Метод. Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. Выпуск 4: Поверх методологических границ
Шрифт:
Кимбл Г. Как правильно пользоваться статистикой. – М: Финансы и статистика, 1982. – 294 с.
Стукал Д.К., Хавенсон Т.Е. Моделирование государственной состоятельности постсоциалистических стран // ПОЛИТЭКС. – СПб., 2012. – Т. 8, № 1. – С. 233–260.
Analysis of multivariate social science data / D.J. Batholomew, F. Steele, I. Moustaki, J.I. Galbraith (eds.). – Boca Raton; L.; N.Y.: CRC Press, 2008. – xi, 371 p.
Collier D., Adcock R. Democracy and dichotomies: A pragmatic approach to choices about concepts // Annual review of political science. – Palo Alto, Calif., 1999. – N 2. – P. 537–565.
Gore P.A., jr. Cluster analysis // Handbook of applied multivariate statistics and mathematical modeling. – San Diego: Academic Press, 2000. – P. 297–321.
Inglehart R.F., Welzel C. Political culture, mass beliefs and value change // Democratization. – N.Y.: Oxford univ. publishers, 2009. – P. 126–144.
King G., Keohane R.O., Verba S. Designing social inquiry: scientific inference in qualitative research. – Princeton: Princeton univ. press, 1994. – xi, 245 p.
Martynenko G. Semiotics of statistics // Journal of quantitative linguistics. – L., 2003. – Vol. 10, N 2. – P. 105–115.
Mondak J.J. Reconsidering the measurement of political knowledge // Political analysis. – Oxford, 2000. – Vol. 8, N 1. – P. 57–82.
Модальная семиотика:
Конец прошлого – начало нынешнего века ознаменовались попыткой тотального пересмотра идей и методов структурализма, в особенности же того, что еще в 60-х годах Ж. Деррида было названо Соссюрианским «логоцентризмом» [Деррида, 2000]. Не претендуя на оценку того, что было создано в результате подобной «деконструкции», заметим, что сегодня в гуманитарных науках вновь утверждается возврат к основам, заложенным в структурной лингвистике и аналитической философии, причем в их первоначальном варианте. Вместе с тем очевидно, что необходимы значительные уточнения. Уместно вспомнить провидческое замечание Ю.М. Лотмана относительно ситуации, сложившейся в конце 70-х: «Обобщение опыта развития принципов семиотической теории за все время, протекшее после того, как исходные предпосылки ее были сформулированы Фердинандом де Соссюром, приводит к парадоксальному выводу: пересмотр основных принципов решительным образом подтверждал их стабильность, в то время как стремление к стабилизации семиотической методологии фатально приводило к пересмотру самых основных принципов» [Лотман, 1978, с. 18].
Как нам представляется, необходимо уточнение, если не пересмотр самой концепции знака и семиотики, поскольку традиционная семиотика сегодня оказалась оторванной от семантики. То, что было достигнуто в лингвистической семантике начиная с 60-х годов, в семиотике оказалось незамеченным – во всяком случае, в том, что касается не дескриптивных и прикладных аспектов, а теоретических основ, затрагивающих само определение знака. С одной стороны, модальная семантика, а с другой – когнитивистика могут во многом дополнить наше понимание семиозиса, в то время как генеративная семантика ставит перед необходимостью коренного уточнения взаимодействия синтактики и семантики и отказа от рассмотрения их как автономных сфер (что с 70-х годов уже можно считать укорененным в лингвистике) 36 .
36
Заметим, что уточнение взаимодействия этих трех аспектов приводит к «стабилизации» исходных принципов: для предложившего данную триаду Чарльза Морриса «автономия» синтактики, семантики и прагматики, в отличие от его последователей, была относительной. Ср.: «Верно, что синтактика и семантика, как в отдельности, так и вместе, характеризуются сравнительно высокой степенью автономности. Однако синтактические и семантические правила – это не что иное, как созданные семиотикой словесные констатации того, каковы особенности употребления знаков реальными пользователями в каждом конкретном случае семиозиса. “Правила употребления знаков”, так же как сам термин “знак”, – это семиотический термин, и его нельзя определить только синтактически или семантически» [Моррис, 1983, с. 62].
