Метро 2035: Преданный пес
Шрифт:
Второй заряд разорвался прямо на пути троицы, старательно тащившей последнего «ежа», замкнувшего бы выезд с Москвы. Ударился о крепко сцепленные между собой куски рельсов, разлетелся ослепительной вспышкой, раскидав в сторону воющих Братьев, тут же охваченных беспощадным огнем.
Третий ударился о паровик, прямо в лобовую броню, рассыпался сияющими брызгами и попал в щели между наклонными плитами. Паровик пер себе дальше, хотя изнутри, через ближайший к носу порт, вдруг возникло густое облако чего-то загоревшегося, тут же смешавшегося с паром. Трамвай накатил на перекресток, снеся к чертовой матери замешкавшего рейдера, который не успел выстрелить в летящую машину и старался теперь помешать всем своим огромным телом…
– А-а-а! – Зуб заорал, видя лазейку для «ласточки», узкую полоску крошащегося асфальта. – На-а-а-а!
Дикое и первобытное, замешанное на страхе и желании жить, рвалось наружу этим воплем. Машина вильнула влево и тут же, подчиняясь выкрученному рулю, ушла направо, едва не клюкнув бортом в никак не останавливающийся паровик.
А тот вдруг дрогнул изнутри, на глазах набух и лопнул, взорвавшись рыжими жадными языками пламени. Рвануло громко, докатившись даже внутрь «ласточки», чудом удержавшейся на выщербленной трассе и сейчас с трудом выравниваемой Зубом.
Грохнуло еще раз, разлетаясь в труху от рвущихся пороховых зарядов, наверняка вытащенных из упаковки, куда порох прятали мастера «Коммунара», поставлявшие боеприпасы всему городу.
Зуб вдавил газ и понесся вперед, понимая, как быстро нужно набрать скорость, ведь сейчас…
Шарахнуло так, что он чуть не обоссался со страху. Зазвенело по крыше, авто тряхнуло и чуть не повело. Рванула паровая машина, потревоженная разрывами и точно треснувшая в котле и прочих хитрых механизмах. Трамвай мелькнул в зеркале, разлетающийся и уже мертвый, похоронив с собой раскиданный вокруг весь свой экипаж.
Грохот оглушил. Зуб потряс головой, звеневшей изнутри, пальцем поковырял в ухе и замер. Сзади, треща выхлопами, за ним на байках неслись незамеченные Братья Ветра.
Глава третья. Новая счастливая жизнь других
Бороться и выживать – две разные вещи
– Очухался. Эй, скотина, вставай!
Снова-здорово?! Ну да, так и есть, йа. Хаунд глядел на подошвы. Подошвы стояли у самого его носа, больше ничего не было видно.
По подошве можно многое понять о ее хозяине. Не сказать, что он увлекался изучением обуви, но голова-то ему нужна не только, чтобы в нее есть, йа. А с его-то родом деятельности приходится разбираться во многом. Особенно в свихнувшемся мире вокруг.
Этой обуви крепко доставалось последние… да все последние месяцы ее жизни. Сделано вручную, тачали не особо на совесть, но добротно. Резина от покрышки, рубчатая и неубиваемая обычной ходьбой. Кожа на подметках и ранты сшиты толстой искусственной нитью. Следы от воска, старые и недавние, впитавшие грязь с пылью. Едва ли этим ботинкам год, а заношены, как за несколько лет. И не только из-за многих пройденных километров. Просто хозяин свинья и не следил, вот и все. Но достаток есть.
В принципе, Хаунд и так это прекрасно понимал, ведь подошвы и все, что выше, и голос принадлежали свинорылому. Но так было проще справиться с огнем в правой руке, пониманием случившегося, и ожидать будущее.
– Подъем, еба, ты не понял?!
А вот и Пантыкин. И врач, красивая Ольга Николавна, собственной персоной, в зеркально блестящих сапожках, сшитых по аккуратным узким ножкам.
– Он молодец. – Докторица присела рядом, потрепала Хаунда за щеку. – Я дам несколько бинтов, мазь и порошок. Три раза в день менять перевязку и принимать лекарство. По щепотке… хотя ему по полторы, он же большой мальчишка.
Пес поднялся. Дернул целой рукой, ожидая звяканья, и не ошибся. Отстегивать его никто не собирался. Как он только не задохнулся, повиснув на ошейнике?! Кожа под бородой ощутимо саднила, порванная при падении. Ничего, заживет… наверное. А в собственную записную книжку плохишей и негодяеек он занес еще одну личность. Вот этой вот, красотки-коновалши, всего лишь выполняющей свою работу.
Это же так честно будет звучать, когда он возьмет ее тонкую и красивую шею свободной рукой. Длины пальцев хватит почти захватить ее в кольцо и сжать. Но не насмерть, такое удовольствие полагается растягивать. И тогда Хаунд снова услышит постоянно повторяемую мантру:
– Я просто делала свою работу, я просто пытаюсь выжить…
И действительно, все очень просто. Она просто пытается выжить в просто анклаве просто работорговцев. Все очень просто, всего лишь двадцать лет с Войны и, натюрлих, человек человеку люпус эст. Волк, то есть. Ну хорошо, пусть будет так.
– Стой спокойно и заведи руки за спину.
Он выполнил сказанное, стараясь сдержаться. Зверь внутри требовал крови и насилия. Требовал очень настойчиво и почти ощутимо. Как наяву, йа. Даже с одной рукой. Вторая же есть, а еще ноги, голова, клыки и когти на целых пальцах.
Ударить Пантыкина локтем правой, назад, пока тот ковыряется с браслетами на запястьях. Резко вверх, в челюсть, до хруста, заставив потеряться на несколько секунд.
Левой, наотмашь, хлестнуть по горлу врачиху, вскрыв ей сосуды и дыхательное горло с пищеводом.
Ногой размозжить свинорылому яйца, а пока тот будет корчиться, сломать основание черепа одним точным ударом сверху.
Вернуться к Пантыкину и, подарив себе наслаждение, сперва выдавить ему буркалы, а потом, подняв вверх левой, ударить лбом. Вогнать кость носа внутрь, до самого мозга. И…
Хаунд покосился на уже такой знакомый обрез и благоразумно повернул запястья удобнее. Ничего, в нем просто бездны терпения. Да и выбраться нужно из крепости, тут особо не разгуляешься, тем более раненым, йа.
– Спасибо, Ольга Николавна, – буркнул свинорылый и подтолкнул Хаунда в спину.
Давешняя красивая баба, явно устав ждать, смотрела на каждого из них прямо со злостью. И даже не пожелала посочувствовать бледному бедному мутанту-красавцу с рукой в кровавых бинтах. И даже сплюнула себе под ноги. Эх, люди-люди…