Металлический блеск
Шрифт:
Все хорошо, Мира, все в порядке, - Мария честно верила, что эти слова способны помочь, из раза в раз она пыталась помочь таким способом, но никто никогда не говорил ей, что это не помогает.
Мирослава, молча обняв подругу, остекленевшими глазами смотрела ей через плечо в окно, за которым снова проплывал дирижабль. Брюхастый монстр медленно удалялся от непримечательного дома, нехитрая картина погрузилась было девушку в новое состояния полусна, но она вовремя опомнилась и прогнала уже налетевшие новые образы. Так прошло некоторое время, мимо пролетели чай, какое-то печенье, бессмысленная беседа, все меньше оставалось тревоги, всё больше безмятежности окружало беспокойное сознание. Но тут в дверь постучали, после разрешения войти, в комнату еле заглянул Алексей Степанович, на котором всё ещё не было лица, вернее, его не
Отец твой приехал. Говорят, он страшно отругал какого-то юнца, да так, что тот был в таком шоке, что в течение часа от него не могли никакой реакции добиться, - старичок говорил отрывисто, с длинными паузами и безо всякого удовольствия или обычного своего оптимизма.
– Хорошо, что ты в себя пришла, а то несчастному парню ещё раз досталось бы. Он ждёт на улице, иди скорее.
Говоривший подождал, пока девушка соберется и, когда та вышла из квартиры подруги, хотел было остановить саму Марию, но она была не из тех, кого можно было остановить на пути к желанной встрече. Уже через пару минут группа из трёх людей была на улице. Первой вышла Мира, только она и успела заметить разъярённое лицо мистера Хрусталева, стоило выйти из здания Маше, как оно сменилось маской добродушие. Алексей Степанович остался в дверном проёме, всё такой же неестественно хмурый, он чем-то напоминал ледяного великана из скандинавских мифов, это была странная ассоциация, объяснить которую девушка была не в силах.
Добрый день, Мария, как дела ваши?
– учтиво и слишком притворно не безучастно спросил отец Миры.
Всё просто отлично! Надеюсь, у вас тоже всё в порядке?
Почти, - ленивая лукавая улыбка.
– Рад был тебя увидеть, но нам с Мирославой надо поговорить.
– При этих словах дочь еле заметно вздрогнула.
– А сразу же после этого меня ждёт президент-академик. Прости, я бы и сам хотел побыть тут подольше, но обстоятелсьтва, как говорится, сильнее нас.
Всё с той же улыбкой он мягко столкнул дочь в машину и залез сам, темно-синий автомобиль на гравитационной подушке беззвучно тронулся и покатил прочь. Отец знал о том, что произошло, он точно знал, Мира не видела его таким взбешенным с юности, когда тот узнал о том, что не следовало. Но то, что было тогда, и что случилось сейчас, не было похоже совсем, да и особых причин для волнения не должно было быть, не должно.
Почему?
– односложный вопрос был странно понятен и собеседник истолковал его правильно.
Если я не могу заступиться за свою собственную дочь, зачем я вообще нужен?
– короткая выразительная пауза, подобная сотням похожих, во время которых мир будто начинал вращаться вокруг усталого мужчины средних лет, ожидая, что он скажет.
– Мы с твоей матерью долго думали, стоит ли создавать официальную семью, стоит ли воспитывать тебя с настройкой на будущее создание подобной ячейки общества. Я не смог отстоять наше право на свободу перед нашими родителями, но я пообещал, что никто и никогда не посмеет лезть к тебе с нотациями. Я слышал разговор, он мне не понравился.
Его лицо несколько побагровело и приобрело некую яростность. Брови сдвинулись к переносице, мимические морщины стали куда более явными, глаза блеснули живыми нитками праведного гнева.
Любовь и ненависть ходят рука об руку, чем больше я люблю что-то, тем меньше мне нравится его антипод или то, что угрожает или даже может угрожать ему. Это мой порок и я не могу ничего с ним сделать, - в этом был весь отец, как только он начинал говорить на мировоззренческую или философскую тему, его лицо, каким бы оно ни было до начала этого действия, становилось непроницаемой серьёзным.
– Но знаешь, порой я задумываясь, не излишне ли вмешательство? Ход жизни человека делает его уникальным, каждое событие, со знаком плюс или минус, меняет его, помогает ему стать самим собой, задуматься. Разве я не разрушаю эту прекрасную систему событийного воздействия? Да, разрушаются, но утешаю себя лишь тем, что каждый раз хочу как лучше.