В данном случае мы хотим предложить основные принципы такой версии семиотики, которую можно назвать модальной – это семиотика, в эксплицитной форме использующая модальную семантику. Но перед этим необходимо уточнить, а что же есть «основные принципы семиотики», которые и подлежат пересмотру, т.е. рассмотреть сами основы семиотики, в том виде, в котором они намечены ее основателями. Соответственно, наша статья будет состоять из двух частей – сначала мы попытаемся рассмотреть, что лежит в основе «классической» версии семиотики, а затем обратимся к вопросу о том, как это можно дополнить принципами и методами современной семантики, в первую очередь, введя в определение знака его модальное измерение.
Безусловно, крайне затруднительно говорить о какой-либо канонической версии семиотики. Это возможно только как результат крайне поверхностного подхода, при котором игнорируется та разнородность и многовекторность развития семиотики, которая изначально была задана Ф. Соссюром, Ч. Пирсом и Г. Фреге. До сих пор неясно, а что есть семиотика? Недостаточность этого определения очевидна – уже в популярном учебнике Чандлера «Семиотика для начинающих» резонно ставится вопрос: если семиотика есть наука о знаках, то что же есть знак? 37 Ответ, однако, далеко не столь ясен, и не только для начинающих, но и для отцов-основателей семиотики.
37
«Semiotics could be anywhere. The shortest definition is that it is the study of signs. But that doesn't leave enquirers much wiser. “What do you mean by a sign?” people usually ask next» [Chandler, б. г.]. Михаил Лотман считает такое определение тавтологией [Lotman, 2003].
Само определение знака вовсе не очевидно: знак определяется посредством семиотической теории, он относится к метаязыку 38 . Утверждение «Знак есть знак» не является полной тавтологией – казалось бы, слово «знак» употребляется двояко: первое употребление, субъектное, относится к языку-объекту, второе, предикативное, – к метаязыку. Но дело обстоит сложнее: уже первое, субъектное употребление слова «знак» зависит от теории: если есть нечто общее между громом и романом «Война и мир», то это только то, что мы рассматриваем их как знаки, и общность эта может быть установлена только в пределах семиотической теории, описывающей эти сущности как знаки. Нам представляется, что речь должна идти о двух уровнях метаязыкового употребления – уровне наблюдения и оперирования знаками и уровне описания того, чем мы оперируем как знаками. Принципиальная сложность в том, что сами по себе знаки нам не даны – они либо конструируются, либо же употребляются как знаки. Что есть знак – это одновременно и вопрос практического использования чего-либо в качестве знака, и вопрос семиотической теории, описывающей это нечто как знак. Разумеется, исторически знаки предшествуют семиотике, логически – они порождаются соответствующей теорией 39 . И неслучайно, что с самого возникновения семиотики намечаются две различные ее версии – Ф. Соссюра и Ч. Пирса. Их обычно рассматривают как двух разделенных океаном единомышленников, различия между которыми лишь в том, что один назвал новую науку «семиологией», а другой предпочел переосмыcлить более традиционный термин «семиотика» 40 . Между тем теоретические различия между Пирсом и Соссюром куда значительнее, чем различие в терминах 41 . Сегодняшняя разноголосица в понимании самих основ семиотики – отголосок изначально различных подходов к ее главному герою – знаку.
