Метро 2035: Питер. Война
Шрифт:
Макс оглянулся. А где Убер?
Скинхед сидел на полу рядом с койкой и держался за голову – лицо белое, как бумага. Иногда скинхед принимался скрипеть зубами и раскачиваться. Макс вспомнил изуродованный шрамами затылок Убера и передернулся.
Как он вообще выжил? С такими травмами?
Убер почувствовал его взгляд и поднял голову. Белки глаз красные, страшные.
– Живой, брат? – спросил Макс.
– Ага. Не… обращай внимания… Я в порядке.
– Сомневаюсь.
Убер обхватил ладонями железные столбики кровати, стиснул –
– Профессор, – сказал он через силу, – вы образованный человек… Как называется усилие, от которого мозг болит?
Лебедев оторвался от Сашика, поднял брови – седые.
– Удар в челюсть вы имеете в виду, молодой человек?
Убер, несмотря на изуродованное страданием лицо, засмеялся:
– Ну, и шуточки у вас, профессор!
– Что вы, – сказал Лебедев растерянно. – Я… я вовсе и не думал шутить. Простите.
Убер замолчал, лицо вытянулось – теперь уже не от боли.
– Вы уникальный человек, профессор. Я серьезно говорю. Я с вас балдею.
Вскоре их подняли «нянечки» и повели строиться. Это называлось «поверкой».
Группу выстроили в межтоннельной сбойке. Традиция. Воспитатели тут носили пижонские белые халаты, а «нянечки» по-простому – что удобней, то и носили. Хунта нависал над низкорослыми воспитателями, как темный засаленный утес.
– Трудновоспитуемый Убер! – начал читать воспитатель.
– Я! – отчеканил скинхед. Макс почувствовал нотки издевки за внешней четкостью ответа.
– Трудновоспитуемый Лебедев!
– Я!
– Трудновоспитуемый Кузнецов!
– Я!
– Трудновоспитуемый Лемешев!
– Я! – откликнулся Макс.
– Трудновоспитуемый…
– У кого жалобы, шаг вперед! – приказал Хунта.
Никто не вышел. Дураков нет.
Младший воспитатель Скобелев (он же Скобля), холеный, самодовольный, в сером фланелевом костюме под белым халатом, повернулся к начальству:
– Товарищ Директор, перекличка закончена. В наличии двадцать шесть воспитанников. Больных нет, отсутствующих нет. Отчет сдал младший воспитатель Скобелев. Разрешите приступить к трудотерапии?
Директор милостиво кивнул. Мол, конечно, конечно. Мятое лицо, редкие волосы. Макс впервые видел его так близко.
– Работайте, негры. Масса одобряет, – почти не шевеля губами произнес Убер. Макс подавил смешок. В строю захихикали.
Скобля повернулся к строю, кивнул «нянечке». Хунта заорал:
– По местам!
Дюжие «нянечки» повели колонну к месту работы. Трудновоспитуемые брали тачки и становились в очередь к земляному отвалу. Дальше в тоннеле находилась огромная машина-компрессор, оставшаяся со времен метростроя, – от нее тянулись шланги к отбойным молоткам. Молотками ломали кварцевые пласты, тачками вывозили породу.
Временами машина работала, но чаще – нет. Пока механики в синих комбинезонах – наемные «мазуты» с Техноложки – возились с ней, в воздухе волнами перекатывался
Подошла очередь. Макс взялся за тачку, но фланелевый воспитатель покачал головой: не надо. Подозвал к себе – небрежно, чуть ли не пальчиком. Макс сжал зубы. Ничего, мы с тобой еще посчитаемся…
– Трудновоспитуемый Лемешев, вас хочет видеть Директор, – сказал Скобля официально.
Макс усмехнулся.
Кабинет Директора размещался под платформой станции, в некогда роскошном, по меркам метро, служебном помещении.
Сейчас от былой роскоши остались только следы – плакат «Соблюдай технику безопасности!» на стене, синий машинист смотрит сурово; несколько обшарпанных металлических шкафов; канцелярский стол. В углу замерло кресло, продавленное посередине. Коричневый дерматин расползся, обнажив фанерное дно – обрывки поролона выглядели, точно плоть в месте укуса.
Плоть, из которой вытекла вся кровь. Макс вспомнил о дурацкой теории групп крови и усмехнулся.
Он помешал чай ложечкой, но отпить не решился. Макс отвык от горячего, а тут даже металлический подстаканник ощутимо нагрелся. От коричневой поверхности поднимался пар…
– Вы угощайтесь, – предложил Директор.
– Я угощаюсь, – сказал Макс. Интересно, что происходит? Зачем? Ладно, сформулируем по-другому. Макс прищурился. Почему именно сегодня?
Директор подошел ближе. Среднего роста, с виду не очень сильный, он, однако, рискнул остаться один на один с воспитуемым. Храбрец. Макс был известен как человек, создающий трудности. Несколько драк, конфликты с другими воспитанниками, дерзость и упрямство…
Неделя карцера не смогла исправить его характер.
Зато волосы немного отросли.
– Мне кажется, вы озадачены, – сказал Директор. Какой милый человек, подумал Макс с иронией. Сейчас поинтересуется, нравится ли мне чай.
– Чай не слишком горячий? – спросил Директор.
Я бы мог вырубить его, подумал Макс. Взять в заложники и выбраться отсюда.
– Что? – спохватился он.
– Как вам чай? Не слишком горячий?
Макс запоздало отхлебнул. Не чай, конечно – хотя он все равно толком не помнил вкус настоящего чая. Помнил Макс только одно – чай должен быть сладким. Этот – был.
Офигенно, правда.
– Очень вкусно, – сказал Макс. – Вы за этим меня позвали, Директор? Чтобы узнать мое мнение о вашей заварке?
Директор улыбнулся. Зубы мелкие и ровные, на некотором расстоянии друг от друга. Странная манера речи – словно уговаривающая, с доверительными (с чего бы вдруг?) интонациями. Обменявшись с Директором парой фраз, Макс невольно начал гадать – откуда мы с ним знакомы?
Прием. Очередной дешевый психологический прием.
– И это тоже, – сказал Директор. – Впрочем… Вас ничего не удивляет? Может, у вас есть вопросы?