Метро 2033: Обмануть судьбу
Шрифт:
– Там вообще места заболоченные – там же речка протекает, пруды эти. Вдоль пруда, по дорожке, выйдете к старой усадьбе. В чащу лучше не сворачивать, держаться тропы. А то забредете в Мертвый лес – это примерно здесь, левее первого пруда, Шибаевского.
– А что там?
– Попадете туда – сами увидите. Там… как бы это сказать… все потихоньку умирает. Лес как будто затоплен, деревья растут на кочках и гниют потихоньку, а между ними мертвая вода… тоже гнилая. Странное место, и выйти оттуда очень трудно.
– А мутанты какие в парке водятся?
– Врать не буду, я там редко бываю, сам только кур диких видел. Они не страшные, от них только шума много. Если попадутся, поймайте парочку на бульон. А, да, козы дикие – тоже не опасные. Ну, а остальное все –
– А почему «был»? Что с ним случилось? – поинтересовался Литвин.
– Не вернулся, – пожал плечами Греков, словно говорил о чем-то будничном, само собой разумеющемся. – Вот он как раз все в парк ходить любил. А я ему говорил: «Не кончится это добром, Сеня». Правда, я и сам давно там не был, может, теперь по-другому все.
– Странная карта у тебя – ни черта не понятно.
– Лучше моей нету, – озлился Греков. – Лучше вам только Леня-картограф с Рязанки нарисовал бы, но он, говорят, в большое метро давно подался – сманили. И то сказать, для кого тут карты рисовать – там-то спрос больше.
Он вновь ткнул пальцем в карту:
– Тут, кстати, половина значков с Сенькиных слов сделана. Вот здесь перейти можно на ту сторону, тут мостик пруды разделяет. А вот это местечко лучше обойти подальше или побыстрее проскочить.
Его толстый палец с кривым, крошащимся ногтем миновал надпись «Поганое болото» и уперся в крестик на карте, над которым было коряво написано «Нехарошее место».
– А что там такое? – спросил Айрон.
– Говорят же вам – не знаю, со слов Сеньки рисовал, – буркнул Греков, отводя глаза. – Может, мутант какой поселился, может, еще какая хрень. Вот тут, значит, развалины – не доходя большого пруда. Это бывший птичник, но там как раз птиц давно нету, все по лесу бегают на воле. Справа прямо на берегу – конюшня. Сенька говорил, лошади одичалые иногда бродят в парке. А если слева пруд обходить, то там как раз на холме, чуть поодаль, дом за оградой стоит. Если по проторенной дороге идти, прям к нему выйдете. Будет площадка такая небольшая – справа жабий ров, лучше туда не попадать – до костей обглодают. А потом изгородь чугунная, ворота со львами и ограда. А слева – церковь. Тут уж сами выбирайте, куда вам нужней, – и он опять загоготал. – А если вдоль пруда идти, то вскоре будет Львиная пристань, а потом дороги снова вместе сходятся, и все ведут в усадьбу Деда Мороза. Только я вам туда не советую соваться – там в лесу уже совсем нехорошие звери водятся.
– А тут что? – спросил Литвин, ткнув пальцем в жирный знак вопроса, поставленный чуть поодаль.
– А тут, значит, она самая и есть. Избенка того самого Деда Мороза, которым у нас ребятишек пугают. Говорят, там теперь логово мутантов, – заявил Греков.
– А почему так обозначено? Почему вопросительный знак?
– Это у Сеньки надо спрашивать, – озлился Греков. – Может, встретите его там, тогда сами и поинтересуйтесь. Да, и еще – по ночам на болоте кто-то воет.
Все переглянулись.
– Откуда ты знаешь? Ты ж сказал, туда никто не ходит.
– Слышали люди. И сам я однажды слышал. Поднялся наверх, хотел по магазинам окрестным пошарить. И слышу – со стороны парка вой. Тоскливый такой, мне сразу идти расхотелось, наскоро похватал что-то – и обратно вниз.
– Ага, понятно, – хмуро сказал Айрон. – Держитесь подальше от торфяных болот, по ночам силы зла властвуют там безраздельно.
– Чего? – удивился Федор.
– Да нет, это я так, – буркнул Айрон. – На самом деле – ничего хорошего.
Айрону показалось, что эта тема вообще была Грекову неприятна, и когда разговор зашел об избушке Деда Мороза, тот сразу попытался увести беседу в сторону, завел о другом.
