный пол. Я восхищаюсь, видя как солнце женственности и красоты, сияя бесконечным разнообразием переливов, разбрасывает свои лучи во все уголки мира. Каждая отдельная женщина носит в себе частицу этого всемирного богатства, причем все остальное содержание ее существа гармонически группируется около этой блестящей точки. В этом смысле женская красота бесконечно делима, но каждая отдельная частица ее непременно должна находиться… в гармоническом сочетании с внутренним содержанием женщины…. У каждой женщины есть нечто свое собственное, принадлежащее одной ей; например, веселая улыбка, лукавый взгляд, поклон, шаловливый нрав, пылкое волнение, тихая грусть, глубокая меланхолия, земное вожделение, повелительное мановение бровей, тоскливый взор, манящие уста, загадочное чело, длинные ресницы, небесная гордость, земная стыдливость, ангельская чистота, мгновенный румянец, легкая походка, грация движений, мечтательность, стройный стан, мягкие формы, пышная грудь, тонкая талия, маленькая ножка, прелестная ручка…– у каждой свое, не похожее на то, чем обладает другая»37.
Так
Таким образом, как это ни звучит парадоксально, сущностное ядро любого произведения искусства всегда константно, но эта константность заключена в постоянно изменчивой – от произведения к произведению, от одного стиля к другому, от одного направления к другому – новизне, являющейся самой сутью идеи. Но сама новизна непередаваема в «чистом» виде, как непередаваема только что родившаяся в голове творца инсайтная идея. Для того чтобы эта новизна смогла зажить самостоятельной жизнью, она должна быть оформлена своим творцом в произведение искусства, как инсайтная идея должна быть раскрыта (на логическом уровне) и оформлена до состояния мысли, чтобы быть всеми понимаемой.
2. Что касается формы представления новизны в произведении искусства – о сущности ее у нас речь в следующих разделах, – то из предшествующего текста нам уже ясно, что основная форма выражения объективной интеллектуальной новизны это идея, будь она представлена в научной (технической), социально-культурной или художественной сфере. Но нам необходимо проверить, не сопутствуют ли идейной форме представления новизны какие-либо другие формы, ее подменяющие, рядящиеся в то же время в самостоятельные одежды.
Для того чтобы в более наглядном виде представить себе те формы, в которых может явиться нашему взору новизна, попытаемся разобраться, в каких взаимоотношениях находятся между собой члены триады: истина, идея, красота – и есть ли между ними нечто их объединяющее. Зададимся сначала вопросом, почему, согласно Гегелю,
«…красота есть сама идея, реализованная в чувственном и действительном мире…»38.
Да потому, что идея это и есть сама новизна, а единственно что мы ценим и что нас интересует так это только новизна, которая раздвигает горизонты нашего понимания, нашего познания и нашей деятельности. В необновляемости Мира его погибель. И только искусству под силу задача – порою не замечаемая нами, а порою ханжески игнорируемая – перманентного обновления всего того, с чем оно соприкасается. Итак, красота, идея и новизна – понятия эквивалентные между собой. Согласно же другому утверждению, разделяемому многими мыслителями
«Всякая красота всегда есть откровение»39.
А если всякое откровение есть открытие внове явленной нам новизны, то естественно предположить, что красота это и есть истина, – а в тоже время и новизна: то ли в виде новой для нас идеи, то ли в форме целостного образа или произведения искусства, то ли в виде поразившего нас чувства. И недаром ведь истину часто отождествляли с прекрасным, потому что истина всегда обладает новизной, а значит и красотой. Новизна – ее неотъемлемое качество, являемое в событии возникновения новой идеи. Как утверждал Хайдеггер
«Прекрасное принадлежит событию разверзания истины»40.
Вот и Д. де Микеле, характеризуя классическое и романтическое соотношение Красоты и Истины, пишет:
«Красота выступает как синоним Истины, но традиционные отношения между этими понятиями в корне пересматриваются. Для греков (и всей последующей традиции, которую в этой связи можно определить как классическую) Красота совпадала с истиной, потому что в некотором смысле истина порождала Красоту; у романтиков же наоборот, Красота производит на свет истину. Красота не сопричастна истине, она ее творец»41.