Метро 2035: Эмбрион. Слияние
Шрифт:
Как шить и говорить по-английски, водить трамвай и покупать билеты на самолет, смешивать лекарства и гулять с собакой – обычной глупой шавкой, метящей встреченные по пути столбики. Не мортом.
Впрочем, теперь он знал и происхождение самих мортов и совов. Вот уж никаких секретов, откуда они взялись – из соседней камеры, из S-трансформатора. Теперь постепенно их найти и уничтожить – и его личная задача. Так положено. Этого требует Сфера. Он впитал все знания всех питомцев и взамен отдал им свои.
Не было только эмоций. Все телесные воспоминания оставались обычными фактами, зарегистрированными мозгом и аккуратно сложенными в шкаф «Былое» на дальние полки. Они не радовали и не сердили, не вдохновляли и не служили препятствием для жизни дальше.
Они просто имели место быть.
Говорить вслух необходимости больше не было.
Ираида посмотрела на опустивших оружие питомцев, отходящих от двери камеры трансформатора. Потом на графики. Черт ногу, конечно, сломит: в такие вот моменты ей особенно остро не хватало профессора. Вникнуть. Разобраться. Скрипучим голосом вынести вердикт – что, собственно, произошло на этот раз.
С одной стороны, все ясно – инициация состоялась, характерные изменения работы мозга есть: стерты изначальные слои, утрачен эмоциональный круг. Масса мелких деталей, такое не подделать. Потенциальный питомец стал реальным, да и пополнение банка воспоминаний и умений состоялось. Если бы она могла ходить, то хоть сейчас изобразила бы пару приемов борьбы из арсенала Базы-2. Или открыла бы без инструментов банку тушенки, легко и привычно.
Если бы она могла ходить…
При этом некая невнятная аномалия тоже проявилась. Вот эта кривая не туда, и пиковые значения смещены. Не по ее уму это, увы, но так. Не разобраться. Остальные питомцы и вовсе не специалисты, ей они не помощники в этом деле. Их знания о процессе – копия ее навыков, эхо от эха профессора.
– Выключайте установку, все получилось, – услышал каждый из них, считая и Ката.
Бывший сталкер неторопливо встал, потягиваясь. В одном ему не наврали точно – он словно преодолел болезненный кризис, организм снова стал верным помощником, а не затаившимся врагом. Опухоли не пропали, но он откуда-то знал, что их рост остановлен, а новых не будет.
Великая Сфера не только меняла разум, но и помогала ему лечить тело. С того света не вернет, да и искалеченным ногам Ираиды не поможет, но определенные способности к регенерации тканей появились.
А еще ощущение, что так и было всегда, настолько плотно переплелись полученные умения с собственными – не разделить, не разрезать.
А вот по поводу Фили ему соврали. Она жива. Правда, этот факт не вызвал прилива радости. Вообще ничего не вызвал. Еще один факт из бесконечной копилки таких же.
Кат глянул на угасающие сферы вокруг, на темное пятно неработающего шара. Зачем он это сделал? Неизвестно.
Не имеет значения.
Пустой факт из числа бессмысленных человеческих поступков, копаться в которых ему больше нет причин. Он перестал быть человеком, он стал частью целого, и это – без эмоций, просто как зимний костер в убежище – грело.
Теперь все стало правильным. Только теперь.
Он закинул за спину рюкзак и пошел к уже приоткрытой механизмом двери. И только тонкая черная полоска где-то на краю сознания, на узкой границе между жизнью и смертью, билась слабым пульсом, храня нечто от него прежнего.
Пусть там и остается, в его новой жизни от нее нет никакого толку.
5. Научные споры
06 июля 2013 года. Воронеж. Лаборатория
– Кнутов без сознания! Срочно медиков и… гасите уже свой коллайдер. Не до экспериментов. Бардак, а не научное учреждение особого, между прочим, режима. Высшей, мать вашу, секретности!
Васильев нервно почесался. Какие уж здесь пляжи и пиво – подчиненные ему ученые пошли вразнос. Собаковод этот спятил, похоже, а ведь были и раньше симптомчики. Лучше бы они пили, что ли…
Хотя нет. Если б пили – вообще все разнесли бы к чертям.
Поднялась суета. Дежурный врач из медблока, торопя двух лаборантов с носилками, под мышки вытаскивал из приемной камеры А-трансформатора обмякшего Кнутова. Обмочился, похоже, мученик науки – вон мокрый след по полу тянется за подошвами.
Профессор, не обращая внимания на пострадавшего, что-то втолковывал Ираиде, та кивала, поглядывая на приборы. Из приоткрытой двери своего кабинета выглянул Шварцман – кабинка энергетика традиционно отдельно от общего зала. Что на ракетной базе, что у этих… мозгоправов. Военные традиции, святое дело. Даже если не нужно.
Особенно когда совсем ни к чему.
– Реактор в норме. Но вот график потребления энергии – нештатный, – сообщил он. – Надо бы запустить проверочный цикл.
Профессор очутился рядом с начальником и, нависая над ним, тощий как цапля, размахивал руками:
– Товарищ полковник! Нельзя останавливаться сейчас, в этот момент! Мы на пороге грандиозного открытия…
– А я думаю – надо прекращать, – буркнул начальник. – До выяснения. Сейчас безопасник утихомирит вашего зоолога, собачек в клетки вернут, тогда и подумаем. Опять же лаборант без сознания.
– И я думаю – опасно! – процедил со своего места Шамаев. Несмотря на вентиляцию, лысина у него вспотела и отсвечивала в холодном свете ламп. – Мою часть эксперимента требую отложить. В полном объеме вы мне действовать не позволяете, к чему тогда полумеры? Опять же на досуге пересчитаю цепи подключения, тогда и…
– А срыв графика? Что нам скажут в Москве?! К тому же – все живы, нет причин беспокоиться. – Профессор Веденеев обернулся в поисках поддержки к Ираиде: – Товарищ Зосс! Вы-то меня поддерживаете?
– У нас тут что, диспут, блядь?! – взревел вышедший из себя полковник. – Да я задницей отвечаю за все происходящее! А у вас явные недоработки! Я сам кандидат технических наук, не где-либо там. Понимать умею.
Профессор Веденеев пожал плечами. Ираида молча кивнула. Вроде как поддерживала, но и гнев начальства на себя переключать не стремилась.