– Ладно, – сказал Крот, – так когда выходим?
– По мне, так хоть сегодня в ночь, чего тянуть, – отозвался Греков. – Значит, уговор такой – я провожаю вас до входа в парк и обратно иду, а вы уж там как хотите. Я вам рассказал, что знаю, а если там еще какая-нибудь дрянь завелась с тех пор, то я не виноват. Я предупреждал – место нехорошее, гиблое. Но уж коли вам так приспичило, не мне вас останавливать. И возьму с вас по-божески – сталкеры должны друг друга выручать. Шесть рожков – и мы в расчете.
– Ничего себе! Это сколько там от метро до входа в парк, ты говорил? Полкилометра не будет, небось, – и за это шесть рожков? Это называется по-божески?
– А ты не учел, что местность сложная? – вызверился Греков. – На рынке до сих пор черт знает что творится, пауки – это еще самое малое, на что там можно нарваться. Горгонов по дороге хренова туча, причем они все время куда-то переползают.
– Горгоны ходить не умеют! – возмутился Крот.
– А вот не надо мне лапшу на уши вешать! Чего они там умеют или не умеют, мне однофигственно, но только почему тогда они сегодня у одного дома под окнами торчат, а завтра – уже возле другого во дворе щупальца свои мерзкие топырят, кустами прикидываются? А про парк я вообще молчу. Зачем вы туда идете – не мое дело, но ежели я по дороге туда или обратно сгину, то вам тут всем, вместе взятым, меня не заменить. Я один тут все знаю, все ходы и выходы, я здесь – единственный и неповторимый, зарубите на носу. Может, там у себя вы – лучшие, а уж здесь – извиняйте. Если пропаду – комендант вас всех заставит вместо меня станцию жратвой обеспечивать.
– Все равно это чересчур, – стоял на своем Крот. Его поддержал Следопыт:
– Слышь, мужик, ты не зарывайся. Если что, без тебя обойдемся, сами по карте дорогу найдем – мы тоже не вчера первый раз наверх поднялись.
– Ладно, четыре рожка – и считайте, что вам крупно повезло, – скривился Греков.
В конце концов, сговорились на трех, Греков обещал зайти за ними через пару часов после ужина. После его ухода Искра, до тех пор не вмешивавшаяся в мужские разговоры, тихонько спросила, ни к кому не обращаясь:
– Интересно, он знает про кодекс сталкера?
– Вот я как раз об этом вчера и говорил – сталкеры бывают разные, и жлобы среди них тоже попадаются, – хмыкнул Медный. – Подожди, поживешь с мое – еще и не то увидишь. Кстати, у меня такое чувство, что Дед Мороз здесь – это что-то вроде буки. Я вчера шел по станции и слышу – какая-то мамаша говорит ребенку: «Будешь плохо себя вести, тебя Дед Мороз заберет».
– Други мои, – примирительно сказал Литвин, – не надо забывать, что Дед Мороз – и впрямь персонаж неоднозначный. Истоки его – еще в славянской мифологии, когда Морозу оставляли угощенье на крыльце, чтоб приходил зимой, покрывал поля снегом для хорошего урожая и не являлся летом. Снегурочку ему в помощь подбросили гораздо позже. Сначала это был вполне себе языческий дух, и видимо, недобрый, раз его старались задаривать. После революции же одно время вообще пытались запретить отмечать Рождество, но через несколько лет отменили запрет, потому что народ не желал забывать привычный праздник. Церковь тоже неоднозначно относилась к, по сути, полуязыческому празднику. И если вспомнить русские сказки, там Дед Мороз не только подарки раздает – того, кто ему не понравился, может и насмерть заморозить. Как в той сказке, которую ты не до конца рассказал, – повернулся он к Медному. – Ведь потом в избушку отправилась родная дочь старухи, надеясь на богатые подарки, а вместо этого дедушка ее заморозил за то, что она ему нахамила. Так что с ним лучше обращаться вежливо. А усадьбу в парке сделали, чтоб детей развлекать. Вообще-то настоящей родиной Деда Мороза считается Великий Устюг, а здесь – так, резиденция. И построена она была совсем незадолго до Катастрофы, в начале двухтысячных. В общем, про деда то вспоминали, то забывали, но миф этот оказался живучим, прошел испытание временем, никакие декреты не смогли его уничтожить.