Меткий стрелок
Шрифт:
— Да ладно, ладно. Не кипятитесь. Это я так. Как говорится, озвучил собственное наблюдение. Ладно. Есть у меня к вам, Денис Андреевич, серьезный разговор.
— Я вас внимательно слушаю.
— Дело в том, что я некоторым образом оказался в том же положении, что и погибшая Доли Гордина.
Житинский замолчал и вновь покосился на Грязнова, словно хотел выяснить, стоит ли продолжать разговор с этим странным рыжим человеком, который никак не реагирует на его откровения.
— То есть? — спросил Денис. — Нельзя ли сказать поточнее: какое положение вы имеете в виду?
Житинский хмыкнул:
— А то вы не знаете!
Денис пожал плечами.
— Нет, что, правда не знаете? — удивился здоровяк. — Плохо работаете, господа сыщики. Никакой дедукции.
— Работаем, как умеем, — спокойно ответил Денис. — Вы, кажется, хотели мне рассказать что-то важное? Или продолжите вместо этого делиться своими наблюдения?
— Да ладно вам. Я же это так: пара шуток в порядке знакомства. Ладно. Дело в том, что я, так же как и Доли Гордина, вложил в небезызвестную вам фирму «Гималаи» определенную сумму в расчете на будущую прибыль… Только вы знаете что… Пообещайте, что все, что я расскажу, вы не будете использовать против меня.
— Ну пока что вы мне ничего важного не рассказали. Это во-первых. А во-вторых, я не вполне понимаю, что вы имеете в виду, когда просите не использовать информацию против вас?
— Ну хотя бы чтобы мое имя не фигурировало ни в каких ваших делах.
— Мы не прокуратура, чтобы заводить дела, — коротко ответил Денис. Но я сделаю все, что от меня зависит.
— Ладно, — махнул здоровяк огромной ладонью, — считайте, что я вам поверил. Когда я давал деньги, Шустов и Леонидов пообещали, что я получу баснословные барыши. Насколько я знаю, так и получилось. Только я своих барышей пока что не видел. Месяца три назад я встретился с Шустовым и сообщил ему, что выхожу из дела и хочу получить свою часть пирога. Он ответил, что все деньги сейчас в обороте и что нужно немного подождать. Знаете, как это бывает?
— Догадываюсь. Что было дальше?
— А что дальше? Ничего. Я решил ждать. Возмущаться было себе дороже. Вы знаете, что Шустов в свое время был завербован КГБ? И с тех пор у него в этом ведомстве, хоть оно и сменило название, осталось много добрых знакомых.
— А Шустов не рассказывал вам, куда были вложены ваши деньги?
Здоровяк хмыкнул:
— А чего рассказывать? Я и так знаю, не слепой же. Они все вбухали в телевидение. Знаете, этот телеканал, вокруг которого в последнее время кипят страсти…
— Слышал кое-что. Каким образом осуществлялась покупка акций телеканала? Ведь, насколько я знаю, «Гималаи» не могли вести такую деятельность после неприятной истории с обманутыми вкладчиками.
— Верно, — кивнул Житинский. — Для этого и была создана фирма «Сокол». Все перечисления шли от нее.
— Что это за фирма?
— Точно не знаю. Знаю только, что там собрались бывшие гэбэшники.
— М-да, — протянул Денис. — Негусто. И это вся ваша важная информация?
— За сколько купил, за столько и продаю, — ухмыльнулся здоровяк. — Я хотел вам еще кое о чем рассказать, но, если вы и так все знаете, я могу заткнуться и высадить вас где-нибудь у метро. Так как?
— Успеете еще высадить. А пока давайте рассказывайте вашу историю. Только желательно без ужимок и лирических отступлений. У меня от них изжога.
— Как скажете, — улыбнулся Житинский. — В общем, как-то раз ко мне в офис пришла Гордина… Было это недели за две до того, как ее шлепнули…
— Что за офис? — поинтересовался Денис.
Житинский косо посмотрел на Грязнова, но потом, словно что-то вспомнив, кивнул и сказал:
— Точно. Я же вам не сказал. Я руковожу небольшой полиграфической фирмой. Изготавливаем буклеты, дипломы, открытки и прочую чушь. Доходы маленькие, весь персонал — я да еще четыре человека. Я и с «Гималаями»-то этими связался только затем, чтобы немного подзаработать. Понимаете, срочно нужно было покупать новый резограф. Чтобы конкуренты не обскакали… Ну да ладно. В общем, пришла ко мне Гордина и говорит: «Собралась я, Александр Николаевич, вывести этих мерзавцев на чистую воду. Составляю вот заявление в прокуратуру. Вы как, подпишете?» Ну я немного померекал, прикинул все «за» и «против» и говорю: «Да, говорю, Доли Абрамовна, подпишу». А она мне: «Спасибо. Я знала, что могу на вас рассчитывать». И ушла. Ну а через две недели ее замочили.
Житинский горько вздохнул.
— Постойте, — тронул его за локоть Денис. — Я не понял. Так вы подписали заявление или нет?
Житинский грустно покачал головой.
— Не-а. Не подписал. Нечего было подписывать. Она ведь ко мне с пустыми руками пришла. Просто хотела узнать, подпишу я эту бумажку, если понадобится, или нет.
Тут он вдруг осекся и повернулся к Денису. Посмотрел на него округлившимися глазами и покачал кудлатой головой.
— Что, — пробасил он, — неужели она заявленьице это составила?
Денис кивнул:
— Есть такая версия. Мы считаем, что в тот день она с этим заявлением шла к прокурору.
— В день, когда ее убили? — уточнил Житинский.
— Да, — ответил Денис. — Встреча должна была состояться через полтора часа.
— Вот как. — Житинский нахмурился. — Что ж она мне-то не дала подписать? Решила за всех одна отвечать? Тоже мне, Робин Гуд в юбке!
Житинский помрачнел. Некоторое время они ехали молча.
— Что вы знаете о доходах фирмы «Гималаи»? — спросил наконец Денис.
— Немного, — ответил Житинский. — Меня до этих недр не допускали. Считали, что рылом не вышел.
— Но что-то же вы знаете?
— Что-то знаю, — кивнул здоровяк, не отрывая глаз от дороги. — Знаю, например, что общая касса фирмы — почти пятьдесят миллионов долларов. И половину этих бабок присвоили Шустов и вся его развеселая компания.
— То есть двадцать пять миллионов долларов? — уточнил Денис.
Житинский кивнул.
— Не слабо, — сказал Денис и присвистнул. — Ребята работали с размахом.
— Да уж, — согласился здоровяк. — Только где они, эти денежки? — вот в чем вопрос.
— Какова была ваша часть?
— На этот вопрос я отвечать не стану, — сурово ответил Житинский. Знаю только, что доля Гординой была, м-м, что-то около миллиона… Знаете что… — Житинский вдавил педаль тормоза. — Пожалуй, мне больше нечего вам сообщить.
Он сидел насупившись и на Дениса не глядел. Однако веки у верзилы чуть-чуть подрагивали. Казалось, еще немного — и он заплачет. Разрыдается, как до смерти обиженный ребенок.