Метаморфозы вампиров (сборник)
Шрифт:
— Вчера заметила в библиотеке. Думаю, тебя заинтереснует. Карлсен поглядел на обложку.
— «Вампиризм духа». Странно…
— Что?
— Забавное совпадение. Автор — Эрнст фон Гейерстам. А Фаллада упоминал о некоем графе фон Гейерстраме… — Карлсен долистал рукопись до библиографии. — Да, именно такое имя.
— Ты передовицу «Таймс» еще не видел?»
— Нет. Про что там?
— Только про то, что, мол, какая жуткая трата денег налогоплательщиков на то, чтобы снарядить к астероидам целых два корабля, а теперь они вернутся ни с чем.
Карлсен был слишком увлечен книгой, поэтому не отозвался. Джелка оставила его одного. Когда через полчаса возвратилась, он по-прежнему был занят чтением, а стеклянный кувшинчик в кофеварке стоял пустым.
— Есть еще не хочешь?
— Пока нет. Ты послушай! Этот граф Гейерстам, по описанию Фаллады, был эдаким чудаком. О себе он заявлял вроде как о психологе, но всерьез его никто не воспринимал. Вот послушай, глава «Пациент, научивший меня думать». «Пациент — я назову его Ларсом В. — был довольно приятным, но бледноватой наружности эктоморфом лет двадцати с небольшим. Примерно шесть месяцев назад он начал замечать, что его неудержимо тянет демонстрировать свой половой орган женщинам в общественных местах. Прошло какое-то время, и его стало разбирать другое желание: раздевать малолетних детей и кусать их до крови. Он находил в себе силы устоять, но признался, что из дома стал выходить, расстегнув под пальто ширинку.
История пациента была следующей. Его родители, оба были одаренными художниками, и Ларс с раннего возраста стал проявлять талант в скульптуре. В шестнадцать лет он поступил в школу искусств, блестяще сдав вступительные экзамены. К девятнадцати годам его талант обозначился уже настолько, что он провел успешную выставку, создав себе завидную репутацию. Как раз на этой выставке он впервые и повстречал Нину фон Г., дочь прусского аристократа. Нина была девушкой с благородностыо кожи, хрупкая на вид, но, в общем-то, с очень неплохими физическими данными. У нее были огромные черные глаза и необыкновенно красные губы. Она восхитилась работами Ларса и сказала, что всегда мечтала быть рабыней великого мастера. Прошло два дня, и он безнадежно в нее влюбился. Прошло, однако больше полугода, прежде чем она позволила ему овладеть собой, отчего у него, естественно, сложилось впечатление, что она — девственница. Она легла якобы в гроб, в белой ночной рубашке, скрестив руки на груди. Ларс должен был забраться в комнату, словно ночной вор, и там, как бы невзначай, застать тело с горящими вокруг свечами. Затем ему пришлось разыграть фантазию, что он якобы ласкает «покойницу»: переносит ее на кровать и кусает, кусает. В конце концов он жадно овладел ею. В течение всего этого времени девушка согласна была лежать абсолютно неподвижно, не подавая признаков жизни.
Овладев ею. Ларе понял, что Нина — не девственница, однако влюблен был так, что уже не придавал этому значения. И оба они продолжали воплощать престранные сексуальные фантазии. То он был насильником, жадно набрасывающимся на нее в безлюдной аллее, то садистом, преследующим ее по темному лесу. Как-то, прежде чем овладеть, он привязал ее к дереву и отстегал хлыстом. Всякий раз после таких развлечений Ларс чувствовал неимоверный упадок сил; однажды они после любовных игр в лесу проспали несколько часов голыми, пока их не разбудил падающий снег.
Ларс умолял ее выйти за него замуж. Но Нина отказывалась, говоря, что уже принадлежит другому. На этого «другого» она ссылалась просто как на «графа», и рассказывала, что раз в неделю он является к ней выпить стаканчик ее крови. Ларс действительно замечал у нее небольшие порезы на внутренней стороне предплечья. Нина объяснила Лаосу, что забирает его энергию, чтобы питать ею ненасытного «графа». Единственное, что бы могло их с Ларсом соединить — это безоговорочная клятва на верность графу, и признание себя его рабами.
