Метагалактика 1995 № 1
Шрифт:
— А Бурковский-то наш — башковитый капитан оказался!
Люди на палубе «Святой Анны» в эту минуту как бы сбросили с души тяжкий груз. Что и впрямь хорошего — судить, наказывать одинокого слабого мальца? Других дел нет? Тем более — вот он впереди долгожданный берег! Свобода!
— Ты вот что, барчук, — сказал Петру пожилой каторжник. — Мы тебя простили, так и ты нас прости. Как сказал Господь — не суди да не судим будешь.
— Что испугался, парень? — подошел, тряхнул Петю за плечо Рогозин. — То-то. Говорил — сиди тихо. Спасибо, что так еще кончилось!
— Это
10 августа, 19 час. 30 мин.
Усталый корабль с усталыми людьми остановился в двух кабельтовых от берега.
В косых лучах предзакатного солнца хорошо видны были резные кокосовые пальмы и между ними — белые аккуратные домики, неожиданные по внешнему своему виду и очертаниям для глаз русского человека.
— Ну и где ж мы? — спросил Малинин.
В капитанской каюте склонились над картой Бурковский, Некрасов, Малинин, Рогозин.
— Вот здесь, — ткнул в карту Некрасов. — В Макао!
— Чего? В этой пуповке? — опешил Рогозин, разглядывая точку, примостившуюся возле азиатского материка.
— Эта пуповка, Степан, мала да весела, — Некрасов взглянул в иллюминатор. — Португальная колония у южных берегов Китая.
— Ничего себе, приплыли… — присвистнул Рогозин. — Колония. Да еще… португальская.
— Не унывай, Степ! — давно не был Малинин в таком приподнятом настроении. — Тут-то нам, может, и подфартит!
— Очень может быть, — согласился Некрасов. — Ты, Малинин, даже не подозреваешь, как ты иногда бываешь прав. Португалия и Россия, насколько мне известно, никогда не воевали, ничего между собой не делили. Наши страны до последнего времени были во вполне дружеских отношениях. Это нам очень кстати. Завтра утром войдем в гавань. Местный губернатор наверняка сможет оказать «Святой Анне» вспомоществование. Парусами, водой, провизией. Без этого нам пути дальше нет. Так что будем уповать на милость Божию и, естественно, на благоволение местных властей.
— Когда это губернаторы помогали каторжникам? — хмыкнул Рогозин.
— А почем здешнему начальству знать, кто мы такие есть? — возразил Малинин.
— А то не видно. На рожу свою посмотри.
— Спокойно! — прервал их спор Некрасов. — Не забывайте. Мыс вами не просто корабль с заблудившимися овцами. Мы — представители могучей державы, великой северной империи, — Некрасов сделал многозначительную паузу. — Тут, братцы, политика. А политика — штука тонкая.
— Не знаю я вашей политики. И в губернаторов наших не верю, — заупрямился Рогозин. — По мне — надо идти к простому люду. Есть же у них в этой ихней как ее… Макеу… наш брат? Наверняка, есть, куда им деться. Есть рыбаки, есть подневольные… Вот с ними бы сговориться!
— Оно, конечно, Степан, ты великий дипломат, — издевательски заметил Малинин. — Тебя бы сейчас — прямо в сенат. Гляди, какая мудрая голова!
— Уж не дурее твоей.
Бурковский отрешенно глядя перед собой, не встревая до сих пор в разгоревшуюся перепалку, вдруг убежденно сказал:
— Начнем все-таки с губернатора.
11 августа, 8 час. 05 мин.
«Святая Анна» приблизилась к молу. На нем толпились люди. Коричневые, бронзовые, желтые лица, черные глаза — незнакомый таинственный Восток.
— Спик инглиш? — спросил Бурковский долговязого сухого как щепка человека в шортах.
— Йес, — кивнул долговязый.
— Мы — русские. Рашен, — представился Бурковский.
— Да, конечно, — разглядывая оборванную команду барка, неуверенно кивнул долговязый.
— Я — Бурковский. Капитан русского торгового судна, — дальнейший разговор продолжался уже по-английски. — Простите, а Ваша должность?
— Да, конечно, — глядя на босые ноги команды, промямлил долговязый. — Я — комендант морского порта Макао.
— У меня есть весьма интересное деловое предложение к губернатору острова, я должен его видеть, — делая вид, что не замечает подозрительности портового чиновника, невозмутимо продолжал Бурковский. — Надеюсь, вы мне в этом окажете посильную услугу. Мы, русские, умеем быть благодарными.
— Да, конечно, — в глазах чиновника впервые промелькнуло нечто вроде слабого интереса к собеседнику. — Я не уверен, но попробую.
11 августа, 11 час. 05 мин.
На палубе выстроилась очередь к Рогозину.
Рогозин сидел на бочке. Между его грязных босых ног была зажата небольшая кожаная сума. Он опускал в нее руку, вытаскивал горсть монет и, послюнявив палец, отсчитывал другой рукой по две золотые и ссыпал их в очередную протянутую ладонь.
Очередь, возбужденная, нетерпеливая, зубоскалила:
— Слышь, Степан! Клади поболее! Не жадись!
— Повеселей, братцы! Размахнет, зачерпнем, по компаньи разнесем!
— Одного-то ковша мало, а два не влезут. Лучше их вместе слить, да оба разом пить!
— Кому два, кому три, мне четыре! То-то местные кабачники возрадуются!
— Это уж точно — четыре! Задумал наш дядюшка жениться на своей кобыле. Хотел сварить кашу, да расклевали куры чашу!
— Глянь, братцы, у Степана руки-то трясутся. Будто кур воровал! Любит, оказывается, денежку Степан!
— Ишь, как глазки забегали!
— Ну вас к бесу! — не выдержал Рогозин, пнул суму грязной пяткой. — Сами делите! Я к вам не нанимался!
— Будя тебе, старшой! — раздались примирительные голоса. — Шуток не понимаешь?
— Он все понимает! Чай не дурной. Верно, Степан?
— Шабаш, братва! — отсчитав последнюю порцию золотых, пробасил Рогозин и затянул суму веревкой. — Остальные — по уговору! Остальные — общественные. На паруса.
— Служил солдат 20 лет, выслужил солдат 20 реп, наконец вышла ему отставка — сделалась прибавка, на шишке — бородавка, подкинув в ладони монеты, мрачно прогундосил боцман. — Эх вы, экономы дуроломы. Ну да ладно. С паршивой овцы хоть шерсти клок, — подтолкнул Ваню к трапу. — Пошли, Ванечка. Людей посмотрим, себя покажем. Степан, тебя ждать?