Метида
Шрифт:
А ведь действительно для тех ребят, что наверху, на орбитальной станции, мы такие маленькие, почти микробы; микроассемблеры, блин. Но каждый должен быть на своем месте; для него место – здесь. Правда, не в этой воронке. Следующая мина ляжет прямо в неё, какая-то пара секунд и ты в «раю».
У юкки минометчик молодец – положил прямо в яблочко. Только тела в яблочке уже не было. Антон полз, едва выдирая ноги из тисков жара и боли. Вовремя нашелся длинный поваленный ствол серебристого тополя – будет чем-то вроде бруствера. От пуль защищает, и вражеские артиллеристы пока не видят ползущего.
Когда Антон был метрах в
От вспышки стало очень светло. Свет стал сжиматься в щель, из нее перелился в сияющую точку. Точка эта не исчезла, вскоре уже напоминала спираль, быстро крутящуюся, по форме как галактика, которая унесла и его…
Ему повезло, пока вражеские солдаты молотили его ногами, он был без сознания. Кто-то из тех крикнул на мове, что заказчику надо доставить не просто фарш, а что-то похожее на тело. Тогда ему скрутили проволокой руки за спиной. И ноги тоже. Потом бросили лицом на замызганный кровью и засохшими плевками пол машины. Когда она затряслась по ухабам, Антон очнулся и сразу догадался, что сейчас придет настоящая боль. Он закричал, чтобы ему вкололи обезболивающее. Машина остановилась и ему «вкололи обезболивающее» – ударом приклада.
Снова пришел в себя в помещении, где было очень много света. Столько, что Антон почти ничего не видел. Так много, что он сразу возненавидел свет. Рядом проплыло несколько лиц, но, возможно, это было лишь одно лицо.
Антон попробовал двинуться, но не смог пошевелить ни одним членом тела, будто все они оказались зацементированы. На мгновение подумал, что уже в ящике, его хоронят заживо; горячая волна ужаса прошла по нему. Благодаря ей стал ощущать контакт металла со своим телом. Кажется, кабель касается кожи и входит в шею сзади. Под ним плоскость. С боков что-то холодное, хотя и не прижатое к нему. И он слышит голос, прямо внутри черепной коробки. На его мысли приходит ответ.
«Тебе, наверное, не стоило попадать в плен. Да, да, знаю, ты был ранен, в обе ноги. Но всё-таки надеялся выжить. Так что не обессудь. Тебе, кстати, ещё повезло. Я тебя вовремя забрал у галичан. Забили б прикладами и бросили бы получившийся из тебя мешок с размозженными костями на солнышко – мухам на пропитание. Я даже проволоку с тебя снял, она будет мешать нашей работе. Так что, добро пожаловать и, извини, в некотором смысле, теперь ты моя вещь. Тут у меня несколько не прибрано, хорошо, что ты не видишь. Но полно аппаратуры, есть даже кое-что списанное с орбитальной станции – детали экзоскелета. Иногда, знаешь ли, может пригодится любой мусор.»
«Что это за чёрт такой? Увидеть бы мне его рожу. Веки они мне, что ли, закрепили?»
«Дорогой Антон, я к твоему сведению, почти что ты, закончил универ в Новосибе и аспирантуру в Питере. Работал в лаборатории IСL – это тот гиперхолодильник, который на орбите. Слышь, ватник, и ты в универе учился, и в ICL поработал. Физически ты был там, иначе откуда ж у тебя разъем нейроинтерфейса NIX-3A, но ты пуст, у тебя отсутствуют мои знания, даже те, что получены в ВУЗе. А вообще-то я ждал тебя.»
«Наркоман, что ли? Или просто вампир. Эй, Носферату нуждается в живой плоти?»
«Остынь, это тебе пригодится. В декабре прошлого года в ICL был проведен эксперимент по созданию «ледяного» вакуума. Явная цель – получение предматерии, бозонного конденсата. Была и неявная, известная лишь «избранным». Переохлажденный вакуум приводит к высвобождению темпоральных трубок из связанного состояния, а точнее, к их переупорядочиванию. Последующий разогрев снова переводит их в обычное связанное состояние, однако отличное от предыдущего. Побочным результатом смелого эксперимента стало возникновение двух экземпляров мира. Во что я, собственно, верил и не верил, пока не явился ты, о моя бледная копия. Надо полагать, экземпляры мира притянулись друг к другу, возникло пространство их пересечения, потому мы встретились с тобой. Как ты, возможно, понимаешь, не хочу я с тобой, безмозглым, объединятся. Мне нужно разрушить тебя капитально, вместе с твоим миром; поэтому я должен управлять темпоральными трубками, переведя их в состояние хроножидкости.
«Ага, злой гений, у тебя тут стоит гиперхолодильник, который ты запитаешь от комнатной розетки.»
«У меня есть оборудование, схожее с тем, что использовалось для экспериментов в ICL, только по умному сконфигурированное. Советская старушка АЭС даст сколько надо энергии для сверхпроводящих магнитов, которые создадут «ледяной» вакуум. Официально она выведена из эксплуатации по требованию западных партнеров, ток в сеть не дает, но один из реакторов до сих пор не заглушен. А на выходе у меня будет температура ниже нуля Кельвина и хроножидкость – конденсат темпоральных трубок. Операция – весьма затратная, поэтому я тебя и называю дорогим Антоном.»
«Открепите мне веки, закройте уши. Заткнись, не надо больше про хроножидкость.»
«Это инструмент для изменения мира. С её помощью можно создавать новые русла для времени, а, значит, и новые экземпляры мира, копии объектов. И уничтожать их, при необходимости. Чувствуешь, как меняются понятия единичного и множественного, прошлого и будущего, как вырисовывается стройная «теория всего»?
«Может, ты пока порисуешь «теорию всего», это ж на Нобелевку тянет, а я пойду?»
«Идти куда-либо не получится, ножки не те. Сейчас, дорогой Антон, время для тебя остановится. Так сказать, замерзнет. Темпоральные трубки придут в максимально упорядоченное состояние. Раздвоение исчезнет и ты вместе с ним, моя бледная неудачная копия. Да, бледная, потому что ничего лучшего, чем пойти воевать за ватников, ты не придумал.»
Стал нарастать гул, как при работе МР-томографа. Стол, на котором лежал человек, начал въезжать в громоздкую установку. Ему стало холоднее. Его будто уже терли языки мертвого ледяного пламени. И вдруг всплыло что-то давно забытое.
«Зануда, где ты? Проснись. Зануда, ты слышишь меня? Помнишь, как мы перекидывались в картишки, в дурака играли, и ты постоянно жульничал? Но в перерыве между партиями ты мне сказал, что стоит мне произнести внутри себя слова Я – ДУРАК и ты обязательно придешь на выручку.»
Гул был прерван немелодичным сигналом тревоги. Стоящий рядом с установкой человек в белом халате – судя по шеврону сотрудник ЧВК «Грейстоун» – посмотрел на экран оповещений, голографическим пузырем паривший над пультом.
Рот его раскрылся для ругательства, но в пультовую вошло сразу трое вооруженных людей.
– Джедай, уходим, в темпе. Возгорание на складе №5, есть угроза детонации.
Сотрудник «Грейстоун» знал, что лежит на этом складе, с такими штуками не шутят.
– Но у меня как раз образец в активной зоне наблюдения.