Метод супружества

Малком Энн

— Вначале, я думал, что уезжаю, не беспокоя ее, — сказал Кип. — Да, она очень беспокоилась обо мне и не хотела жить без меня, но она тоже была молода. Искала свою собственную идентичность. И поначалу ей нравился титул «жена военного». Нравилось, что она служила стране по-своему, — он покачал головой, несколько мгновений глядя на океан, прежде чем снова перевести взгляд на меня.

— Реальность всего этого быстро обрушилась на нас, — пробормотал он. — Быстро нанесла удар по нашей чистой, юной любви. Возможно, это не оставило бы шрамов, если бы я не нашел там свое место, если

бы у меня не было навыков, которые заставляли меня пропадать все дольше и дольше. Но я это сделал. Я ушел. И ей не очень нравилось быть все время одной. Я не виню ее. Мы должны были любить друг друга. Она думала, что, когда забеременеет, я вернусь домой навсегда. Так думали многие. Я тоже. Пока это не произошло на самом деле. Даже тогда я не был достаточно мужественным, чтобы прекратить убивать и вернуться домой, к своей жизни. К своей дочери.

Его рука легла на мой живот, потирая его, как будто желая убедиться, что он все еще там. Что наша дочь все еще там.

Я знала это чувство. Я пила воду со льдом и растирала живот, чтобы «разбудить ее», когда она слишком долго не брыкалась. Не то чтобы мне часто приходилось это делать, потому что дочь Кипа вышибала из меня дух.

— В конце концов, я не думаю, что она сильно любила меня, — сказал он, шокировав меня.

Я моргнула, глядя на него. Его глаза не слезились от любви, за которую он держался. Они были грустными. Но не задумчивыми.

— От нас с ней ничего не осталось уже тогда. Но я все еще любил ее. За то, что старалась, была со мной. За то, что произвела на свет мою дочь, заботилась о ней.

Он погладил меня по лицу, вытирая слезу.

— Мои чувства к тебе не детские, они немного некрасивые, и чертовски сложные. Я ненавидел себя за то, что полюбил тебя больше, чем ее. Думал, что это делает меня плохим человеком. Без чести.

Он опустил взгляд на живот между нами.

— Доченьку я буду любить ее так же сильно, как и ее сестру, — его голос немного дрогнул, и я прикусила губу, чтобы сдержать рыдание.

— Я буду любить ее точно так же, — он остановился. — Может быть, немного больше, потому что у меня было совсем немного времени, чтобы подарить отцовскую любовь. Во мне ее чертовски много, — его глаза впились в мои. — Я не обещаю, что не совершу ошибок на этом пути, потому что жизнь — долгий срок, а я неидеальный человек. Я облажаюсь. Ты будешь кричать на меня. Я могу накричать в ответ.

Он наклонился, чтобы поцеловать меня в нос.

— Мы потрахаемся и помиримся, — пробормотал он. — У нас будет беспорядочная жизнь. И ты, наверное, упала с дерева, если думаешь, что я уйду, — его рука скользнула от моего подбородка вниз к левой руке, поднимая ее, чтобы рассмотреть простое золотое кольцо, которое я носила с тех пор, как он надел его мне на палец в пекарне. — Нам нужно купить тебе бриллиант. И устроить еще одну свадьбу.

Для меня было слишком много информации, чтобы переварить ее сразу. Даже при нормальных обстоятельствах, когда я гораздо лучше контролировал свои гормоны. Как бы то ни было, я не могла контролировать это, поэтому перешла от тихого плача к полноценным безобразным рыданиям.

— Ты просишь меня выйти за тебя замуж? —

спросила я между всхлипываниями.

Кип усмехнулся, наклонившись, чтобы поцеловать меня в макушку.

— Мы уже женаты, детка, но да, я спрашиваю, хочешь ли ты сделать это как следует. Может, не стоит так напиваться и пялиться на меня, пока идешь к алтарю. Я не возражаю, если ты наденешь красное, — он подмигнул.

Я издала истерический смешок.

— Я надела красное, потому что готовилась к войне, — сказала я.

Он улыбнулся мне, коснувшись большим пальцем моего подбородка.

— И когда ты шла по проходу, ты выглядела как самый красивый солдат, которого я когда-либо видел. Я влюбился в тебя прямо тогда и на месте, даже если был слишком упрямым ублюдком, чтобы признать это в течение…

— Месяцев, — перебила я. — На самом деле, больше года.

— Если хочешь перейти к техническим вопросам, то ты еще не сказала мне этих слов, — поддразнил он.

Я поджала губы.

— На самом деле ты тоже, — бросила я вызов, внезапно испугавшись. В больнице не в счет. Тогда эмоции были на пределе, и с тех пор он не упоминал об этом.

— Я люблю тебя, — сказал он без колебаний. — Мне нравится, что ты капризничаешь по утрам. Мне нравится, что ты ругаешься как матрос. Мне нравится, что ты таскаешь домой кошек. Мне нравится, как ты выглядишь с доченькой в животе. Я буду любить каждую частичку тебя до конца своих дней.

Мои губы задрожали.

— Ладно, это перебор, — сказала я тонким и слабым голосом.

Он усмехнулся.

— Скажешь это в ответ?

— Я не собираюсь этого говорить, потому что ты заставляешь, — огрызнулась я.

Глаза Кипа заблестели.

— Я не заставляю, — ответил он. — Я уже знаю, что ты любишь меня.

Я посмотрела на него.

— Ты не знаешь, что я чувствую, — отрывисто ответила я, борясь с ним в основном инстинктивно, а также потому, что этот разговор был пугающим. Конечно, я замужем за этим человеком, живу с ним и беременна его ребенком, но сказать, что я люблю его, казалось прыжком, на который я не уверена, что способна.

Он поцеловал меня, затем пожал плечами.

— Ты не хочешь говорить это сейчас. Я подожду. В конце концов, у меня впереди вечность.

У меня чуть не подогнулись колени.

Кип отступил назад, не подозревая, с каким трудом я держусь на ногах.

— Ну что, хочешь съесть пирожное?

Я уставилась на этого мужчину. На этого мускулистого, грубоватого, самоуверенного, чувствительного мужчину. На своего мужа.

— Да, — прошептала я. — Давай поедим.

***

— Мам, — сказала я на вздохе.

Я уклонялась от ее звонков. Не то чтобы их было много. Женщина редко выходила на связь. Иногда она присылала мне статьи на Facebook, которые в основном представляли собой дикие теории заговора о Новом мировом порядке и контроле над рождаемостью, хотя в последние несколько лет они перешли к целостным методам лечения и напоминанию о необходимости «заземляться» каждый день.

— Дорогая, — пропела она в трубку легким и жизнерадостным голосом.