Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 4: Поверх методологических границ
Шрифт:
Как видим, постоянно возникают ситуации либо тавтологических кругов, либо же «ухода» в иные дисциплины, что предполагает использование уже иных методов, отличные от семиотических. Такая ситуация складывается, на наш взгляд, вследствие того, что абсолютизируется один из аспектов знака, и тогда возникают или тавтологические круги, или не имеющий предела самодостаточный семиозис 47 . А при разъединении этих аспектов знак теряет свои особенности, и, соответственно, семантика и семиотика теряют свой объект, сливаясь либо с психологией, либо с математикой.
47
Ср. определение знака у Пирса – «Нечто, что определяет что-то другое (свою интерпретанту) к тому, чтобы это что-то тем же самым образом, что и оно само, относилось к некоторому объекту, к которому оно само относится (к своему объекту), причем интерпретанта, в свою очередь, становится знаком, и т.д. ad infinitum» [Пирс, 2000, с. 216, § 303]. В оригинале яснее: «The interpretant of a sign becomes in turn a sign, and so on ad infinitum».
Между тем здесь не требуется изобретать что-либо принципиально новое. На наш взгляд, баланс между различными аспектами семантики знака, между субъективным и объективным, лингвистическим и экстралингвистическим, был найден еще Готлобом Фреге. Его теорию знака надо освободить от последовавших популяризаторских толкований в духе Огдена – Ричардса («треугольника Фреге») и вспомнить о той основной проблеме, которую поставил Г. Фреге – выражают ли утверждения тождества отношения между объектами или же между именами или знаками объектов, понимая под объектами как физические или же абстрактные объекты так и мысленные представления
Решение Фреге известно – это различные знаковые отношения, которые следует разграничить: одно есть смысл знака, другое – его значение, или денотат 48 . Но, разграничивая эти отношения, Г. Фреге указывает и на соотнесенность между ними: отношение между знаком и объектом детерминировано отношением между смыслом и знаком. Тем самым эти два аспекта выступают не как независимые друг от друга семантические аспекты (как в пресловутом треугольнике), а как смысловые уровни. Внутрисистемное отношение, смысл (как у Соссюра) 49 , в свою очередь, определяет отношение между знаком и и объектом (как у Пирса) 50 . При этом Г. Фреге четко отграничивает смысл как внутристемное явление, поскольку «смысл можно рассматривать сам по себе, т.е. можно говорить о смысле как таковом» [Фреге, 1977, с. 356], от индивидуальных представлений, проводя «важное для нас различие между представлением, которое вызывается словом у слушающего, с одной стороны, и смыслом и денотатом слова – с другой» 51 .
48
Фреге противопоставляет Sinn и Bedeutung; первый член не представляет трудности для перевода – это смысл (Sense / Significance). Однако второй до сих пор не имеет общепринятого перевода. На русский язык его переводят то как денотат, то как значение. Еще больше вариантов дают английские переводы: reference / meaning / denotation / nominatum.
49
Ср.: «Чтобы понимать смысл имен собственных, требуется лишь в достаточной степени владеть соответствующим языком или знать совокупность обозначений, к которой принадлежит данное имя» [Фреге, 1977, с. 183].
50
«В идеале соответствие между знаками, смыслами и денотатами должно быть устроено таким образом, чтобы всякому знаку всегда соответствовал один определенный смысл, …всякому знаку всегда соответствовал один определенный смысл, а всякому смыслу в свою очередь всегда соответствовал один определенный денотат; в то же время денотату (вещи) может соответствовать не один смысл, а несколько, и один и тот же смысл может выражаться разными знаками не только в разных языках, но и в пределах одного и того же языка …Знак как таковой (будь то слово, словосочетание или графический символ) может мыслиться не только в связи с обозначаемым, т.е. с тем, что можно было бы назвать денотатом знака [Bedeutung], но и в связи с тем, что мне хотелось бы назвать смыслом знака [Sinn]; смысл знака – это то, что отражает способ представления обозначаемого данным знаком» [Фреге, 1977, с. 183, 182].
«Условимся говорить, что собственное имя (слово, знак, сочетание знаков, выражение) выражает свой смысл и обозначает, или называет, свой денотат» [Фреге, 1977, с. 188].
