Шрифт:
МЕТОДОМ ИСКЛЮЧЕНИЯ
1
Дверь отворилась почти неслышно, будто от сквозняка. В кабинет ворвались невнятные коридорные шумы, однако никто не входил.
Старший оперативный уполномоченный райотдела милиции дописал фразу, поставил жирную точку и, повернув голову, увидел в дверном проеме массивную фигуру в черном дубленом полушубке. Бескровные губы на румяном, с мороза, лице мужчины были скорбно поджаты. Льдисто голубые глаза влажно блестели.
— Бородин кто, вы будете?
— Я. Заходите.
Мужчина
— Присаживайтесь, — пригласил он вошедшего.
Однако мужчина продолжал стоять, комкая в руках ондатровую шапку. Он попытался было что-то сказать, но вместо слов вырывались нечленораздельные сдавленные звуки, перешедшие в хриплый кашель. Лишь со второй попытки ему удалось выдавить из себя несколько слов:
— Жена моя… Пропала… Оля… Ольга Степановна… — и, прижав к губам руку, замотал головой.
— Да вы присядьте! — Бородин кивком указал ему на стул и, сунув рапорт в ящик стола, достал чистую бумагу. — Расскажите толком, когда и как это случилось.
Мужчина расстегнул полушубок. Поискав глазами, куда положить шапку, оставил ее в руках и осторожно опустился на стул.
— Тридцать первого. В аккурат перед Новым годом ушла…
— В котором часу?
— Часов в девять.
— Утра, вечера?
— Вечера. Ушла, и с концом…
— Откуда ушла, из дому?
— Ну да.
— Одна, что ли?
— Одна.
— А вы где были?
— Дома остался.
— Я что-то не улавливаю, — сказал Сергей. — Куда пошла ваша жена?
Покусывая губы, мужчина скорбно смотрел мимо Бородина на затянутое изморозью окно и молчал.
— Так куда пошла ваша жена? — повторил вопрос оперативник.
— К Петрякову, — с тихой злобой обронил мужчина.
— Кто такой?
Мужчина пропыхтел, выплюнул что-то маловразумительное. Бородин разобрал только последние слова:
— …и с концом, нету ее!
— У Петрякова, может, осталась? — предположил Бородин.
Мужчина помотал головой.
— Сперва я тоже так думал. Потому и не заявлял.
— Что же теперь вас заставило это сделать?
— Так ее ж и на работе нет! — убито вымолвил заявитель. — Два раза оттуда приходили справляться. И паспорт ее… Вот он, тут у меня! — с этими словами он извлек из внутреннего кармана красную книжицу и протянул Бородину.
Сергей раскрыл паспорт.
Морозова Ольга Степановна, 1963 года рождения, проживает по улице Заводской… состоит в браке с Морозовым Иваном Григорьевичем, 1958 года рождения…
С фотографии на Бородина смотрела миловидная женщина с курчавой челкой на лбу, небольшим вздернутым носом и пухлым чувственным ртом. «Видать, шустрая бабенка», — подумал Бородин.
— Где работает?
— На железной дороге. Оператором.
— А сами вы?
— В стройуправлении… — Морозов назвал номер. — Мастер я.
— Значит, вы предполагаете, что ваша супруга, Морозова Ольга Степановна, вечером тридцать первого декабря девяносто второго года ушла из дома к гражданину Петрякову?
Морозов кивнул и внес поправку:
— Не
— Как звать-величать Петрякова?
— Михаил, а отчества не знаю.
— Где живет?
— В девятиэтажке на Шаумяна, напротив хозмага. Номера дома не скажу. Я только видел, как Оля входила в подъезд, а больше мне ничего знать не требовалось.
— Это вы когда, вечером тридцать первого декабря, видели, как она входила в подъезд того дома?
— Нет, недели затри до того, — сказал Морозов. — В тот день она призналась, что это самое… Что другой у нее на стороне…
— И вы решили проверить?
Морозов сконфуженно поморгал, кривя губы.
— Ну я думал… Может, она так, с досады. У нас перед тем были всякие такие разговоры. Немного даже поругались…
— Значит, вы увидели, как ваша жена вошла в подъезд того дома на Шаумяна. И что было дальше?
— Да ничего такого, — Морозов вяло развел руками.
— Я тут же вернулся домой.
— А ваша жена когда вернулась?
— Часа через два.
— Вы спросили у жены, где она была?
— Зачем? И так было ясно.
— А тридцать первого декабря она вам сказала, что пошла именно к Петрякову?
— Да.
— Она что, назвала его по имени-фамилии?
— Нет, никак она его не называла. «Он», «была у него», и все тут.
— Теперь расскажите подробно, что произошло между вами вечером тридцать первого декабря, — попросил Бородин Морозова.
Тот зябко поежился, словно бы с глубокого похмелья, однако опер не уловил запаха перегара.
— Тяжело все это вспоминать, — надрывным шепотом признался Морозов. — Да и ничего такого не произошло. Я сидел, смотрел в комнате телевизор, а Оля была на кухне. Даже не знаю, когда она успела накраситься и надеть нарядное платье. В комнату вроде и не заходила, пока совсем не собралась. А как собралась, заглянула в дверь и говорит: «Там тебе чебуреки и селедочный салат». У меня сердце прямо зашлось, — Морозов ударил себя в грудь кулаком. — «К нему?» — спрашиваю. Молчит. Я не заругался, ничего, только сказал: «Хоть в Новый-то год посидела бы дома!» «Зачем?» — спросила и еще усмехнулась. Я ей: «Хороший у меня праздник: жена с хахалем, а муж один куковать будет». Она опять усмехается: «Ложись пораньше спать». Я не заругался, ничего. Сказал только: «Все-таки пока что ты моя жена и не должна себя так вести». Она и бровью не повела: «Сама знаю, что не должна, только не могу по-другому». «Почему, — спрашиваю, — не можешь? Если ты порядочная женщина…» Она не дала мне даже договорить: «Значит, я непорядочная!» И все. Хлопнула дверью. Слова доброго не сказала напоследок… — Морозов тонко заскулил.
Бородин воспользовался паузой, чтобы позвонить жене:
— Я задержусь…
— Если б хоть сказала, что у них с Петряковым… Что любит его… — сдавленно проговорил Морозов в пол, не поднимая головы. — А так выходит… — не закончив фразы, он достал из брючного кармана несвежий носовой платок. Громко сопя, стал вытирать лицо.
— Вы ее всю ночь ждали? — спросил Бородин.
— Часов до двух. Высосал поллитровку, с непривычки повело, и не заметил, как уснул. В седьмом часу просыпаюсь, а в доме пусто, нету ее. И к вечеру нет, и на другой день…