Метелица
Шрифт:
На столе появился хлеб, сало, вечерние драники, соленые огурцы, простокваша. Все — свое, взращенное крестьянскими руками, ухоженное, досмотренное, заботливо очищенное. Ничто на столе так не потревожило Савелия, как запах свежего хлеба.
Ел он не торопясь, чересчур медленно, каждый раз удерживая у рта ложку с борщом, чтобы не отбросить ее в сторону, не схватить дрожащими руками тарелку и пить через край.
Ксюша глядела на него, положив подбородок на кулаки, и беззвучно глотала слезы. Савелий уткнулся взглядом в глиняную тарелку и чувствовал какую-то неловкость
Съев половину, он отложил ложку.
— Хватит на сегодня.
— Ну, рассказывай, откуда? — заговорил дед Антип.
— Отовсюду. Мыкали вокруг да около, пока не пришли в Метелицу. Тимофей где?
— Дома Тимофей, — ответила Ксюша, вытирая глаза. — Детдомом заведует.
— Как — детдомом? — удивился Савелий и поглядел на деда Антипа.
— Да, да, — закивал дед. — Все аккурат.
Ксюша поглядела на Савелия, на деда, улыбнулась грустно и махнула рукой:
— Ай, батя, все я знаю! — Она повернулась к мужу: — Шушукаются с Тимофеем, думают, я дите какое…
— Знаешь, так помалкивай! — буркнул дед Антип. — В лесу Маковский, Тимофей связуется с ним. Добрый отряд сколотили, скоро загудит округа. Вот отлежишься…
— Да ты что, батя! — перебила его Ксюша. — Погляди на него — ветром шатает.
— Значит, есть связь, — вздохнул облегченно Савелий. — Не ошибся я. Приведешь завтра Тимофея, разговор имею. Только чтоб тихо.
— Ну!.. — Дед Антип обидчиво крякнул.
— Завтра уйду.
Ксюша вскрикнула, потом ухватилась обеими руками за его локоть и уперлась взглядом в мужа.
— Не пущу! — выдохнула она и застыла с полуоткрытым ртом.
— Куда торопиться? — поддержал Ксюшу дед Антип. — Отлежись, тогда… Успеется.
— Меня ждут, — сказал Савелий, не поднимая глаз.
— Ты не один? — удивился почему-то дед Антип. — Да-а, ничего тут не попишешь.
Савелий начал рассказывать о своих скитаниях:
— Под Полтавой нас окружили. Всю армию…
— Армию? — переспросил дед. — А немец бахвалится, што четыре. В плен понабрали тыщи…
— Да, батя, так оно и есть, если считать весь киевский «котел». Застряли мы там клином. Вот и отрезали.
— Да ну? — прошептал удивленно дед Антип. — Шестьсот шестьдесят пять тысяч — в плен?
Савелий усмехнулся.
— Нет, батя. Тут немецкая арифметика сплошала. Видать, они взяли число всех четырех армий. Так добрая половина загинула, да прорвалась из окружения часть… Я тоже в тех тысячах, а, видишь, не в плену. Нет, батя, брешут.
Савелий рассказывал, как прорывались из окружения, как дважды пробовали перейти линию фронта, потом разыскивали партизан, и украдкой поглядывал на Ксюшу. Она как будто примирилась со своей участью, слушала рассказ мужа, но выглядела жалкой и беспомощной. Язык у Савелия начал заплетаться, веки помалу тяжелели. Полтарелки борща разморили его окончательно. Потянуло ко сну, к мягкой постели, но обрывать рассказ на полуслове было неловко. Наконец Ксюша заметила его состояние и сказала:
— Завтра
— И то, — подхватил дед Антип. — Завтра приведу Тимофея, все будет аккурат. Ксюша вон поставила тесто, испекет хлебов.
Ксюша взяла лампу и повела Савелия поглядеть на сына. Артемка лежал на своей маленькой кроватке, разметавшись во сне и скинув ногами одеяло. Слабый свет от керосинки румянился на его круглых щеках. Савелий и Ксюша, прислонясь друг к другу, стояли и молча глядели на сына. Легкая улыбка скользнула на Артемкиных губах, он пожевал круглым ртом и повернулся на другой бок.
И опять, вот уже в который раз, боль и тоска стиснули сердце Савелия. Завтра — уходить.
В постели он обнял безжизненной рукой Ксюшу, прижался горячими губами к плечу и, чувствуя какую-то большую вину перед женой, устало досадуя на свою вялость, на бессилие бороться со сном, забылся до утра.
Разбудил Савелия голос Артемки.
— Папка пришел! Папка пришел! — кричал он где-то в сенцах.
— Да ну! — услышал Савелий голос Лазаря. — Где ж он? Савелий!
— Цыц! — прикрикнула на сына Ксюша. — Балуется дите. Откуда Савелию взяться?
Савелий вскочил с постели и спрятался за выступом грубки. В голове, еще не отошедшей ото сна, лихорадочно застучало.
— Што ты, Ксюша! — обиделся Лазарь. — Савелий, брат, где ты? Не ховайся, это я, Лазарь!
— Нету Савелия, — повторяла Ксюша. — Дите балуется, а ты поверил?
— Ах ты, господи! Да как же ж это? Я ж его брат. Сичас, я наметом, — донесся голос Лазаря уже со двора.
Савелий кинулся к окну, выглянул из-за гардины. Лазарь семенил по улице, растопырив руки, как наседка крылья, и бормотал что-то себе под нос.
— Ксюша! — закричал Савелий на всю хату. — Догони!
Ляпнула калитка, и мимо окна пронеслась Ксюша. В спальню с радостным «папка! папка!» вбежал Артемка. Савелий подхватил его на руки, прижал к груди и не отводил взгляда от окна. За Артемкой появился дед Антип.
— Што там такое?
— Лазарь узнал, — ответил Савелий.
— Ах ты, едрит твою! — Дед Антип остановился от неожиданности.
— А что, это очень опасно? — спросил Савелий, не понимая еще всей сложности своего положения.
Дед только махнул рукой и выбежал из хаты.
Савелий надеялся, что все обойдется. Немцев в деревне нет, за окруженцами они особо не охотятся. На худой конец, он сможет и днем уйти. Савелий опустил Артемку на пол и стал торопливо одеваться. Артемка выжидающе глядел на него и счастливо улыбался. Сын ждал гостинца, но что мог Савелий дать ему? Он пошарил в карманах, виновато глядя на сына, нащупал значок «Ворошиловский стрелок».
— На вот, сынок, это тебе.
Артемка радостно схватил значок и юркнул под стол, где хоронилось все его богатство: пустые спичечные коробки, десяток темно-коричневых каштанов, патронная гильза, разноцветные матерчатые лоскутки и деревянный кораблик, вырезанный дедом. Оглядев свое хозяйство, он вылез из-под стола и подошел к Савелию. Постоял немного, склонив голову набок, и спросил: