Метро 2033. Сказки Апокалипсиса (антология)
Шрифт:
— А тебе? Тебе чего там надо?
— Мне-то? Друзей повидать… Диньку Горина, дурачка бородатого… Ну, и еще чего-нибудь! — Лев рассмеялся.
Девушка недоуменно смотрела на него, а потом захохотала и сама. И только пёс завыл, подняв морду к небу…
Лев замолчал. Всё-таки хорошо, что в палатке темно, и девочка не видит слёз.
— Дядя Лев? Ты спишь? — Оленька говорила шёпотом, словно боялась его разбудить.
Он ответил в тон девочке, тихонько, чтоб услышала только она.
— Не-ет.
— Не будет. Она добрая. А Великий Гудвин исполнил все желания?
— Конечно! На то он и великий. Эля нашла родителей. Железному дровосеку дали красивое шёлковое сердце, и оно теперь билось у него в груди. Страшиле дали самый большой ум. Теперь, когда он думал, то у него в голове шевелились иголки и булавки, из которых этот ум состоял.
— А Лев? Он стал храбрым?
— Конечно! Гудвин сварил ему напиток мужества, Лев выпил, и стал самым смелым львом… Спишь?
Девочка не ответила. Наконец-то, уснула.
Лев усмехнулся. Всё бы так как в сказке… Нет, конечно, им помогли тогда. Здорово помогли. Только, вот, не все желания можно исполнить. Не все… Ко-то всегда остаётся немного обделённым. Но, кажется, не в этот раз: наконец-то и его желание исполнилось. Вот оно, тихонько посапывает в темноте. А с Бастиндой он договорится… Не подерутся, глядишь. А уж он будет хорошим отцом. Настоящим!
Александра Тверских
«Там, где бродят волки»
Чиж не знал, с чего все началось. С Анечки и ее странной сказки на ночь, или с поселенцев в темной норе. С полутемной комнаты и осуждающих взглядов, или с дома, омытого зеленой речной водой. А может, вся его жизнь, вешка за вешкой, тянулась к неизбежному финалу. Заранее отмеренная и расписанная, ведь сказочный герой всегда лишен собственной воли. Лишь по прошествии времени Чиж понял, что теперь ему все равно.
В подсобке было душно. Жестяная лампа на столе чадила темным вонючим дымом. Всякий заходящий тут же морщил нос от запаха паленого жира, но все же спешил занять свое зрительское место, где-нибудь в первых рядах. Вокруг стола начальника и шаткого стула перед ним, на котором устроился Чиж, собралась уже изрядная толпа. Восседавший за столом Охотин, командир поселковых, на движущихся вокруг людей не смотрел — вот уже два десятка минут сверлил Чижа неприязненным взглядом.
— И близко ты его видел? — задал очередной вопрос Охотин.
— Как тебя сейчас.
Толпа осуждающе загомонила. Чиж поднял глаза и осмотрел людей, будто только теперь их заметил. Грязные хмурые морды поселковых, и физиономии почище, злые и мятые со сна. «Кроты», жители подземелья. Обе группировки, заклятые соседи и союзники, пялились на Чижа с одинаковым раздражением. В тусклом свете по лицам метались причудливые тени, превращая толпу в злых глиняных истуканов.
— Чижов, чтоб
Чиж узнал голос главного кротовьего прихлебателя, секретаря Антона, за глаза зовущегося Истеричкой. Отвечать не стал.
Охотин шарахнул по столу кулаком, так, что жестянка с жиром подпрыгнула и огонек замигал. Галдеж мгновенно прекратился.
— И как он выглядел? Было что-то странное?
Чиж не знал, что отвечать. По правде, каждый из присутствующих видел этого ребенка и поболее раз, чем он сам. Каждый день могли смотреть и на сына, и на мать. Мутантов, да, видели не все. И еще меньше после того остались живы. Чиж с ними сражался редко, однажды чуть не подрали в клочья. И как сравнить их с маленьким ребенком? Да почему вообще спрос с него, поселкового?
— Не знаю.
— А ты подумай, Чижов, подумай…
Сосредоточиться было сложно. Вонь, обозленные люди вокруг. Некстати начало чесаться запястье под протезом. Чиж прикрыл глаза и принялся усердно думать.
— …Красная Шапочка ответила «Никуда я не пойду с тобой, Волк! Мне страшно!». А Волк ответил, что если уж бояться кого-то, то точно не его. «Люди пострашнее некоторых мутантов будут», — сказал Волк и крепко взял девочку за плечо…
Тихий голос расслаблял, убаюкивал.
— Пять минут!
Чиж открыл глаза, перевернулся на бок.
— Чего?
— Долго валяешься, говорю. Пять минут на сборы и выметайся.
Сквозь полуопущенные веки Чиж смотрел, как Анечка собирает его вещи с пола и швыряет на кровать. В отгороженной фанерой каморке было тесно, и свет падал только из занавешенной старым брезентом двери. У порога сидел мальчик, возюкал по полу бесколесую машинку. Лицо ребенка прикрывал капюшон ветровки.
— Я устал сегодня.
— Смена скоро.
— Мне не надо никуда идти, — попытался спорить Чиж.
— Не мое дело, — огрызнулась Анечка.
С потолка капнуло. Чиж вытер мокрый след со лба, взглянул вверх, на покрытый плесенью бетон, и подумал, что никогда не сумел бы так жить. В темноте и сырости, среди крыс и слизней. «Кроты» все были бледные и чахлые, часто кашляли кровью. Чиж считал, что лучше уж на поверхности окочуриться. Потолок давил на голову. Он сел на койке, одной рукой выволок из вороха одежды штаны.
— Мам, а что дальше было?
— Волк привел Красную Шапочку в свою нору на склоне горы. Нора та была глубокая, за тяжелыми железными дверями, и было там светло и просторно. Столько света, аж глаза резало. И все белое, чистое. «Мне страшно здесь», — сказала Красная Шапочка, а Волк только рассмеялся.
Чиж тоже хохотнул, и Анечка обернулась к нему.
— Ты еще здесь?
— Нет, уже ушел, — ответил он, застегивая куртку. — Слушай, я тут подумал. Может, я как-нибудь тебя…
— Нет, — прервала его Анечка. — Не ты, не меня и никогда. Давай, пошевеливайся.