Метель в моем сердце
Шрифт:
Он не крикнул, чтобы предупредить Хокинса об опасности, не попытался вытащить его из разбитого грузовика. Он даже не сделал попытки бежать и спастись самому. Поражение приковало его к месту, лишило воли.
Вся бессмысленность его жизни нашла свое высшее средоточие в этой минуте. Он решил, что лучше умереть здесь и сейчас, потому что все его попытки добраться до Лилли потерпели крах.
Уэс следил, не веря своим глазам, как грузовик с песком исчезает за краем дороги. Он выскочил из машины и встал на подножке, словно, находясь снаружи, можно было яснее понять, как все это произошло.
Он слышал, как грузовик с хрустом и треском пропахивает подлесок по дороге вниз с откоса. Слышал страшный грохот и последовавший за ним странный звук, похожий на металлический вздох. Грузовик задребезжал на последнем издыхании. Потом наступила жуткая тишина, пугавшая больше, чем самый громкий шум. Тишина была такой полной, что Уэс слышал, как снежинки натыкаются на его одежду.
Тишину нарушили Бегли и Уайз, приближавшиеся со всей возможной скоростью, какую только позволяла развить обледенелая, идущая в гору дорога. Их седан остался слишком далеко от машины Уэса, они не видели того, что увидел он со своей выгодной позиции. Бегли подошел первым, отдуваясь и пуская облака пара изо рта.
– Что произошло?
– Они сорвались.
– Мать твою… – ахнул Филин.
Бегли даже не попрекнул его за произнесенное, впрочем, тихим шепотом, ругательство. Потому что в этот самый миг все трое услышали новый звук. Они не могли его определить, но твердо знали, что он возвещает катастрофу.
Они обменялись озадаченными взглядами.
Позже они пришли к выводу, что поразивший их звук был всего лишь треском ломающейся древесины. Деревья, которые трем взрослым мужчинам было бы не под силу обхватить, ломались, как зубочистки. Но в тот момент они не могли видеть, как это происходит: снег слепил их.
Уэс выразил общее недоумение, спросив:
– Что это такое, черт возьми?
А потом они увидели. Это вывалилось из низких туч, из снега и тумана, все еще мигая тревожными красными огоньками, как приземляющийся звездолет, и грохнулось о землю со страшной силой, которой даже глубокий слой снега не смог смягчить. Позже, когда Уэс рассказывал всем, кто хотел слушать, об удивительных событиях этого дня, он уверял, что от сотрясения его машина подпрыгнула на всех четырех колесах.
Это упала опора ЛЭП.
Вместе с двумя агентами ФБР он несколько секунд стоял, онемев, не в силах осмыслить то, чему они стали свидетелями, не в силах поверить, что они остались живы. Упади ажурная стальная башня на тридцать ярдов ближе, она раздавила бы их.
А какая судьба постигла Датча? Уэс мог лишь надеяться, что он и Хокинс выжили. Зато пострадало горное шоссе. Теперь оно было блокировано тоннами стали и обломков древесины, образовавшими баррикаду двухэтажной высоты и почти такой же ширины. Никто не смог бы теперь подняться по этой дороге.
Она была столь же непригодна для каждого, кто захотел бы спуститься.
19
Лилли подбросила полено к тем, что уже тлели в камине. Она расходовала дрова скупо, добавляя по одному полену за раз, да и то лишь когда огонь грозил угаснуть.
Несмотря на всю ее бережливость, запас дров, заранее перенесенных ею в дом, сократился до нескольких чурочек, которые она наколола из более крупных поленьев. Если дрова будут сгорать с такой скоростью, ей хватит часа на два, не больше.
Что ей делать, когда дрова кончатся, Лилли не знала. Даже под защитой стен и крыши дома, без огня она, скорее всего, замерзнет. Скоро ночь. Необходимо было любой ценой поддерживать огонь, чтобы выжить. Но – вот она, злая насмешка судьбы! – если она попытается занести в дом новый запас дров, напряжение убьет ее.
– Лилли?
Она сжала губы и зажмурила глаза. Вот если бы и уши можно было заткнуть! Его голос был слишком убедительным, его доводы – слишком разумными. Стоит ей позволить ему себя убедить, она станет жертвой номер шесть. Они бесконечно говорили об одном и том же, ходили кругами, не приходя ни к чему. Она не собиралась его освобождать, у него находились все новые и новые доводы в пользу того, что она должна его освободить. А тут еще астма. Разговор усиливал хрипы в груди, поэтому она вообще перестала отвечать ему.
– Лилли, скажи что-нибудь. Если ты еще в сознании, я знаю, ты меня слышишь.
В его голосе слышались сердитые нотки, еще более обостренные ее отказом отвечать ему. Она покинула свое место у камина и подошла к окну, но по пути невольно бросила взгляд в спальню.
– Почему бы тебе не помолчать?
Лилли отодвинула занавеску и выглянула. Ей хотелось верить, что снегопад пошел на убыль. Куда там! Снег шел так густо, что она ничего не видела дальше навеса крыльца. Знакомая горная вершина превратилась в какой-то лунный пейзаж, белый и пугающе безмолвный.
– Стихает непогода?
Покачав головой, Лилли отвернулась от окна. Она обхватила себя руками, чтобы удержать тепло. Стоило ей на два шага отойти от камина, как холод проник сквозь все слои одежды. Она натянула все носки, какие были у нее с собой, но все равно ноги у нее замерзали. Ей хотелось подуть на руки, чтобы их согреть, но приходилось беречь дыхание.
Тирни не жаловался на холод. Его отчаянные попытки вырваться из наручников помогали ему согреться. Очевидно, он решил, что содранная кожа и кровоточащие запястья – адекватная плата за свободу. Он даже не пытался как-то замаскировать свои усилия. Лилли постоянно слышала скрежет металла о металл, стук изголовья кровати о стену и бессильные проклятия, потому что «браслеты» не поддавались.
– Как дела с дровами? – спросил он.
– Пока нормально.
– Пока. А что будет дальше? Через час?
Лилли шагнула в открытую дверь.
– Я позабочусь об этом, когда будет нужно.
– Тогда будет уже слишком поздно.
Он выразил вслух ее худшее опасение, поэтому она не стала тратить дыхание на споры.
– Хочешь… еще одно… одеяло? – Ей приходилось делать паузы между словами, чтобы перевести дух.
– Когда ты в последний раз принимала лекарство?
– Таблетку? – прохрипела она. – Вчера утром.