Машина резко, по меркам подобных ей автомобилей, затормозила, вокруг простирались казавшиеся бесконечными парки, в которых прогуливались вроде как счастливые люди с различными животными на поводках. Здесь были все, от собак и кошек до попугаев и одной затесавшейся рыси, живые существа гуляли безо всякой видимой закономерности, единственное, что их объединяло, так это факт присутствия жизнерадостных улыбок на лицах всех без исключения людей и абсолютно невыразительного и аморфного поведения животных. Человек с рысья явно оживился, завидев Мирославу, но отпрянул в тот же момент, когда следом за ней из машины вылез отец. Стрельнув глазами в сторону девушки в последний раз, незнакомец удалился вглубь лабиринта из идеально чистых дорожек.
Идиллия жизни, человек-хозяин, пребывая в иллюзии заботы о питомца, чувствует себя лучше. Те самые ненавистные тебе мёртвые глаза просто перекочевывают с хозяина на игрушку для духовного удовлетворения, во времена моего детства животные были куда жизнерадостные, уж поверь, я знаю о чём я говорю, - отец и дочь медленно шли между двух внушительных травяных площадок, на которых, как и всегда, устроились довольные своей жизнью люди, уминавшие принесённые из дома вкусности.
Зачем ты привёл меня сюда?
Я далеко не лучший родитель, я не умею быть и радостным и заботливым одновременно, хотел, чтобы ты увидела, что могло бы быть, если бы я не был таким, какой я есть. Я хочу, чтобы ты полюбила и приняла себя, вот и всё, нашей семье будет достаточно и одного меня, который не может простить себя за ошибки и минусы. Мне понравился твой ответ тому парню и я был просто обязан поддержать подобное начинание.
Ты слишком добр для того, кто способен ненавидеть.
Я недостаточно добр для того, кто способен ненавидеть так, как я.
– Он сделал паузу, будто ожидая какого-то комментария.
– Но знаешь, если возвращаться к тому, почему я привёз тебя сюда, посмотри на этот мир, когда я был ненамного младше тебя, я подумать не мог, что мир так изменится во время моей жизни. Единственное, что я хочу чтобы ты поняла, так это то, что я не хочу чтобы ты думала, будто я буду счастлив, если ты не станешь принимать активное участие в развитии общества. Я буду счастлив, если ты поступило так, как хочешь сама и изменить то, что тебе не нравится.
Больше он не сказал ничего, только сидел и смотрел на плещящийся вдалеке фонтан. Миру следовало было бы начать вращаться вокруг своего идеолога и создателя, но он не стал, как обычно бывало, когда тот замолкал. Вселенная стала статичной, прекрасно спокойной и ничто, казалось, не могло этому помешать. Возможно, Мирослава задремала и случившееся далее ей только приснилось, но, так или иначе, она увидела то, что запомнилось ей надолго.
На плечо отца села птица, затем другая, ещё и ещё они слетались со всего огромного парка, садились и, когдамета уже стало не хватать, взлетали, так, чтобы каждая из них смогла прикоснуться к этому человеку. Уделив всё своё внимание этой картине, оцепеневшая девушка совершенно не заметила того, что мир вокруг стал зеленеть, многометровые побеги строящихся по земле растений стали сползаться к мужчине, которого закрывали собой птицы. Потом крылатые создания удалились и один на один с растениями остался мистер Хрусталев, странно состоявший из всего, что подарила миру цивилизации, вместо костяшек виднелись шляпки шурупов, пальцы были механическими, как и руки в целом, через лицо пролег длинный след от технологического вмешательства. Волосы сталитпохожи на металлическую стружку. Буйная зелень застыла и начала выжидать развития событий, но стоило светящимся изнутри мутно-серым глазам раскрыться, живая природа отрянула и поспешила вернуться туда, откуда пришла. Мир заполнил мерный шум, схожий со звуком помех. Затем пришли сумерки и покрыли весь окружающий мир навевающей тоску серостью, сквозь эту серость резко пробилась попарно сгоревшие голубоватые огоньки. Искусственный человек, мистер Хрусталев, с каким-то пугающим механическим скрипом повернул голову и раскрыл глаза, то же странное сияние, идущее изнутри глазных яблок.
Свет уличного фонаря упал не её лицо и тут же остался где-то позади, на проезжей части, где машины уже не было. Она очнулась ото сна и первым, что она увидела был отец, снявший с себя такой обычный для него пиджак и накрывший им дочь, лицо, пускай и оказавшееся каким-то необычным в скупом освещении, было точно живым, возникший контраст сна и реальности, в котором, вопреки предрассудками, реальность выглядела куда привлекательнее, давал понять, что многие страхи девушки остаются всего лишь страхами. Стало странно тепло и уютно, как бывает в загородном домике в лесу ночью во время дождя, когда согревают чай, след и человек поблизости.