51
Приведем пример, наглядно поясняющий, как Фреге понимает и это различие, и «объективность» смысла: «Между денотатом и представлением располагается смысл – не столь субъективный, как представление, но и не совпадающий с самой вещью, т.е. с денотатом. Поясним это соотношение следующим примером. Допустим, что некто смотрит на Луну в телескоп. При этом имеют место два реальных изображения Луны: первое образуется на линзах внутри телескопа, а второе – на сетчатке глаза наблюдателя. Тогда саму Луну можно сопоставить с денотатом, первое изображение Луны – со смыслом, а второе – с представлением (или восприятием). Верно, что изображение в телескопе является односторонним и зависит от расположения телескопа, тем не менее оно вполне объективно, поскольку его могут одновременно воспринимать несколько наблюдателей. Однако изображение Луны на сетчатке глаза у каждого будет свое. В силу разного строения глаз, вряд ли можно ожидать даже геометрического подобия изображений на двух разных сетчатках, а их полное совпадение совсем исключено» [Фреге, 1977, с. 186–187].
Концепция Г. Фреге в определенной степени синтезирует подход и Соссюра, и Пирса, но добавляет весьма существенный аспект: как сам знак, так и его денотат определяются через смысл. Смысл понимается как явление внутриязыковое, но не замыкающееся языком: посредством смысла осуществляется соотнесение знака с именно его денотатом: денотат здесь не какой-либо объект, отличный от знака (как у Пирса), а детерминированный данным смыслом. Вместе с тем смысл знака вовсе не ограничивается отношением данного знака к другим знакам внутри данной системы (как у Соссюра) – он предполагает в качестве функции знака (функции во всех смыслах этого слова) его соотнесенность с денотатом, т.е. объектом, лежащим вне знаковой системы.
Как видим, для наличия смыслов совсем необязательно наличие объектов или же психологических или мысленных представлений о них. Более того – не может быть денотатов, если нет обозначающих его знаков – могут быть объекты, которые станут денотатами только после того, как будут обозначены некоторым знаком 52 . Тем самым Фреге создает основу для собственно семиотического и семантического подходов, не предполагающих их растворения в психологии или логике. Но тут возникает ряд вопросов, которые отчасти были намечены и самим Фреге, который уделил им значительное место в своей работе.
52
Видимо, так надо понимать Л. Витгенштейна: «…слово “значение” употребляется в противоречии с нормами языка, если им обозначают вещь, “соответствующую” данному слову. То есть значение имени смешивают с носителем имени. Когда умирает господин N, то говорят, что умирает носитель данного имени, но не его значение. Ведь говорить так было бы бессмысленно, ибо, утрать имя свое значение, не имело бы смысла говорить “господин N умер”» [Витгенштейн, 1985, п. 40].
В центре теории Фреге оказывается смысл, на основе которого возможно определение других семиотичеких явлений. Однако сам по себе смысл не играет самостоятельной роли – он есть способ, или правила соотнесения знака с его денотатом. Может ли знак не иметь смысла – такой вопрос для Фреге бессмысленен, если нечто не имеет смысла, то невозможно соотнести его с некоторым объектом. Соответственно, не может быть смысла, который оказался бы не выраженным в знаках и характеризовал бы сам объект (очевидно, что когда мы говорим о смысле дерева или же о смысле истории, то используем слово смысл в ином контексте). В то же время, по Фреге, смыслы «могут быть рассмотрены сами по себе» [Фреге, 1977, с. 186] 53 . Но если смысл есть «способ соотнесения», или отношение, то как возможны ситуации, когда отсутствует второй член отношения – денотат? В таком случае смысл оказывается явлением исключительно внутрисистемным, что не согласуется с общим подходом Фреге. Даже ограничивая себя рассмотрением в качестве знаков исключительно собственных имен, Фреге сознает, что язык устроен иначе, чем то предписывает его семантическая теория. Он же сам и описывает эти «отклонения» от постулируемого им «идеального» языка. Это: 1) зависимость смысла языковых выражений от контекста 54 ; 2) наличие у имени различных смыслов 55 , и, что наиболее существенно, это 3) то, что имена и предложения могут иметь смысл, но не иметь денотата 56 . Все это в разной степени и по-разному, но довольно существенно колеблют
53
Заметим, впрочем, что далеко не ясно, как в рамках теории Фреге можно рассматривать смысл «сам по себе», не релятивизируя его к знакам и денотатам. По Фреге, «косвенный денотат слова совпадает с его обычным смыслом», где под косвенным денотатом понимается денотат слов, используемых в косвенном употреблении, напр. при цитации. Однако это далеко не так: например, в предложении «Говорят, что Петя любит Аню» денотатами этих имен будут Аня и Петя, а не смысл этих слов. Если же считать, что Фреге имеет в виду самое узкое понимание цитации, исключительно как воспроиздение слов «Аня» и «Петя», а не сказанного о них, то тогда пропадает само понятие смысла. О не-фрегевском подходе к цитации и косвенным смыслам см.: [Davidson, 1967; Barwise, Perry, 1981; Cresswell, 1980; Золян, 1989].
