Метель
Шрифт:
— У нас тоже — эпидемия, — рассмеялся Перхуша. — Вон, глянь, как треснуто.
Доктор присел на корточки, разглядывая треснувший полоз.
— С таким двенадцать верст не проедем. Вон мятель-то как заворачивает. — Перхуша оглянулся.
Метель и вправду усилилась, снег несло и крутило.
— Щас лесом проедем, а там в лощине-то как сядим — и тово. И раки про нас речныя перешепчутся.
— А если его стянуть чем-нибудь? — разглядывал полоз доктор, смахивая с него падающий снег.
—
— Погоди, погоди... — задумался доктор. — Чертова пирамида... Слушай, а что, если... У меня же бинт эластичный есть. Он крепкий. Бинтом стянем накрепко да и поедем.
— Как бинтом? — не понял Перхуша. — Он же слабже рубахи, его ж сорвет вмиг.
— Эластичный бинт крепок, — со значением произнес доктор, распрямляясь.
Он произнес это так уверенно, что Перхуша замолчал, съежившись. Ему вдруг стало зябко.
Доктор решительно подошел к своим пристегнутым сзади саквояжам, отстегнул один, раскрыл, быстро нашел упаковку эластичного бинта, взял, увидел склянки и пузырьки в саквояже и радостно прищелкнул языком:
— Идея! Идея... — Он вытащил одну из склянок, заспешил к полозу.
Перхуша встал рядом с ним на колени, стал разгребать рукавицами снег. И нащупал еще одну пирамиду.
— Во как, еще одна, — показал он доктору.
— К черту! — Доктор пнул пирамиду сапогом, она отлетела прочь.
И тут же хлопнул Перхушу по спине:
— Мы с тобой, Козьма, сейчас все исправим! Если б у тебя был моментальный клей, ты б склеил эту лыжу?
— Знамо дело.
— Так вот, мы сейчас намажем ее этой мазью, она чрезвычайно густа и липка, а потом еще обмотаем бинтом. Мазь на морозце-то еще и подзастынет и стянет твою лыжину. На такой лыжине ты и в Долгое доедешь, и домой пять раз воротишься.
Перхуша недоверчиво глядел на склянку с мазью, на которой было написано:
Мазь Вишневского + PROTOGEN 17W
Доктор откупорил крышку, протянул Перхуше:
— Она, видать, еще подзастыть не успела... Макай сюда пальцем да обмазывай лыжину.
Перхуша скинул рукавицы, бережно принял склянку в свои большие руки, но тут же вернул доктору:
— Погодь... тогда под полоз уж подложить чего...
Он проворно вытащил из-под сиденья топор и пошел с дороги в лес, выбрал молодую березку и принялся рубить.
Доктор, поставив склянку на самокат, сунул бинт в карман, достал портсигар и закурил.
«Повалило... — подумал он, щурясь на кружащейся снег. — Слава Богу, мороз не сильный. Совсем не холодно...»
Заслыша стук топора, лошадки под рогожей стали фыркать, бойкий рыже-чалый тоненько заржал. С ним перекликнулись несколько других лошадок.
Не успел доктор докурить своей папиросы, как Перхуша свалил березку, вырубил комель и стал заострять его на стволе березки:
— Вот так...
Закончив дело, часто дыша, Перхуша вернулся к самокату и ловко загнал березовый клин под середину правого полоза. Нос его слегка поднялся. Перхуша разгреб под ним снег:
— Таперича и помажем.
Доктор отдал ему склянку, а сам ловко распечатал упаковку бинта. Перхуша лег на бок рядом с полозом и стал обмазывать треснувшую часть мазью.
— Это ж надо, — бормотал он. — Я на пенек налетал пару раз, ничего не лопнуло, а тут — раз, и как колуном... Вот зараза блядская...
— Ничего, забинтуем, доедем, — успокаивал его доктор, наблюдая.
Едва Перхуша закончил, доктор нетерпеливо оттолкнул его:
— Ну-ка, примись...
Петруша откатился от полоза. Доктор, кряхтя, сел на снег, потом тяжело повалился на бок, приладился и стал ловко бинтовать.
— Ты вот что, Козьма, стяни-ка трещину! — пыхтя, выдавил он.
Перхуша схватился за носок, сжимая трещину.
— Прекрасно... прекрасно... — бормотал доктор, бинтуя.
— Концы-то наверху надобно завязать, внизу срежет, — посоветовал Перхуша.
— Не учи ученого... — сопел доктор.
Он крепко и ровно обмотал полоз, завязал концы вповерх, ловко заправил их под бинт.
— Во оно как! — улыбнулся Перхуша.
— А как еще? — победоносно прорычал доктор, сел, тяжко дыша, стукнул кулаком по фанерному боку самоката. — Поехали!
Лошади внутри зафыркали и захрапели.
Перхуша вышиб клин из-под полоза, кинул топор в изножье, снял шапку, отер вспотевший лоб и глянул на припорошенный снегом самокат так, словно увидал его впервые:
— А может, воротимся, барин?
— Ни-ни-ни! — Доктор обиженно-угрожающе замотал головой, поднимаясь и отряхиваясь. — И думать не смей. Жизнь честных тружеников в опасности! Это, братец, государственное дело. Не имеем права мы с тобой назад повернуть. Не порусски это. И не по-христиански.
— Да это понятно... — Перхуша нахлобучил шапку. — С Христом. А как без него?
— Никак, братец. Поехали! — Доктор хлопнул его по плечу.
Перхуша рассмеялся, вздохнул, махнул рукой:
— Воля ваша!
Откинул запорошенную полость, влез на сиденье. Доктор, пристегнув сзади самолично свой саквояж, уселся рядом с Перхушей, запахнулся с выражением удовлетворения на лице и чувства важной, успешно проделанной работы.
— Как вы тутось? — Перхуша заглянул под рогожу.
В ответ послышалось дружное ржание застоявшихся лошадок.