38
Знаки, которые используются в семиотических процессах, и знаки как понятие семиотики – это различные объекты. На это указывал еще Ч. Моррис, но он же и указывал, что трудно избежать этого смешения. Ср: «Очень важно видеть различие между отношениями, присущими данному знаку, и знаками, которые мы используем, когда говорим об этих отношениях, – полное осознание этого является, быть может, самым важным общим практическим приложением семиотики. Функционирование знаков – это, в общем, способ, при котором одни явления учитывают другие явления с помощью третьего, опосредующего класса явлений. Но если мы хотим избежать величайшей путаницы, нам следует тщательно разграничить уровни этого процесса. Семиотика как наука о семиозисе столь же отлична от семиозиса, как любая наука от своего объекта… Для констатации фактов о знаках семиотика как наука пользуется особыми знаками, это некий язык, на котором можно говорить о знаках… Термин «знак» – это термин семиотики в целом; его невозможно определить в пределах одной лишь синтактики, семантики или прагматики; лишь при очень широком использовании термина «семиотический» можно
39
Так, долгое время в советской семиотике наиболее популярным было определение И.И. Ревзина: семиотика есть перенесение методов лингвистического анализа на нелингвистические объекты [Ревзин, 1971]. Четко прослеживается следующая логика – если нечто, не являющееся знаком, (нелингвистический объект) описывается как знак (лингвистический объект), ибо он может рассматриваться именно как знак. В дальнейшем Евгений Горный продолжил эту логику: «Семиотика – это то, что люди, называющие себя семиотиками, называют семиотикой» [Горный, 1996, с. 170]. Примечально, что в таком определении изначальная тавтологичность определения знака сохраняется, но с семиотики она переходит на семиотиков. Таким образом, все три определения семиотики тавтологичны: в традиционном определении тавтологичен объект (знак), в определении И. Ревзина – метод, И. Горного – субъект. Объединение этих трех определений приводит к своеобразному perpetum mobile – семиотики создают метод, метод – объект, объект – людей, которые его изучают, семиотиков, и так на каждом витке будут порождаться соответствующие теории и методы.
40
Приведем расхожее определение из Encyclopedia Britannica: «semiotics, also called Semiology, the study of signs and sign-using behaviour. It was defined by one of its founders, the Swiss linguist Ferdinand de Saussure, as the study of “the life of signs within society.” Although the word was used in this sense in the 17-th century by the English philosopher John Locke, the idea of semiotics as an interdisciplinary mode for examining phenomena in different fields emerged only in the late 19 th and early 20 th centuries witsh the independent work of Saussure and of the American philosopher Charles Sanders Peirce» [Semiotics… б. г.].
41
Ряд принципиальных отличий отмечен в: [Бенвенист, 1974; Lotman, 2003].
По Соссюру, знак и язык – это социальное явление. «Следовательно, можно представить себе науку, изучающую жизнь знаков в рамках жизни общества; такая наука явилась бы частью социальной психологии, а следовательно, и общей психологии; мы назвали бы ее семиологией (от греч. semeion “знак”)» [Соссюр, 1977, с. 54]. Между тем язык – это абстрактная система знаков и, соответственно, знак есть абстрактная сущность 42 . И, строго говоря, в социальной жизни функционирует не язык, а речь.
42
Но при этом «точно определить место семиологии – задача психолога» [Соссюр, 1977, с. 54].
Для Пирса, напротив, семиотика есть формальная система, но знак не предполагает какой-либо системы, он конкретен и тем самым неотделим от каких-либо форм социального поведения. Для Пирса семиотика – это формальное учение о знаках (философская логика), которое представляет собой «абстракцию от всех типов знаков, используемых интеллектом, способным учиться на основании опыта» 43 . Но вместе с тем определение знака конкретно (и даже – наглядно) и зависит от ситуации, а не от системы: «Для Пирса знак есть конкретный объект, субститут, который замещает другой конкретный объект» [Lotman, 2003, с. 80]. Соответственно, семантика, т.е. отношение между знаком и замещаемым объектом (по Пирсу) или между означаемым и означающим (по Соссюру) получат различную интерпретацию: для Пирса это отношение между объектами, не имеющее никакого касательства к мышлению 44 , для Соссюра – это исключительно ментальная сущность 45 , отношение между означаемым и означающим; и то, и другое являются мысленными образами.