54
Ср.: «Разумеется, в действительности указанное соответствие часто нарушается. Как было только что сказано, в идеальной знаковой системе всякому выражению должен соответствовать только один определенный смысл; однако естественные языки далеко не всегда удовлетворяют этому требованию: редко бывает так, чтобы слово всегда имело один и тот же смысл в разных контекстах» [Фреге, 1977, с. 183–184]. Заметим, что, на наш взгляд, адекватнее исходить из того, что контекстная зависимость семантики языковых выражений – это не исключение, а, напротив, общее правило, что, кстати, в весьма категорической форме утверждает и сам Фреге при рассмотрении понятия …числа: «Необходимо всегда учитывать полное предложение. Только в нем слово обладает подлинным значением …Слова обозначают нечто только в контексте предложения» [Фреге 2008, с. 196; 198].
55
«По поводу того, что следует считать смыслом настоящих имен собственных, таких как, например, Аристотель, могут быть разные мнения. Можно, в частности, считать, что слово Аристотель имеет смысл “ученик Платона и учитель Александра Великого”. Тот, кто придерживается такого мнения, извлечет из предложения (2) Аристотель родился в Стагире не тот же самый смысл, который извлечет из него человек, считающий, что слово Аристотель имеет смысл “учитель Александра Великого, родившийся в Стагире”. Но до тех пор, пока значение имени остается одним и тем же, подобные колебания смысла допустимы, хотя в языках точных наук их следует избегать. В идеальном языке неопределенность смыслов нежелательна» [Фреге 1977, 183].
56
«Далее, хотя можно предполагать, что любому грамматически правильному выражению, выступающему в роли имени собственного, всегда соответствует некоторый смысл, вовсе не всякому смыслу соответствует некоторый денотат. Например, выражение “наиболее удаленное от Земли небесное тело” имеет вполне определенный смысл, но вряд ли у него есть денотат» [Фреге 1977, c. 184].
«Дело здесь в несовершенстве языка, от которого, впрочем, не вполне свободна и знаковая система математического анализа; здесь мы также встречаем выражения, которые внешне выглядят так, как будто они что-то обозначают, однако в действительности, по крайней мере до сих пор, денотат их неизвестен, например: сумма бесконечного расходящегося ряда. Этого можно избежать, если особым соглашением приписать данному выражению денотат “0”. От логически совершенного языка <…> нужно требовать, чтобы любое выражение, образуемое как собственное имя грамматически правильным образом из уже ранее введенных знаков, действительно обозначало некоторый предмет и чтобы в качестве собственного имени не вводилось ни одного знака, не обеспеченного некоторым денотатом. Известно, что в логике недопустима неоднозначность выражений, ибо она является источником логических ошибок. Я полагаю, что не менее опасны псевдоимена, которые лишены денотата. История математики знает много заблуждений, которые возникли по этой причине. Псевдоимена, по-видимому, даже в большей степени, чем неоднозначные выражения, способствуют демагогическому злоупотреблению языком. “Воля народа” может служить этому хорошим примером: легко можно установить, что у этого выражения нет никакого, по крайней мере общепринятого, денотата. Поэтому мне представляется исключительно важным закрыть этот источник заблуждений – по крайней мере в науке – раз и навсегда. Тогда те недоразумения, которые мы только что рассматривали, станут невозможны, так как в таком случае наличие или отсутствие денотата у собственного имени не будет зависеть от истинности мысли» [Фреге, 1977, с. 199–200].
