Метро 2035: Эмбрион. Слияние
Шрифт:
– Нет. Это ты их исполняешь… – наконец-то понятно ответил огонь. – Я – всего лишь ветка, до которой ты дотянулся сорвать яблоко.
– А выше?.. Есть что-то еще там, на следующей ветке? – Шамаев уже шептал, тихо, так, что чувствительные микрофоны установки не улавливали звук.
Но пламя его услышало:
– Конечно. Всегда есть что-то выше, мой раб… Мой хозяин… Но – пользуйся этим, те ветки не для тебя.
Нестерпимо ярко вспыхнувший свет прервал голос пламени, пинком отбросил его назад, как нашкодившего щенка.
Шамаев пошевелился. Молнии, плясавшие
– Мне нужно наверх, – уверенно сказал Шамаев микрофонам установки. Не шевелясь, даже не делая попытки встать из кресла. – Мне нужно в больницу.
В открытую дверь уже вбегали профессор и лаборанты, но он так и сидел, откинувшись на спинку кресла всем телом. Левая рука дернулась, подскочив над раскрытым фиксатором, и тяжело упала вниз, свесившись почти до пола.
– Я не чувствую тела…
Его вытащили из камеры прямо на запасных носилках, предусмотрительно принесенных из медблока. Лифт ждал, но везти придется действительно наверх и думать, как доставить в больницу.
– Пожалуй, хватит на сегодня… – растерянно сказал профессор.
Три эксперимента, три явных неудачи. Вместо прыжка в неизведанное, вместо включения в ноосферу Земли – какой-то, прости господи, облом. Расчеты Шамаева, по всей видимости, тоже не сработали. Из трех начальников отделов в строю осталась одна Ираида, а у нее туго с идеями. Такой уж она человек.
В зал из пассажирского лифта выскочил Васильев в сопровождении двух автоматчиков охраны. Это даже не бешенство – полковник был не на грани, а далеко за гранью срыва.
– Что еще?! – заорал он с порога. – С ним-то что? Я сказал прекратить всякую деятельность, ослы ученые! Мудаки, бля, там ваш Вольтарян поубивал охрану и сбежал!
– Он такой же наш, как и ваш, – заметил профессор. – У нас тоже серьезные проблемы. Шамаева срочно надо в клинику.
Сам ученый лежал на носилках, картинно свесив вниз руки. С его телом все было в порядке, просто неумолимая сила, быстро подчинявшая себе волю и лепившая из внутреннего пластилина нового человека, требовала оказаться в одиночестве. Одному. Совсем одному. Идеально – посреди поля, раскинув руки крестом и глядя в небо, пока оно не потемнеет к ночи. Не проступит точками равнодушных звезд.
– На хера? – спросил полковник. – В медблок! Режим секретности, не забывайте.
Профессор приподнял бровь. Для его сухой и неэмоциональной натуры это было признаком сильного удивления, хотя человек попроще сейчас орал бы в голос:
– В клинику ФСБ, полковник, не валяйте дурака. В медблоке из-за вашей постоянной экономии всего одно место, а там Кнутов. Он без сознания, вряд ли стоит везти его через полгорода.
Полковник, оглянувшись на неизвестно зачем приведенных с собой бойцов, плюнул на почти стерильный пол зала:
– Куда хотите… Вы ж меня под трибунал, с-с-суки…
Он мешком повалился в ближайшее кресло и начал растирать грудь. Под грудиной и слева что-то жгло изнутри, распирало, слегка онемела левая рука, и было ему почему-то страшно. Очень страшно, что он умрет прямо сейчас, среди толпы этих уродов.
В спину словно воткнули раскаленную спицу, какими бабушка в детстве вязала маленькому Васильеву носки, и мерно проворачивали, норовя дотянуться до сердца.
Веденеев махнул рукой лаборантам: увозите Шамаева наверх. После нажал кнопку вызова врача из медблока. Кнутову пока хватит и медсестры, а вот если загнется начальник – худо будет всей лаборатории.
Шамаев прикрыл глаза и дождался, пока его вытащат из лифта на верхнем уровне. На посту царила паника: у одной стены тела убитых, на полу лужа крови – ее правда так много в человеке? – в которую едва не наступил лаборант.
– В клинику. Приказ Васильева, – лежа простонал Шамаев троим бойцам в бронежилетах и касках, настороженно взявших их на прицел. – Минивэн на месте?
Старший кивнул. Служилось здесь тихо и сытно до этого чертового дня, а теперь не знаешь, что и думать. Кого слушать. Этот, на носилках, один из начотделов вроде, руководство… Правда, сбежавший с собаками тоже из этих.
Дурдом. Ночной пожар на городской свалке. Портал в ад.
– Езжайте. На месте. Ключи на щите, – наконец решился он.
Минивэн лаборатории выехал из гаража, сопровождаемый визгом покрышек. Лаборант слишком нервно отнесся к состоянию Шамаева, что было последнему на руку, конечно, но так и разбиться недолго.
– Скажи ему, пусть не гонит. Нам только аварии не хватало! – слабым голосом попросил он второго парня в соседнем кресле. – И позвони в приемное, пусть ждут на въезде.
За окнами мелькали дома. Суббота, город почти пустой, все, кто смог, разъехались по дачам. Так они домчатся быстро, а это было совсем не нужно. Шамаев вообще не собирался ни в какую клинику, ему остро хотелось спрятаться от людей. Черное пламя бушевало внутри, проступало на коже невидимыми другим узорами, ковало и плющило личность.
– Останови машину, – приказал он своим обычным уверенным тоном.
Водитель кивнул, но не успел нажать на тормоз – что-то полыхнуло над городом, разноцветное, как северное сияние. Или как молния в шарах Теслы.
Вся электроника черного «транспортера» умерла мгновенно. Погасли лампы, откинулись влево стрелки приборов.
С трудом удержав машину с отключенным гидроусилителем, водитель едва не врезался в столб, но умудрился остановиться. Микроавтобус подпрыгнул на бордюре, наполовину заскочив на тротуар.
– Что за херня?.. – испуганно сказал второй лаборант. – Вы целы, товарищ…
– Молчи. Слушай. Выполняй, – с расстановкой сказал Шамаев.
Лаборант сжал голову руками и кивнул, его лицо исказилось от боли. Казалось, что-то невидимое с размаху ударило его в мозг тяжелым подкованным сапогом.
– Пламя… Великое черное пламя, братство всех во имя вас… – внезапно сказал он и поднял голову.
Глаза у него были совершенно пустыми, как у куклы. В расширившихся зрачках, застывших, мертвых, плясали языки черного огня. Потом эта тьма расползлась дальше, будто поедая белки, сливаясь в блестящую неподвижность.