В приступе ревности Ларс пригрозил убить ее. После этого, он пытался покончить с собой, приняв непомерную дозу сильного наркотика. Родители застали сына без сознания и отвезли в больницу, где его принудительно держали две недели. В конце концов, он оттуда сбежал и явился на квартиру той самой Нины, чтобы сказать, что принял ее условия. Но девушка уехала и не оставила адреса.
Ларс теперь страдал от постоянного нервного истощения. В своих сексуальных фантазиях Ларс изводил себя тем, как дурно с ним обошлась та Нина со своим любовником-графом. После таких оргий самоуничижения, он сутками не мог прийти в себя от истощения. Родители серьезно беспокоились о состоянии сына, а его куратор, видный искусствовед, умолял Ларса вернуться к работе. В итоге Ларс решился прийти ко мне.
Вначале я подумал, что это случай невроза Фрейда, возникший из-за чувства вины, вызванного эдиповым комплексом. Пациент признался и в том, что тайно желал кровосмесительства со своими сестрами. Но один рассказанный им эпизод, заставил меня крепко задуматься: правилен ли вообще мой подход? Ларс рассказал, что когда у них с Ниной все еще было хорошо, он как-то раз работал у себя в студии над мраморной статуей, чувствуя необычайный подъем сил. В студию пришла Нина, и он попытался уговорить ее уйти и дать спокойно поработать. Она же, наоборот, сняла с себя одежду и легла ему в ноги, пока он, в конце концов, не возбудился. После этого, овладев ею прямо на бетонном полу, он забылся в ее объятиях. Очнувшись, Ларс понял, что она теперь лежит на нем сверху и, как он выразился, высасывает жизненные соки. Ощущение при этом, по его словам, было такое, будто сосут кровь. Когда она, наконец, поднялась. Ларс был так истощен, что не мог пошевелиться; она же, наоборот, светилась жизненностью, сильная, словно тигрица, лицо — почти демоническое.
И тут мне вспомнилось, что говорила моя мать про мою тетю Кристину: что та, якобы, сидя молча за вязанием, могла вытянуть жизненную энергию из любого, кто находился в комнате. Раньше я считал, что она говорила так для красного словца; теперь же все это казалось мне отнюдь не безосновательным.
По словам пациента, «вампир» часто являлся к нему во сне и вытягивал жизненные соки. Поэтому я оставил Ларса у себя в доме и приступил к серии экспериментов. Каждую ночь перед сном я замерял ему жизненное поле и делал фотоснимки пальцев по Кирлиану. Первые несколько ночей признаков истощения не наблюдалось — утром показатели бывали обычно чуть выше, как и положено после нормального сна, а кирлианские фотоснимки выявляли здоровую ауру. Но вот ему во сне явился его «вампир», и показатель жизненного поля стал значительно ниже; что до фотоснимков пальцев, то они напоминали человека, страдающего какой-нибудь изнурительной болезнью.»
Карлсен поднял от книги глаза.
— Как оно тебе?
— И чем дело кончилось? — поинтересовалась Джелка.
— Не знаю. Дочитал пока только до сих пор. А, судя по всему, теория его в том, что все люди в той или иной степени — вампиры энергии…
Джелка, сидящая возле окна в кресле, сказала:
— По мне, так это и в самом деле прямой случай помешательства на почве секса. Все это… лежание в гробу…
Карлсен с отсутствующим видом покачал головой. Суть дела неожиданно прояснилась, и как будто была такой всегда.
— Не-ет, — протянул он. — Интересно вот что: она начала с того, что влезла к нему в душу и влюбила в себя. — Джелка поглядела на мужа с удивлением: несообразное какое-то замечание. — Разве не видно? Она начала с того, что взяла его лестью, сказав, что мечтает принадлежать гению; иными словами, предложила себя на любых условиях. Затем она выведывает его тайные сексуальные грезы, тягу к насилию, истязанию — и делает себя орудием его фантазий, пока Ларс не попадает в полную от нее зависимость. Она начинает пить его энергию, сосать жизненные соки. И вот тогда наступает переворот. Уверившись, что он уже никуда не денется, она предлагает ему окончательное рабство. Иными словами, скамьи перевернуты…