Метка Каина
Шрифт:
— Дед…
То, что последовало за этим, нельзя было назвать настоящим разговором, но тем не менее это был разговор. Они поговорили о том, как дед себя чувствует; они вкратце затронули тему больничной еды. «Слишком много мексиканского, Дэвид, слишком много мексиканского». Дэвид упомянул о том, что неделя его отпуска почти закончилась и что он через день-другой должен уже будет лететь в Лондон.
Старик кивнул. За окном в небе над пустыней кружил ястреб, и тень большой птицы пронеслась
— Мне очень жаль… я не был с тобой, Дэвид, когда… когда твоя мама… и папа… ну, ты понимаешь… когда это случилось.
— Не понял?
— Ты знаешь. То… ну, что случилось… я так чертовски сожалею обо всем этом. Я был дураком.
— Нет. Будет тебе, дед. Не надо начинать все снова. — Мартинес покачал головой.
— Выслушай меня, внучек… пожалуйста… — старик поморщился. — Мне надо сказать тебе кое-что.
Дэвид кивнул, внимательно вслушиваясь в слова деда.
— Я должен это сказать. Я бы мог… я мог бы сделать больше, помочь тебе больше. Но ты так хотел остаться в Англии, подруга твоей мамы увезла тебя туда, и казалось, что это к лучшему… ты ведь не знал, как это было трудно. Приехать в Америку. После войны. Когда… когда твоя бабушка умирала…
Он надолго умолк.
— Деда?
Старик посмотрел на полуденное солнце, бросившее свои лучи в палату.
— Я хочу тебя спросить, Дэвид.
— Да. Конечно. Спрашивай.
— Ты думал когда-нибудь о том, откуда ты взялся? Кто ты есть на самом деле?
Мартинес давно привык к тому, что дед задает ему разные вопросы. Это было частью их родственных отношений, они именно так ладили, притирались друг к другу: старый человек расспрашивал внука о разных делах молодежи. Но на этот раз вопрос был совсем другим, неожиданным, и притом весьма интересным, и он не был похож на все прежние. Это был Настоящий Вопрос.
А кем он был на самом деле? Откуда он на самом деле взялся?
Дэвид обычно приписывал свое чувство отсутствия корней хаотическому воспитанию и не совсем обычной родословной. Дед был испанцем, но в 1946 году вместе с женой приехал в Сан-Диего. Она умерла, давая жизнь отцу Дэвида; затем его отец встретил его мать, медицинскую сестру из Англии, которая работала на базе военно-воздушных сил в Калифорнии.
В итоге в первые годы жизни Дэвид, в общем, мог в определенном смысле сказать, кто он: американец англо-испанского происхождения, калифорниец, — но латиноамериканская фамилия и испанская внешность все же выделяли их семью на общем фоне, они были не такими, как стопроцентные американцы. А потом они отправились в Британию, потом в Германию, а потом в Японию, после чего опять вернулись в Британию — то есть они жили там, куда направляли по службе отца Дэвида.
К концу этого мирового турне, к тому времени, когда ему исполнилось лет десять или двенадцать, Дэвид уже не чувствовал себя ни американцем, ни британцем, ни испанцем, ни калифорнийцем — ни вообще кем-нибудь. А потом
Дед повторил вопрос.
— Ну же, Дэвид… как? Думал ты когда-нибудь об этом? Откуда ты взялся?
Дэвид пожал плечами и солгал, сказав:
— Нет, вообще-то.
Он не чувствовал себя готовым вникать в эту тему; только не сейчас.
Но если не сейчас, то когда?
— Ладно. Хорошо, — пробормотал старик. — Хорошо, Дэвид. Хорошо. А как твоя новая работа? Работа? Тебе она нравится? Чем ты занимаешься, я забыл…
Похоже, дед снова проваливается в забытье? Дэвид нахмурился и сказал:
— Я юрист, работаю в средствах массовой информации. Юрист. И всё в порядке.
— Только в порядке?
— Нет… я ненавижу эту работу. — Дэвид вздохнул, удивленный собственной откровенностью. — Я думал… по крайней мере, рассчитывал, что в этом будет нечто эффектное, интересное. Ну, знаешь, поп-звезды, вечеринки… Но я просто сижу в мрачном кабинете и звоню другим юристам. Чистое дерьмо. А мой босс — просто онанист какой-то.
— Ах… ах… ах… — Кашель старика звучал как скрип ржавого железа. Потом дед откинулся на спину и уставился в потолок. — Разве ты не учился в хорошем колледже… что-то связанное с наукой, нет?
— Ну… да, я занимался биохимией, дед. В Англии. Но этим делом много не заработаешь. Вот я и занялся законами.
Наступила очередная пауза. Палату заливал яркий свет. Наконец дед заговорил:
— Дэвид… ты должен кое-что знать.
— Что же?
— Я лгал.
Тишина в комнате стала удушающей. Где-то в коридоре громыхали колеса каталки.
— Ты лгал?Что это значит?
Дэвид внимательно всматривался в лицо деда. Может быть, у старика очередной приступ слабоумия? Дэвид не мог сказать наверняка, но его лицо выглядело живым и встревоженным, когда он продолжил:
— По сути, я и сейчас лгу, сынок… я просто… просто не могу… оставить все как есть. Но поздно что-либо менять. A las cinco de la tarde.Мне очень жаль. Desolado. [3]
Дэвид был озадачен. И внимательно смотрел на деда.
— Ладно, я устал, Дэвид. Я… я… я… теперь я должен это сделать. Прошу, загляни туда… мне самому никак. Пожалуйста.
— Извини, не понял?
— Сумка там, в ногах… моей кровати. Сумка «Кей-Март», универсам. Загляни. Прошу тебя!..
3
В пять часов вечера… опустошен ( исп.).