43
Ср.: «Думается, я уже имел случай показать, что логика, в своем наиболее общем смысле, есть всего лишь иное название семиотики, квази-необходимого или формального учения о знаках. Говоря, что это учение “квази-необходимо” или формально, я имею в виду, что мы наблюдаем свойства известных нам знаков, и от этого наблюдения, путем процесса, который можно называть Абстрагированием, переходим к утверждениям, в высшей степени ненадежным (и в этом смысле совершенно не необходимым) о том, какими должны быть свойства всех знаков, используемых “научным” разумом, т.е. разумом, способным учиться на опыте» [Пирс, 2000, с. 176, § 227].
44
«Logic is formal semiotic. A sign is something, A, which brings something, B, its interpretant sign, determined or created by it, into the same sort of correspondence (or a lower implied sort) with something, C, its object, as that in which itself stands to C. This definition no more involves any reference to human thought than does the definition of a line as the place within which a particle lies during a lapse of time» [Peirce, 1976, p. 54].
45
«Мы можем изобразить язык в виде ряда следующих друг за другом сегментаций, произведенных одновременно как в неопределенном плане смутных понятий, так и в столь же неопределенном плане звучаний… Языковой знак есть двусторонняя психическая сущность…» [Соссюр, 1977, с. 114, 99].
Но в таком случае знак определяется вне рамок собственно знаковых процессов. Семантика перестает быть лингвистической или семиотической дисциплиной и рассматривается либо как ветвь (социальной) психологии, либо как часть математики (логики). Соответственно, можно будет говорить о двух не связанных между собой семантиках – математической и психологической 46 . Такой подход оборачивается потерей как лингвистического, так и семиотического базиса. Так, Э. Бенвенист указывает на следующее глубинное противоречие, к которому приводит последовательное развитие идей Ч. Пирса: «Человек в целом есть знак, его мысль – знак, его эмоция – знак. Но если все эти знаки выступают как знаки друг друга, то могут ли они в конечном счете быть знаками чего-то, что само не было бы знаком? Найдем ли мы такую точку опоры, где устанавливалось бы первичное знаковое отношение? Построенное Пирсом семиотическое здание не может включать само себя в свое определение. Чтобы в этом умножении знаков до бесконечности не растворилось само понятие знака, нужно, чтобы где-то в мире существовало различие между знаком и означаемым» [Бенвенист, 1974, с. 70–71]. Выход Э. Бенвенист видел в cоссюровской концепции, определяющей знак внутри некоторой системы (структуры). Но в таком случае, как заметил Умберто Эко, происходит следующее: «Благодаря коду определенное означающее начинает соотноситься с определенным означаемым. И если потом это означаемое принимает в голове у говорящего форму понятия или же воплощается в определенных навыках говорения, то это касается таких дисциплин, как психология и статистика. Парадоксальным образом, когда семиология, кажется, вот-вот определит означаемое, в тот самый миг она рискует изменить самой себе, превратившись в логику, философию или метафизику». Далее, однако, У. Эко предлагает в качестве противовеса теорию… Пирса: «Один из основателей науки о знаках Чарльз Сандерс Пирс пытался уйти от этой опасности, введя понятие “интерпретанты”, на котором следует остановиться» [Эко, 1998, с. 52]. Подобное хождение по кругу вслед за У. Эко можно было бы продолжить и в другом направлении, используя понятие отсутствующей структуры: акцентируя необходимость знака быть включенным в какой-либо код, мы, по логике У. Эко, придем к таким нежизнеспособным абстракциям, как «код кодов» и т.п.
46
Ср.: «Я различаю два объекта рассмотрения: во-первых, описание возможных языков или грамматик как абстрактных семантических систем, посредством которых символы связываются с аспектами реальности; во-вторых, описание психологических и социологических факторов, обусловливающих то, что некоторое лицо или группа лиц использует именно данную семиотическую систему. Смешение этих двух объектов может привести только к путанице» [Льюиз, 1983, c. 254].