Как видим, ситуация, когда смыслу знака не соответствует какой-либо денотат, объясняется Фреге «несовершенством языка» и не приводит его к мысли о необходимости усовершенствования не языка, а собственной теории. Но вместе с тем Фреге допускает такое употребление языка, при котором оказывается естественной ситуация, что предложение имеет смысл, но не имеет денотата – это поэтический язык. Так, рассматривая предложение «Одиссея высадили на берег Итаки в состоянии глубокого сна», Фреге замечает: «Например, при чтении эпоса нас волнуют, наряду с красотой языка, только смысл предложений и вызываемые ими представления (образы) и чувства. Вопрос об истинности этих предложений увел бы нас из сферы художественного восприятия в сферу научных изысканий. Вот почему, коль скоро мы воспринимаем поэму Гомера только как художественное произведение, нам безразлично, в частности, имеет имя Одиссей денотат или нет» [Фреге. 1977, с. 190]. Однако и в этом случае речь, по Фреге, идет о некоторой частной форме языковой деятельности, а для имен, подобных имени «Одиссей», желательно даже иметь особый термин: «изображения» [Bilder] 57 – чтобы отличать их и от «псевдоимен» и от «настоящих» знаков.
57
«Желательно иметь для знаков, которые должны быть наделены только смыслом, особое название, например, “изображения” [Bilder]; тогда слова, произносимые актером на сцене, будут изображениями; более того, и сам актер будет изображением» [Фреге, 1977, с. 190].
Как мы попытались показать, основной проблемой, которая не получает удовлетворительного решения в рамках теории Фреге – это то, что у знака (имени или предложения) при наличии смысла может и не быть денотата. Необъясненной остается и возможность наличия у имени собственного нескольких смыслов. Между тем все эти проблемы получают решение, если дополнить концепцию Готлоба Фреге модальным компонентом – ввести в качестве области интерпретации (денотации) не только актуальный мир, но и возможные и невозможные миры. В принципе это уже сделано в модальной семантике (семантике возможных миров), особенно в той ее версии, которая непосредственно ориентирована на описание естественных языков (Д. Льюиз, М. Крессвелл). Требуется лишь перенести выработанные подходы в семиотику, уточнив понятие знака. Поэтому, не вдаваясь в детальное обсуждение известного, продемонстрируем то, что при внесении модального компонента и множества возможных миров как области интерпретации языковых выражений ситуация меняется: при наличии смысла знак будет иметь также и денотат. Другое дело, что денотаты этих выражений могут быть локализованными в возможных или невозможных мирах и не иметь денотата в мире, принимаемом за актуальный. Так, все приводимые Г. Фреге выражения можно разбить на три группы:
. Денотат имени не существует в актуальном физическом мире, но мог бы существовать. Возможность сушествования принято определять как существование в некоторых возможных мирах. Так, Одиссея не существует в мирах истории Греции, но он существует в мирах греческого эпоса. Единорогов не существует в зоологии, но они существуют в мифологии. Они могли бы существовать при ином течении событий.
. Денотат выражения не существует в актуальном мире и не может существовать ни в одном из возможных миров. Например: «наибольшее натуральное число», «круглый квадрат». Это те случаи, когда правила сочетания смыслов приводят к ситуации, когда компоненты выражения могут иметь и смысл, и денотат, но их композиция характеризуется только смыслом. Так язык создает «псевдоимена», и их денотатом оказывается пустое множество (ноль). В таком случае все «псевдоимена», отличаясь по смыслу, будут иметь один и тот же денотат. Но это решение, которое содержится у Фреге, может быть дополнено – если в качестве области интерпретации рассматривать и невозможные миры. В таком случае денотаты этих выражений будут локализованы в различных невозможных мирах, и возможна ситуация, когда в одном из таких миров существуют круглые квадраты, но не существует наибольшего натурального числа [см.: Хинтикка, 1980; Vendler, 1975; Creswell, 1983 и др.]. Такой подход выявляет зависимость понятия возможных миров от используемых для их конструирования языковых средств.