Метель
Шрифт:
Половинки двери резко разошлись в стороны, послышался отчаянный девичий визг, зазвучали болезненные охи и ахи. На краткий миг мелькнули и тут же исчезли длинные цветастые подолы, раздался громкий перестук, вызванный частыми соприкосновениями убегающих пяток с гладкими дощечками наборного паркета.
– Вот, незадача! – искренне засмущался Петька. – Это же просто глупые дворовые девки любопытствовали на приезжего гусарского подполковника, а я, морда трусливая и подозрительная, нафантазировал себе чёрт знает чего…. А, если, зашиб кого из девок серьёзно? С шишками и синяками? Стыда не оберёшься, блин княжеский, узорчатый! А всё эти бабушкины туманные пророчества и многозначительные намёки…. Мало ли что может померещиться пожилой
Последнее его предположение – относительно Глеба и Ольги – оказалось верным на сто процентов. Через минуту-другую где-то наверху громко хлопнула дверь, послышались уверенные и гулкие, явно мужские шаги, и голос Нефёдова грозно поинтересовался:
– Вы что там, шалавы безмозглые, совсем сошли с ума от безделья? Опять узрели домового под старым веником? Или жирная мышь выскочила из шкафа? Права, права мудрая бабушка Елизавета Алексеевна! Сечь вас надо люто и безжалостно, а не разводить человеколюбивых антиномий. Такой захватывающий и острый момент, понимаешь, испортили, заразы…. Что молчите, вертихвостки?
– В общем и целом, это не вертихвостки. И, даже, не шалавы с заразами, – глупо улыбаясь, откликнулся Пётр.
– А кто же это тогда – так шумно шутить изволит? Что это за наглец такой выискался, а?
– Великий Магистр Ордена «Р», собственной персоной…
– Пьер Бурмин, морда толстощёкая, водоканальная! – восторженно завопил Нефёдов. – Как я рад, дружище! Сейчас спущусь к тебе. Только халат наброшу и Ванду извещу о твоём неожиданном прибытии…
Вскоре в столовой появился Глеб – во всей своей княжеской красе: лицо бледное и усталое, чёрные волосы и бородка взлохмачены в стиле «я упала с сеновала, тормозила головой», на мускулистом торсе красовался мужской шёлковый халат в восточном стиле, на ногах – длинноносые мягкие туфли нежно-розового цвета, украшенные, такое впечатление, самыми настоящими самоцветами – рубинами, топазами и изумрудами.
Петька тут же вскочил на ноги и восторженно захлопал в ладоши:
– Ну, братец, ты и даёшь! Выглядишь, как настоящий…
– Стоп, Пьер! Остановись! – нервно прервал его Нефёдов. – Не пори горячку…. Давай-ка обнимемся, старина, для начала! – слегка приобняв за плечи, сердито зашептал в ухо. – Здесь повсюду любопытные уши. Повторяю, повсюду…. Поэтому болтай только на нейтральные темы, сугубо о всякой невинной ерунде. О погоде, об охоте, о видах на урожай озимых…. Понял? О серьёзных делах потом поговорим, уже на улице…. И, умоляю, Пьер, больше никаких «магистров». Масонство нынче не в почёте…
– Как самочувствие прекрасной и неповторимой графини Ванды? Пардон, уже княгини? – тут же вступил в игру Пётр, неторопливо усаживаясь обратно на стул. – Не утомила ли её дальняя дорога из Европы? Вернее, не дорога, а целый сонм [19] безобразных и ужасных русских дорог? Кстати, дорогой мой князь! Предлагаю выпить за нашу встречу!
– Ванда? Она чувствует себя неплохо. Вернее, просто замечательно и превосходно. Как взрослая щука в тёплой речной воде, – многозначительно и довольно усмехнулся Глеб. – Переодевается сейчас, наводит неземную красоту. Это князю незазорно предстать перед гостями-приятелями в, э-э-э, несколько легкомысленном, то есть, в домашнем виде. А уважающая себя княгиня всегда и везде должна полностью соответствовать, э-э-э, незыблемым канонам приличий…. Выпить? Что там у тебя в графине? Зубровка, настоянная на корне валерианы? Узнаю свою любимую бабушку-старушку…. Нет уж, уволь! Даже не уговаривай…. Нынче на дворе стоят совсем другие времена, – обернулся к левой двери и властно крикнул-позвал: – Эй, кто там? Человек!
19
Сонм – (книжное устаревшее) – собрание, толпа, множество.
Дверь тут же плавно приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась рыжеусая голова среднего возраста:
– Чего изволите, барин? – вежливо и чуть боязливо поинтересовалась голова.
– Две бутылки венгерского и одну шампанского. Из закусок же принеси что-нибудь, э-э-э, соответствующее заказанным напиткам…
– Понял, сделаем-с! – пообещал рыжеусый.
– И это…, – Глеб брезгливо указал пальцем на стол. – Приберись тут, любезный! И все свечи зажги в канделябрах. Темновато здесь немного – на мой тонкий княжеский вкус…
Голова послушно скрылась, створки дверей мягко и бесшумно соединились.
– Данный слуга – лицом и колером усов – очень похож на мажордома Жано, – невозмутимо констатировал Петька. – Его младший сынок, Емельян, следит за лошадьми. А это был какой? Средний? Старший?
– Не знаю, братец, честное слово, – вяло и равнодушно передёрнул плечами Нефёдов. – Какая, собственно, разница? Холоп и холоп…. Впрочем, династии везде хороши. И в холопском деле, в том числе.
– Да, быстро ты…
– Обжился в России? – Глеб сделал строгие глаза, мол, следи за языком. – Не так долго я и отсутствовал. Всего-то шесть лет с крошечным хвостиком. А лоск европейский, он быстро слетает, не успеешь оглянуться. Раз-два, и пропал без следа – под колючими порывами русской безжалостной метели…. Мой восточный наряд? Это ещё осталось от славных предков. Боевые трофеи со времён многочисленных русско-турецких войн, так сказать. Кстати, очень даже удобно и комфортно, рекомендую…
И пяти минут не прошло, как свечи были зажжены, а стол накрыт и сервирован заново. На нем – кроме означенных бутылок с вином – появились изысканные фужеры тонкого стекла, а также тарелочки и блюдечки с разными восточными сладостями, орешками и фруктами.
– Виноград, абрикосы, сливы? – удивился Пётр. – Позволь, Глеб Сергеевич, а это, что же, арбуз?
– Темнота ты малограмотная, Пьер, – тихонько прошипел Нефёдов. – Всё это, понятное дело, маринованное. Обычное дело для любого среднерусского поместья, – добавил уже в полный голос: – Это в вашем прибалтийском Вильно, подполковник, арбузы считаются редкостью. А к нам летом-осенью их подводами привозят из Поволжья. Не знаем, куда и девать…
«Ага, значит Николаич, сука «фээсбэшная», подслушав нашу с профессором Гафтом беседу, уже доложил Нефёдову о моём недавнем венчании в Жадрино», – понял Петька. – «А у Глеба память очень хорошая – успешный российский бизнесмен, как-никак. Им, русским бизнесменам из мутного двадцать первого века, без хорошей памяти – никак. Сразу же пристрелят или посадят в тюрягу, как, к примеру, приснопамятного Михаила Ходорковского, не к месту подзабывшего правила игры…. Вот, наш Глеб Сергеевич и вспомнил, что полк «пушкинского» Бурмина осенью-зимой 1812-го года квартировал в Вильно…».
Послышался лёгкий, почти невесомый, очень приятный для слуха шелест, и в комнату вплыла Ольга, то есть, Ванда, княгиня Нефёдова. И, именно, что вплыла…. Платье нежно-персикового оттенка с полностью закрытыми плечами-ключицами (что было несколько странно для откровенно-декольтированного девятнадцатого века) и непривычно-высоким пояском под аппетитной грудью смотрелось на Ольге просто замечательно. Стройная точёная шея, уши и длинные пальцы княгини распространяли вокруг – в отблесках множества свечей – нестерпимый блеск самоцветов. Тёмно-каштановые волосы – с частыми фиолетовыми прядями – были собраны, слегка опережая моду, в симпатичную и аккуратную причёску «а-ля Натали Гончарова».